Он вошел внутрь. Сандро сидел у изголовья спящей Магды, судя по всему, мысли его витали где-то далеко. В полумраке его худое лицо выделялось белым пятном. Валерио медленно приблизился к постели. Сандро не шевельнулся, только поднял голову. Казалось, его удивило появление доктора, и он со вздохом встал.
В комнате пахло эфиром. Должно быть, приходила сестра милосердия делать укол. Валерио склонился над больной. Закончив осмотр Магды, он вышел в другую комнату, Сандро последовал за ним, лицо его хранило все то же отстраненное и отчасти враждебное выражение.
— Я заходил к Гордзоне. Сторож, который должен сменить тебя, приедет, кажется, сегодня после обеда. Или же завтра. Он поселится здесь. Временно вы будете жить в доме вместе. Большего мне добиться не удалось. Человек этот будто бы хороший. В каком-то смысле я рад, что ты будешь не один.
— Я никого не хочу здесь видеть, — заявил Сандро.
— Другого выбора нет: либо так, либо выселение. Я сделал все, что мог. Тебе следует понять…
— Никого не хочу здесь видеть, — сурово повторил Сандро, глядя на доктора расширившимися, как у наркомана, зрачками.
— Не говори глупостей. Подумай о Магде. И речи быть не может…
— Никого! — отрезал Сандро и, повернувшись к нему спиной, направился в комнату жены. Валерио схватил его за плечо и, заставив остановиться, сказал ему прямо в лицо:
— Обещай мне не делать глупостей, слышишь?
Сандро провел языком по пересохшим губам.
Взгляд его медленно переходил от Валерио к Магде, от Магды к Валерио. Казалось, конца этому не будет. Валерио держал его за руку. Он чувствовал, как под полотном рубашки дрожат от напряжения мускулы «Пустит, чего доброго, себе пулю в лоб!» — подумал вдруг Валерио.
— Ладно, — хмуро выдавил из себя Сандро.
Валерио отпустил его. В это мгновение сирена на консервном заводе возвестила полдень.
— Я еще приду, — сказал Валерио.
Ему хотелось потребовать люгер. Он знал, что необходимо отобрать люгер. Однако ему показалось, что и этой победы на сегодня достаточно.
— Вам письмо от госпожи, — объявила Дельфина, стоя на верху лестницы. — Я положила его на стол!
Валерио вошел в столовую, огорченный тем, что в конечном счете так и не написал Анджеле. Взяв письмо, он немного подождал, прежде чем распечатать его, припоминая все, что ему довелось сделать за утро. «Я мог бы черкнуть ей несколько слов перед тем, как идти в приют». Он нервно закусил губы. «Гнусное ремесло, ни минуты не остается для себя…» Однако такого объяснения было явно недостаточно.
Солнце лилось в широко распахнутое окно, и поверх густой листвы он мог видеть дом Клары, вернее, только краешек крыши. Где-то в глубине его сознания звенели слова: «Клара, любовь моя», но он уже разорвал конверт. Анджела жаловалась, что долго не получает от него весточки. Она даже немного беспокоилась: «Я прекрасно знаю, что ты себе не принадлежишь. Ты все время думаешь о других. Подумай немного и обо мне. Скорее напиши мне длинное письмо. Для меня каждая уходящая минута принадлежит тебе…»
— Я могу подавать? — раздался рядом с ним металлический голос Дельфины.
— Да, пожалуйста, — торопливо ответил Валерио.
Он перечитал последние две строчки. «Скорее напиши мне длинное письмо. Для меня каждая уходящая минута принадлежит тебе…»
— Бедная девочка, — подумал он.
«Я никогда не приставала к тебе с планами моего отца, мне везде хорошо, только бы быть рядом с тобой. Но думаю, отец прав. Тебе не следует больше прозябать в этом захолустье. Нельзя же всю жизнь оставаться сельским врачом. Ты достоин большего…»
— Обед на столе, — сказала Дельфина.
— Иду.
«Отец нашел великолепную квартиру на виа Кьяйа, напротив Аквариума. Он должен дать ответ хозяину сразу же после своего возвращения. Было бы чудесно, дорогой, если бы ты согласился. Отец выделит необходимую сумму для нашего переселения…»
— Хорошие новости от госпожи? — спросила Дельфина с холодной вежливостью.
— Прекрасные.
— Она скоро вернется?
— Да, скоро. Никто не приходил?
— Приходил инспектор Фазаро. За бумагой, которую вы оставили на его имя.
— Он сам приходил?
— Да, сам.
— Вот как! Отлично.
Дельфина ушла на кухню. «Было бы чудесно, дорогой, если бы ты согласился». И снова откуда-то из глубины возникло то самое ощущение беспокойства, которое приводило его в смятение. Над свинцовым морем собирались смертоносные тучи, несущие гибель, а он, Валерио, был пленником на одиноком, затерянном корабле.
