Вообще-то однажды Мите уже приходилось встречаться с тещей. На свадьбе. Именно поэтому, как считает Тропинкин, она, свадьба, и не удалась. Валентина Ивановна была доставлена в столицу прямо накануне бракосочетания. И просто поставлена перед фактом: Катечка выходит замуж. За Митю. Валентина Ивановна, конечно, была сильно разочарована, что ее материнского совета никто не спросил.
В отместку будущая теща придумала рассыпать рис на головы новобрачным в не самом последнем московском ресторане. Закончилось все тем, что рисины попали жениху аккурат в плохо защищенный линзой с диоптрией -8,25 глаз, в результате чего потом Митька узнавал свою нареченную лишь по белому платью. Когда ему, уже ослепленному желаниями, подсунули под нос туфлю невесты, полную теплой водки, жениха, натурально, стошнило. К тому же вследствие утери линзы жених вел себя весьма странно: натыкался на гостей, прикрывал правую часть лица рукой и проносил ложку мимо рта. Из чего Валентина Ивановна, никогда не сталкивавшаяся в своей провинции с таким зрительным феноменом, как сильная близорукость, решила, что молодожен нажрался до неприличия. Она даже имела откровенность по-бабьи всплакнуть на торжестве по своей несчастной дочурке, доставшейся такому бесперспективному и беспомощному алкоголику. И сколько бы молодые люди ни убеждали женщину в том, что Митя — более чем приличный молодой человек, свое мнение она уже составила.
Надо ли говорить, что Митя не испытывал никакой тоски по новым родственникам. И даже радовался, что Гаврилов-Ям — это не Московская, а Ярославская область. И что поезда туда совсем не ходят, а автобусы ездят раз в сутки и билет на них стоит половину тещиной пенсии. Так что он чувствовал себя вполне защищенно и спокойно.
Но неспокойно было материнское сердце. И выждав положенный медовый месяц, Валентина Ивановна нагрянула с ревизией. И что же открылось ее взору? Форменное безобразие: молодой супруг заявлялся домой не раньше десяти вечера. И даже после программы «Время» ему звонили какие-то подозрительные женщины. Мало того: Митя наотрез отказывался отпроситься на пару дней с работы, чтобы выгулять любимую тещу по Москве, провезти ее по всем мелкооптовым рынкам, не исключая Черкизовский. Еще больше разочароваться Валентине Ивановне пришлось, когда она открыла один из шкафчиков, который оказался баром. Батареи из дорогих виски, коньяков и прочих неслабых напитков окончательно убедили простую русскую бабу в том, что Митя страдает традиционной русской болезнью. И бесполезно было ей объяснять, что все это — презенты от благодарных клиентов, а не то, что она подумала. И что будь он тем, кем она подумала, — эти бутылки не стояли бы здесь такими полненькими. Необходимость оправдываться очень травмировала Митю. Утомляла также неуемная санитарно-очистительная энергия тещи. Она постоянно что-то терла, полировала, дышала на все стекла и тут же шуршала по ним газетами. Дошла до того, что до блеска отдраила антикварную бронзовую собачку, привезенную из Франции, весь шарм которой для Мити заключался в благородной зеленоватой старости. Катя тоже переживала в меру сил. В конце концов, успокаивать мужа под покровом ночи приходилось именно ей.
Надо ли говорить, как счастливы были молодожены, когда Валентина Ивановна наконец засобиралась восвояси. По такому радостному случаю Митя не пожалел своего времени и лично съездил накануне на Щелковский автовокзал за билетом до Гаврилов-Яма.
И вот — волнующий вечер. Молодожены пораньше вернулись домой и с удовлетворением осмотрели стоящие в коридоре сумки. Валентина Ивановна уже суетилась рядом. Выехали сильно загодя. Но, как назло, каких-то двух не сильно умных товарищей угораздило столкнуться аккурат на Третьем кольце и ловко перекрыть половину дороги аккурат в вечерний час пик. Когда Митя понял, что пробка эта может стоить ему не только часа потерянного времени, но еще одних суток в одной квартире с тещей, он готов был рвать на себе волосы, выскочить из машины и нести тещу со всеми ее сумками и пакетами к автовокзалу на руках. Но вместо этого сосредоточенно притормаживал на первой передаче и беззвучно ругался про себя. Наконец удалось свернуть на Щелковское шоссе. Дальше дело пошло споро и даже появилась надежда успеть ко времени. Митя гнал как мог. И вот уже показалась она — запруженная автобусами площадь автовокзала.
— Еще немного! Еще чуть-чуть! — напевал про себя Митя.
Но радость его оказалась преждевременной.
