До меня медленно начинает доходить. Вот и предмет охоты объявился! Я начинаю хохотать, чуть не падаю со стула, слезы текут по щекам.
- Ты чего? - обеспокоено спрашивает она. - Сдурел малость?
- Точно, сдурел! Верное слово! Ты кем там, в своем институте? Старый научный, а может, ведущий исследователь? Вирусы выращиваешь? - интересуюсь я.
Анна Петровна трезвеет на глазах.
- Тихо ты! Я уборщицей в зооуголке! Понял?
- Не волнуйся! Мне чихать, где ты служишь! Теперь чихать! В уголке так в уголке!
- Мне надо выпить и с кем-нибудь залечь! Ты понимаешь?! - шепчет она трясущимися губами. - Или я с ума сойду от страха! Тебе ясно или нет? - срывается на крик.
- Можешь больше не трусить! Ты всех переиграла! Ищейки тебя не обнаружили! Бойся случайной пули, ну там рикошетом от стены или еще как! Ну, ладно, специалистка, мне пора!
Заношу в ее прихожую стол и бегом поднимаюсь к себе. Все помешались на этих ядерщиках! А спец-то оказался совсем по другому оружию! Все! Срочно забыть! Достаю старую, грязную, засаленную телогрейку, надеваю сапоги, сую за голенище нож. Счет времени пошел на минуты, чутье меня не подводит в такие моменты. Снимаю со шкафа обувную коробку, извлекаю пистолет, проверяю автоматически обойму. Привязываю к нему шнурок, который закрепляю таким образом, что пистолет оказывается сзади на спине под телогрейкой между лопатками. Самое надежное место, если какой-нибудь случайный патруль затеет на улице обыск. На дворе, кажись, осьмнадцатый год или что-то около того. Во всяком случае, со своим внешним видом я бы там пришелся впору, привинчиваю к телогрейке жемчужину Ильичевой коллекции. Смотрюсь в зеркало. Медаль смотрится недурно. Надо еще взять два серебряных стаканчика и ложку с фамильной монограммой. Нет, это уже слишком! Собираюсь прихватить чужое барахлишко! Называется, вжился в роль! А может, я действительно Лев Николаевич? В конце концов, человек является тем, кем он себя в настоящий момент ощущает. И точка!
В подъезде неприкаянно слоняется Женька.
- Ого! - восхищенно произносит он, показывая пальцем на медаль. - У вас всегда такие классные вещички! Заслужили?
- Заслужили? Хорошее слово! Нет, брат, дали поносить! - "За разговорами может окончательно пройти жизнь..." - мелькает здравая мысль. - Нравится?
- Еще бы!
- У папаньки, небось, тоже такие есть? - проверяю напоследок, уже так, из праздного любопытства.
- А ну его!
- Ну-ну! Про родителей так нельзя! - укоряю назидательно мальчонку.
- А я с тетей Аней переспал, - неожиданно безразлично сообщает Женька.
- Ну, ты даешь! - искренне удивляюсь я.
- Она вообще-то баба ничего, но руки у нее, - он морщится и укоризненно качает головой. - Грудь и жопа хорошие, ничего не скажу! А вот руки... Я даже заплакал сначала.
- Ну, это все поначалу плачут, - утешаю его я.
- Тогда ничего, а то я подумал, что один я такой... дефект!
- Я тебе говорю - все! - повторяю, думая, что дело совсем плохо и по всем статьям надо срочно уносить ноги. Жаль, конечно, оставлять старинные часы. Рвется связь времен, рвется... Что поделаешь! И так задержался, дальше некуда! Машинально поигрываю ножом. Лезвие то выскочит, то снова спрячется. Женька заворожено следит за манипуляциями. Наконец произносит с вздохом:
- Я бы с удовольствием обменял нашу трехкомнатную на ваш нож! - и замолчал выжидающе.
- Это неравноценный обмен, - поясняю ему. - Квартира еще тебе пригодится. Будешь тетю Аню к себе водить... или еще кого.
Женька шутку не принимает:
- На кой черт она мне сдалась?! - подумав, мудро добавляет: - У нее и своя есть... Можно к ней, если что.
- Ладно, обдумаем твое предложение, - чтоб не огорчать пацана отказом, говорю я. - Вот что, Жень! Пора двигать? А то можем не успеть. Айда со мной!
- Я не могу! - горестно отзывается он - Мне отец квартиру приказал стеречь. Иначе, сказал, убьет!
- Так и сказал? Ну, это он пошутил! - стараюсь переубедить мальчонку. - Если уж так надо, сам бы и остался сторожить!
- Он не может! Мать в положении, и им пришлось срочно сваливать. Мать не хотела, плакала, но он заставил!
"А Михалыч-то - кремень мужик! Вот ведь сукин сын! Может ум вконец помутился?" - думаю я и спрашиваю у Женьки:
- Он, наверно, вконец соскочил, паразит хвостатый?!
- Да нет, я рад, что они уехали! Без них спокойней, а то душу целый день мотали! Жратва есть, денег оставил, так что не пропаду!