Он сел за стол, терзаясь фразой Анджелы: «Было бы чудесно, дорогой, если бы ты согласился!» Он обдумывал ее и так, и эдак. А почему бы, собственно, ему и в самом деле не переехать в Неаполь? Если Клара, со своей стороны, согласится поехать туда, все еще может уладиться! В таком городе, как Неаполь, легче вести более свободный образ жизни!
При мысли, что он отыскал правильное решение, у него отлегло от сердца. В Салине пришлось бы прятаться, вечно чего-то бояться. Наверняка не один Фазаро в курсе… Когда-нибудь Анджела тоже все узнает. Оставалось выяснить мнение Клары. Поедет ли она в Неаполь? Ах, он пойдет и поговорит с нею, не дожидаясь ночи! Продолжая есть, он позволил воображению увлечь его на этот путь, причем все препятствия расступались с поразительной легкостью и в конце, подобно распускающемуся цветку, сияло счастье. Он чуть не задохнулся от волнения: «У нас с Кларой может быть ребенок». В этот момент появилась Дельфина и сказала, что его спрашивает какая-то женщина.
— Пообедать спокойно нельзя, — проворчал он. Но все-таки встал, бросив салфетку на стул.
Это пришла Камелия Линарди. Он ее знал. Она была замужем за каменщиком. И жила со свекровью, которая служила для нее козлом отпущения. Камелия била ее, заставляла работать как вьючную скотину, а спать отправляла на чердак. Ее муж, вечно пьяный, никогда не вмешивался.
— Что случилось? — спросил Валерио.
— Это не со мной. А с Роберто, — сказала Камелия; у нее было лицо волчицы и густая черная шевелюра.
— Так в чем дело?
— Вот уже несколько дней его рвет, доктор. Все чаще и чаще. Он совсем ослаб и сегодня утром не смог подняться и не пошел на стройку. Его непрерывно рвет.
— Кровью?
— Да.
— Вы по-прежнему живете на Красном мысу?
— Да. Сегодня утром он не смог встать. Весь побелел и обмяк.
— А если бы он смог пойти сегодня утром на стройку, тогда бы вы за мной не пришли?
— Э-э! Кто его знает, — ответила она, не поняв едкой иронии вопроса.
— Я скоро зайду к нему.
— Это последний дом направо.
— Хорошо.
Она еще что-то хотела ему сказать.
— В чем дело? — в сердцах спросил Валерио.
— Боюсь, что это моя свекровь.
— Что?
— Моя свекровь… Боюсь, что это она.
— Что вы имеете в виду?
— А то, что эта гнусная старуха, возможно, хотела отравить его.
— Своего сына? Отравлять собственного сына?
— Да. Этого пьянчугу! Она, должно быть, отравила его.
— Разберемся, — проворчал Валерио. — До скорой встречи.
Проводив ее до двери, он заметил Дельфину, которая подслушивала разговор и незаметно проскользнула на кухню.
Он снова сел за стол. Тут зазвонил телефон. Выругавшись, он снял трубку. Его требовал инженер с шахты. Опрокинулась клеть, которая поднимала рабочих. Трое из них ранены. Его срочно просили приехать.
— Выезжаю! — ответил он.
— Но вы не доели ваш обед! — воскликнула возмущенная Дельфина.
Ничего ей не ответив, Валерио заглянул в кабинет, торопливо схватил свою сумку и вышел.
Когда он заводил машину, в работе мотора послышались перебои, и ему почудилось, будто это его сердце вот-вот остановится. Он медленно пересек площадь. Довольно плотная толпа все еще окружала красочные лотки торговцев рыбой, овощами и галантереей.
Ребятишки, просившие милостыню, особенно осаждали женщин. Наконец, Валерио удалось выбраться из толпы и, свернув с виа Реджина-Элена, двинуться в сторону холмов.
Ехал он быстро, но это не мешало ему думать о малышке Лидии, о Роберто. Кроме того, ему еще предстояло навестить трех больных. Тележка, тащившаяся посреди дороги, заставила его притормозить; он пришел в ярость. Проезжая мимо, он обругал селянина по-сардински. В вышине, искрящейся солнечным светом, парил орел. «Я так и не написал Анджеле», — подумал Валерио. Но он обязательно напишет ей, вот только переговорит с Кларой. Если Клара согласится последовать за ним в Неаполь, все будет просто, препятствия исчезнут. Гора цвета ржавчины уже вставала перед ним, бесплодная, с видевшимися кое-где красноватыми завалами и чахлыми кустиками. А тут еще этот Сандро, который собирается выкинуть номер. В конце концов, он и в самом деле может сделать какую-нибудь глупость. Неужели нельзя жить счастливо, если так или иначе все равно суждено умереть? Сандро наверняка сделает глупость. «Напрасно я разозлил Гордзоне». Виски словно обручем сжимало. Что-то в нем задыхалось, как в моторе. Он увидел мужчин, стоявших на вершине склона и глядевших на него, черных, неподвижно застывших мужчин, силуэты которых четко вырисовывались на фоне потрескавшихся скал.
