– А вы знаете, что вас зовут Пасечник? – спросила Белка, разглядывая фотографию Луны. – Пасечник…
– Что? – Комендант рассеянно оторвался от экрана. – Щас-щас-щас.
– Мед и Пасечник. По-моему, не так уж и плохо.
Белка блуждала взглядом по лунным полям и кратерам, потом прищурилась и наклонила голову – старая ведьма, которая привиделась ей в прошлый раз, так и не появилась.
– А семнадцать секунд, – тихо спросила она, – это правда?
– Что? – Комендант снял очки, часто заморгал и тут же стал похож на какого-то потешного зверька.
– На барсука… – Белка улыбнулась.
– Какого барсука?
– Про семнадцать секунд… – повторила она. – Правда?
Комендант удивился, хотел спросить, но уже понял, о чем шла речь.
– Дело в том… – вежливо начал он. – Тут дело в том, что, с одной стороны, существуют четкие медицинские результаты, а с другой стороны, у нас нет прямых показаний…
– Участников эксперимента, – подсказала Белка. – Поскольку все участники в результате эксперимента…
Белка надула щеки и издала сочное «пуф» – будто лопнул шар.
Комендант промолчал, но ласково кивнул головой.
– Тебе здорово не повезло с днем рождения, – сказал он. – Если бы тебе не исполнилось восемнадцати… – Он нацепил очки, уткнулся в компьютер. – Ты где родилась?
– В Москве. А что?
– Ну и как там?
– Не помню. Мне три года было, когда мы… А что?
– Ничего. Бюрократия. Сопроводительное письмо в суд. Послезавтра.
Белка и без него знала, что послезавтра. Но, произнесенное вслух, это «послезавтра» словно превратилось в жирную черную точку. Точку невозврата. Белка сглотнула, во рту стало сухо. В груди, в животе появилась и стала расти тугая боль, будто кто-то сладострастно начал наматывать ее внутренности на кулак.
– Ты о’кей? – Комендант привстал, тревожно вглядываясь ей в лицо. – Воды?
– Кофе можно? – Белка кивнула на комендантскую кружку. – Вкусно так пахнет…
Кофе оказался чуть теплым и горьким, как яд. Белка двумя руками поставила кружку на край стола.
– Дело в том, что по протоколу я обязан растолковать приговоренному процедуру. В деталях. Как хирург. – Комендант открыл папку, достал какие-то бумаги. – Перед операцией.
Он начал читать. Казенный язык был скучным и совсем не страшным. Оказалось, что ток будет две тысячи вольт, что как минимум два электрических потока пройдут через тело в течение нескольких секунд. Что перед экзекуцией необходимо тщательно выбрить не только макушку, но заднюю часть голени – это позволит коже лучше контактировать с электродами и повысит проводимость. Исходный разряд должен сразу привести к остановке сердца. И при точном соблюдении всех положений и правил смерть должна наступить мгновенно, а главное – абсолютно безболезненно.
– Так что… – Комендант закончил, торопливо убрал листки в папку, словно боясь, что Белка спросит – а что там еще, на тех, других бумагах?
На других бумагах перечислялись факты нарушения или небрежного соблюдения правил эксплуатации. Были приложены протоколы и медицинские заключения, свидетельства очевидцев.
В штате Вирджиния вместо электролита использовали воду, приговоренный Пауэлл остался жив после разряда в две тысячи вольт, который пропускали через его тело в течение семнадцати секунд. Процедуру пришлось повторять еще дважды. После казни в камере воняло, как в коптильне.
В Техасе был случай, когда у приговоренного, Пола Красовски, взорвалась голова. Причина осталась невыясненной.
В некоторых штатах существует закон, по которому приговоренный, переживший три включения тока и чудом оставшийся в живых, считается помилованным. На штат Индиана этот закон не распространяется, некто Уильям Вэндивер был убит лишь на пятый раз.
В Нью-Джерси палач тюрьмы Вест-Оранж оказался садистом, он умышленно снижал напряжение тока, практически поджаривая свои жертвы. У них лопались глазные яблоки, лоскутами слезала кожа, изо рта шел дым. Приговоренные кричали, они находились в полном сознании на протяжении всей казни.
Комендант сунул папку в стол, задвинул ящик.
– Повезут тебя в автозаке. До города часов шесть – извини, комфорт нулевой… Повезут двое наших. Там передадут городским. – Комендант зевнул. – А после суда доставят обратно. Домой.
– А… – Белка хотела спросить, что будет дальше, но она и так знала, что будет дальше. Вместо этого она неожиданно для самой себя попросила: – Можно на нее посмотреть? Сейчас… До того как…
– На Гертруду?
Белка кивнула. Точно – Гертруда, Рыжая Гертруда.
