— А разве не так? Далее врать не придется.
Они повернули на улицу эс-Садд. Тут Аббас остановился в раздумье — как скоротать время? На глаза ему попалась тележка с бананами. Продавец раскладывал пакеты и время от времени выкрикивал: «Всего два пиастра за окко[10]. Даром отдаю!.. Дешевле на всем свете не сыщешь! Налетай, расхватывай!»
Призывы торговца начинали привлекать прохожих. Связки плодов заманчиво желтели на тележке. Аббас потянул девочку за руку.
— А ну покажи, как у тебя получается!
Сейида не поняла, что он хочет от нее, но покорно двинулась следом. Они подошли к тележке.
— Не стой столбом!
— А что я должна делать?
— Что ты делала у Мансура?
— Но там было легче…
— Не выдумывай! Или ты не любишь бананов?
— Люблю, но…
— Тогда смелее — где наша не пропадала!
— У Мансура было много народу…
— Ничего, я тебе помогу.
И вот Сейиде снова предстояло совершить кражу. Разве она могла отказаться — ведь Аббас знал о ней все. Девочка в нерешительности стояла возле тележки… К Мансуру она пришла с деньгами и действительно за покупкой. А тут — ни денег, ни удобного предлога… Чем это кончится?! Одна надежда, что Аббас и вправду поможет. А если ее поймают, потащат в полицию, что толку в его помощи?!
К тележке подошли две покупательницы. Продавец принялся взвешивать связки.
— Почем продаешь? — спросил Аббас.
— По два пиастра… Задаром отдаю… Дешевле фиников, — не отрывая глаз от весов, затянул торговец.
Пока он распевал свои обычные приговорки, Аббас схватил гроздь бананов и под тележкой протянул ее Сейиде.
— За три беленьких[11] отдашь?
— Шел бы ты мимо, парень!
— Так не отдаешь, что ли?
— Ступай, ступай, приятель! Некогда шутки шутить!
Аббас изобразил на лице сожаление, положил руку на плечо девочке и, прикрывая ее, подтолкнул — чтобы поскорее уходила. Сейида мигом спрятала бананы в подол галабеи, зажала его в зубах и зашагала к спасительному тупичку.
— Давай-ка их сюда! — распорядился Аббас, едва они завернули за угол.
Парень был в восторге. Он оторвал пару бананов от грозди, один протянул Сейиде, а другой моментально очистил и целиком запихал в рот.
— Ну и Сейида! С такой добычей вернулась! И ничего, без охотничьих собак обошлась!..
Девочка последовала его примеру — стоит ли лишать себя удовольствия?! Аллах милосерден, Сейида! Хозяйка помешала тебе полакомиться таамией — получи взамен спелый банан!
— Бери еще! — бормотал набитым ртом Аббас.
Нет сил отказываться. Бананы ворованные, но какие сладкие!
— Давай отнесем остальные домой, — неожиданно предложил Аббас.
— А что скажем?
— Что-нибудь придумаем. Матери все равно, откуда что берется, лишь бы прибывало.
— А если она все-таки спросит?
— Скажем, купили.
— На какие деньги?
— На мои. Мне ведь дают на кино, на всякую мелочь, да и в Вишш эль-Бирка[12] заглянуть надо. Я человек свободный, куда хочу, туда и хожу.
— А зачем ты ходишь в Вишш эль-Бирка?
— Будто не знаешь?
— Правда, не знаю.
— Вот дуреха!
Аббас оценивающе смотрел на девочку.
— Подрасти немного, тогда я тебе объясню, зачем туда ходят. — Он больно ущипнул Сейиду за грудь. — Пусть только нальются яблочки…
Смысл этих заигрываний был не совсем ясен Сейиде, но она смутно догадывалась, что слова Аббаса имеют какое-то отношение к происходившему за закрытой дверью, когда отец с мачехой запирались в спальне, к тем вещам, о которых рассказывал лудильщик Али и из-за которых Даляль продержала ее на лестнице в день смерти ее отца. Надо оборвать Аббаса, испуганно подумала девочка, похоже, что он не шутил, когда говорил все эти сальности.
— Перестань, как тебе не стыдно!
— Много ты понимаешь! Разве можно стыдиться того, что все люди считают самым большим наслаждением в этой жизни?!