- Ну и дурак! - не выдерживаю я. - Все уже ушли! Ты что, один в доме останешься? Я с тобой только время теряю! Уже за стаканчиками не успеваю сходить! Вон и Анютки уже нет! - дергаю дверь ее квартиры. Она почему-то не заперта. - Ладно! Пока! Держи на память! - подаю Женьке нож и вижу радостное изумление в зеленых глазах. Треплю его на прощание по волосам и выскакиваю за дверь.
Крадусь к краю дома. За углом кто-то пыхтит и стонет. Осторожно выглядываю. У стены Анна Петровна с каким-то дезертиром усердно занимается любовью. Проклиная себя за сентиментальность, бросаюсь назад. Женька по-прежнему в подъезде, любуется ножом. Увидев меня, бледнеет.
- Что, передумали? - с жалкой улыбкой протягивает назад нож.
- Да нет! Позвонил сейчас твоим, они разрешили тебе уехать вместе со мной!
- Правда? - недоверчиво и обрадовано спрашивает Женька.
- Правда, правда!
- А куда, дядя Лев?
- Куда-куда, в лес конечно!
- Я хочу достать много денег! - неожиданно делится сокровенным Женька.
- Зачем? - интересуюсь, приоткрываю входную дверь и всматриваюсь в узкую щелку.
- Куплю себе шикарный костюм и... - мнется он. - И бабочку! Обязательно бабочку!
- Вот за это хвалю! - одобряю я. - В тебе просыпается настоящий джентльмен!
Мы быстро выходим. К дому подъезжают крытые грузовики. Союзники, ооновцы, сестренка? Нам наплевать! Мы прошмыгиваем в арку и бросаемся бежать, что есть духу! Пожалуй, нас бы никто не смог догнать! Ей богу, никто!
Широкий штриховой мазок, удивительная цветовая нюансировка рыбьей спины - все говорит о несомненном мастерстве художника! Безусловно, вспоминается библейская притча об Ионе, проплававшем в чреве кита три дня и три ночи. Переходим в следующий зал… - экскурсовод, весьма приятная женщина лет тридцати, уводит небольшую группку посетителей.
К картине подходит Михалыч. Вид у него холеный. За ним семенит корреспондентка с микрофоном.
- Я не даю интервью! - бросает он. - И при чем тут, спрашивается, Иона? Как все же неудачно раскрашена спина этого млекопитающего! Несомненное мастерство! Какая глупость! Обычный дилетант… правда, не без способностей. Вот это уже ближе к истине. Эти экскурсоводы - форменные болваны! Или... болванки? И не за пятьдесят тысяч, а за пятьдесят шесть! Все умудряются переврать! - брюзжит Михалыч, а сам посматривает на корреспондентку, включен ли у той микрофон. Да, включен, включен! Чего комедию-то ломать?!
- Пару слов для русской службы Би-Би-Си!
- Ну, если только пару, - милостиво соглашается Михалыч.
- Правда ли, что вы приобрели эту картину?
- Возможно.
- Говорят, вы переиграли и русскую контрразведку, и исламистов?
- Один мой старый знакомый ответил бы вам так. Все являются в этот мир с какими-то заданиями, а потом начинают играть и про все забывают. Иногда кажется, что любое задание лишь предлог для игры!
- Что помогло вам выйти сухим из воды?
- Разумеется, хвост.
- Я не ослышалась, хвост? Какой хвост?
- Естественно, мой! Была, правда, одна неприятность. Я его прищемил, по неосторожности!
- Было больно? - участливо интересуется корреспондентка, скрывая радостное изумление. Уж такого подарка она никак не ожидала.
- В том-то и дело, что совсем не больно! - хитровато улыбается Михалыч и достает из кармана колоду карт, задумчиво их тасует. - Вы представляете? Совсем!
Ну, это уж слишком. Я выключаю телевизор. Приятно, конечно, когда тебя цитируют. Но всему есть предел. В детской заплакал малыш. Слышу, как Элла подбегает к кроватке и начинает что-то ворковать. Малыш успокаивается. Интересно все же, чей это ребенок. Мой, Михалыча, а может, Ильича? Элла уверяет, что мой… Да, и по срокам вроде бы так… Хотя, кто его знает… Она же уверяла меня, что это я подарил ей "Игроков", и почти меня в этом убедила. Хотя я прекрасно помню, что она просто вульгарнейшим образом стащила картину перед самым отъездом. С другой стороны, это она все устроила с "Кристи". И благодаря вырученным деньгам мы можем наслаждаться жизнью в этом тихом, забытом богом уголке. А когда проедим "Игроков", приступим к коллекции Валентина Ильича. Незадолго до своей гибели, он отдал ее на хранение Элле. Его мучили дурные предчувствия. Так, во всяком случае, она это преподносит.
- Женька! Айда, купаться! - кричу вглубь дома.
- Сейчас, дядя Лева! - сразу же доносится в ответ.
Может быть, стоит научить Женьку преферансу, сражаться с компьютером мне уже изрядно надоело. Иногда мне хочется объяснить ему, что я не дядя Лева. Но стоит ли вносить путаницу в голову ребенка?