Гертруда напугала Белку. Ей и в голову не приходило, что предмет мебели одним своим видом может вселить такой ужас. Комендант щелкнул выключателем – в потолке мощно вспыхнула лампа и электрический стул оказался в ярком конусе белого света.
– Как в театре… – пробормотала Белка и сделала осторожный шаг. Нить накаливания в лампе противно заныла.
Гертруда стояла на возвышении вроде подиума. Этот подиум, пол и стены – все вокруг было выложено белым кафелем. Не белоснежным, а мутным, цвета разведенного молока. Такой плиткой облицовывают станции метро. В одной из стен было вделано окно, длинное, от угла до угла. За толстым стеклом стояли два ряда кресел, бордовых, плюшевых, как в кинотеатре.
Белка, не доходя шагов трех, остановилась перед Гертрудой. Рыжая краска кое-где облупилась, в проплешинах виднелось старое дерево. Это был массивный стул с прямой спинкой, большой, гораздо больше обычных стульев. В нем было что-то пугающее, бутафорское, словно он попал в этот выложенный кафелем подвал из сказки про недобрых великанов. К подлокотникам и передним ногам (назвать их ножками не получалось – каждая была толщиной с бревно) крепились широкие ремни из грубой свиной кожи с металлическими застежками. К спинке стула была приделана стальная дуга с металлическим колпаком, похожим на кухонную миску из нержавейки. Мать Белки в такой замешивала тесто, когда пекла блины.
Белка, тихо ступая, обошла подиум. Пристально всматриваясь, она с затаенным ужасом боялась увидеть следы запекшейся крови или пригоревшей кожи. Дерево было чисто вымыто, кафель тоже. Ей даже почудился цитрусовый запах, химический, как у того моющего средства с лимоном на этикетке.
– София… – позвал комендант.
Белка удивленно обернулась, она была уверена, что комендант не помнит ее фамилии, не говоря уж про имя.
– Ну видишь, – сказал он негромким, но бодрым голосом. – Стул как стул.
И фальшиво улыбнулся. Белка посмотрела ему в глаза пристальным долгим взглядом.
– Смерть… – прошептала она одними губами. Ее снова охватил ужас, она вдруг ясно увидела, как ее будут убивать. Тут – в этой самой комнате, похожей на привокзальный общественный сортир. Палач, священник, внимательные лица за стеклом – смесь страха с любопытством, горький запах гари – это горит ее тело, кипит ее кровь. И боль, невероятная боль! А потом, что потом? Пустота, черная бессмысленная пустота? А вдруг – ад? Ад! Она ведь убила человека, а это смертный грех. А если ад действительно существует? И тогда боль, и смрад, и черви в глазах, как говорил этот.
Белке почудилось, что на лицо опустилось что-то невесомое и липкое. Она судорожно стала проводить ладонью по лицу, словно снимала паутину. Ужас, заполнявший ее мозг, ее душу, кипел, внутри не осталось ничего, кроме ужаса. Бурлящего ужаса, готового взорвать ее изнутри, как паровой котел. Она зло посмотрела на коменданта.
– Правда? Стул как стул? – мрачно спросила она и, неожиданно ступив на подиум, запрыгнула на стул.
Комендант растерянно шагнул к ней.
– Ну в общем да! – со злым весельем крикнула она. – Жестковато только. Я подушку подложу. Под задницу. Это можно? Не нарушит проводимости тока?
– София…
– Что? В чем дело? Ведь есть же последнее желание приговоренного к смерти? Мое желание – подушку под жопу!
– София…
– И чего вы со мной как с принцессой носитесь? Тоже по вашим дурацким протоколам так положено? По правилам… вашим… – Она поперхнулась от крика. – Если уж решили казнить, так казните! Включайте ваш чертов ток!
Она схватила железный колпак двумя руками, напялила на голову.
– Давай, Пасечник! Не робей! Где там твой рубильник на тыщу вольт? Чего нам канитель разводить – суды всякие, прокуроры-адвокаты. Всем ведь ясно – мне балку влепят! Вышку! Так в чем же дело – вот она я – тут! На стуле…
Белка просунула руки в ремни на подлокотниках.
– Ну что же ты? Святой отец! – Она истерично захохотала. – Астронавт херов! Врубай ток! Ты думаешь – я боюсь? Да мне плевать! Плевать, понял? И на тебя, и на твою вонючую тюрьму. И на весь ваш гнусный мир! Плевать!
Белка плюнула. Плевок попал коменданту на рукав.
– Да! Вот так! Плевать! – Белка рассмеялась. – Все вы мрази! Ненавижу вас! Мрази! И ты мразь! И тот легавый – мразь! Жаль, только одного пристрелила!