— Митя, это он, — упавшим голосом пролепетала Катя.
— Конечно, он! — бодро кивнул Митя. — Щелчок!
— Нет, дорогой, это мамин автобус, — нервно пролепетала Катя, посмотрела на мужа глубоким тоскливым взглядом и ткнула пальчиком в лобовое стекло. — Он уехал! Автобус уехал!
Митя присмотрелся в указанном направлении. И точно: впереди под мигающий желтый сигнал светофора величественно уплывал широкий зад «Икаруса» с ясно читаемой табличкой в заднем стекле «Москва-Гаврилов-Ям». Определенно это был тот самый автобус. Потому что другой такой же ожидался только завтра в это же время.
На этот раз Митя уже выругался звучно. Весь его вид выражал крайнее состояние паники. Мозг лихорадочно искал решение внезапно свалившейся проблемы.
Конечно, каждый ненормальный мужчина на его месте развернулся бы и поехал домой, проклиная пробки. Каждый нормальный бросился бы догонять «Икарус». Ловко маневрируя, прижал бы его к обочине, заставил остановиться и таки запихнул бы в него ненавистную тещу. Примерно так думала Катя и прикидывала степень нормальности своего супруга.
Дальше события начали развиваться стремительно. Митя резво рванул со светофора вслед за автобусом. Катя с тревогой вжалась в сиденье и проверила, надежно ли пристегнут ремень безопасности. Валентина Ивановна истово перекрестилась и громко зашептала молитвы, умудряясь вставлять между ними проклятья в адрес зятя, бессмысленно рискующего ее драгоценной жизнью, а также уверения в том, что она совершенно никуда не торопится и вполне может еще хоть неделю пожить со своими дорогими детьми. Естественно, Митя, захваченный погоней, не обращал никакого внимания на эти бессвязные вопли и бормотание.
Тропинкин маневрировал в плотном потоке с истовостью бывалого стрит-рейсера. Благо, что огромной туше автобуса сложно было затеряться в потоке машин. Проскочили мимо поста ГАИ и выскочили на МКАД. И вот — «Икарус» уже справа по борту. Катя зажмурила глаза, представляя, как их «фольксваген» сейчас с отчаянием моськи накинется на общественный транспорт. Но… никаких резких маневров не последовало. Машина на прежней скорости продолжила движение вперед.
Катя открыла глаза. Автобуса не было. Вернее, он был — но только сильно-сильно сзади.
— Митя, — неуверенно предположила Катя. — Неужели ты хочешь отвезти маму до самого Яма? Это слишком большая жертва! Тебе же завтра на работу!
— Не отвлекай! — отрывисто отвечал Тропинкин, встраиваясь в самый левый ряд и удовлетворенно поглядывая на спидометр.
Полупарализованная от страха и переживаний теща с интересом прислушивалась к разговору.
— А что, очень хорошая мысль! — наконец подключилась она к дискуссии. — Поехали ко мне. Я вам с собой картошечки дам, огурчиков соленых.
Свернули с МКАДа и почти завязли в плотном потоке на Ярославском шоссе. Катя уже канючила не переставая — в конце концов, у нее тоже какие-никакие планы на сегодняшний вечер. И вдруг внезапно «фольксваген» резко метнулся вправо и с легким свистом затормозил рядом с машиной ГАИ.
— Они же тебе не махали! — мрачно буркнула Катя. — Не нужен ты им!
— Зато они мне нужны! — весело бросил Митя, порылся в кошельке и отправился прямиком к удивленным гаишникам.
Оставшаяся в салоне Катя с недоумением наблюдала за тем, как гаишники сначала отрицательно махали головой, потом по-товарищески предложили Митьке сигарету, а потом вообще весело заржали, захлопали Митьку по плечу и принялись что-то рассказывать, бурно жестикулируя.
Загадка разрешилась просто: когда на горизонте появился вожделенный «Икарус», самый розовощекий из инспекторов лениво махнул в его сторону жезлом. И автобус по мановению волшебной палочки сбросил скорость, прижался к обочине и остановился.
— Скорей, скорей, мамаша! Выгружайте вещи! — бросился к своему автомобилю Митя.
Когда автобус снова влился в транспортный поток, унося в своем чреве Валентину Ивановну, Митя по-братски бросился обнимать сотрудников автоинспекции.
— Спасибо, ребята, спасибо! — повторял он и чуть ли не смахивал с ресниц слезу.
— Ну ладно тебе! — застенчиво отвечали гайцы. — Это наш долг. Наш мужской долг.
— Но пасаран? — заговорщически спрашивал Митя.
— Они не пройдут! — уверенно отвечали гаишники.