Неужели в рассуждениях Аббаса есть хоть какая-то доля правды? Сейида просто не могла поверить. Но все же лучше держаться от него подальше. Даже собственный отец говорит, что он бессовестный эгоист. Да, Аббас способен втянуть в любую подлость. Вот и сегодня, когда он вытащил Сейиду на улицу, она была просто оступившейся грешницей, а возвращается уже заправской воровкой. Собирался уличить ее во лжи и вдруг решил выгородить перед матерью… А ведь, пожалуй, и ей иногда неплохо быть такой настырной и изворотливой.
Счастливый исход истории с таамией придал ей уверенности — Сейида возвращалась без прежнего страха. Хозяйка успела поостыть, Бараи собирался в типографию. Увидев Аббаса, он проворчал:
— Если учиться не хочешь, пошел бы со мной — пора присматриваться к делу, шалопай!
Аббас пропустил слова отца мимо ушей — надоело, придумал бы что-нибудь новенькое. Прямо с порога он крикнул матери:
— Стыдись! Сейида ни в чем не виновата. Мансур сказал, что она показалась ему усталой и голодной, вот он и решил пожалеть сиротку. Ведь они с Габером были приятелями…
Свидетельство Аббаса хозяйка приняла на веру, но и только — извиняться ей, что ли, прикажете перед девчонкой! Имя Габера, проскользнувшее в разговоре, и пример Мансура, якобы пожалевшего сироту, не возымели никакого действия.
— Уж день кончается, — ворчала она, словно Сейида была в этом виновата, — а еще ничего толком не сделано. Иди постирай белье и повесь сушить.
Жизнь шла мимо Сейиды. Рабский труд, ругань, щедрые подзатыльники — и ни одной свободной минутки. Ей начинало казаться, что вокруг только враги и сама она должна научиться враждовать с каждым. Торговцы стараются всучить что похуже, хозяйка привередничает и гоняет ее обратно в лавку, а те отказываются менять, и вся эта беготня и беспокойство кончаются очередной выволочкой, сопровождаемой самыми изощренными прозвищами, на которые только способна фантазия хозяйки: морда мерзопакостная, гнусная тварь, драная, шелудивая кошка… Аббас время от времени осведомлялся о ее успехах в кражах, будто она была закоренелой воровкой. Настигнув Сейиду где-нибудь в уголке, он ощупывал ее взглядом, щипал за груди и бесстыдно приговаривал:
— Созревают персики, округляются. Скоро настоящей женщиной станешь.
— Срам какой говоришь! — возмущалась девочка.
— Чего особенного — от этого не уйдешь, наступит и твой час.
Аббас был прав — Сейида становилась взрослой. Как-то ночью она почувствовала кровотечение, испугалась и сказала хозяйке.
— Нам только этого от тебя не хватало! — возмутилась та, словно Сейида назло ей устроила что-то неслыханное.
Наступило лето. Однажды, закончив хлопотать по дому, Сейида присела было отдохнуть. Но хозяйка просто не могла видеть ее без дела.
— Гуси некормлены. Возьми бидон, набери арбузных корок!
Сейида вышла на жаркую улицу и неторопливо зашагала, стараясь держаться в тени домов и деревьев. «А не сбегать ли мне в квартал эль-Маварди, — внезапно пришло ей в голову. — Повидаться с подружками, теткой Атувой…» Она была лишена всех развлечений с того самого праздничного дня, который закончился так печально… Время от времени Сейиде удавалось заглянуть в бывший свой двор, узнать новости: брат Зейнаб работает теперь в другой мастерской — Анвар открыл новую, куда больше прежней; Бахнаси переселился в их квартиру… Но все эти посещения происходили урывками, от случая к случаю, и только растравляли душу.
А сегодня можно задержаться подольше. Ведь никто не заготовляет для нее арбузные корки и, пока наберешь бидон, пройдет не один час. Это звучит правдоподобно, хозяйка, пожалуй, не станет ругаться за долгую отлучку. Только как бы устроить все поумнее — пойти на старый двор, а потом за корками или наоборот? Наверное, первым делом нужно выполнить поручение хозяйки, а то, не приведи господь, не успеешь все сделать, тогда уж взбучки не миновать. Но куда девать бидон с отбросами? Оставить на улице? Перевернут или разбросают. Пожалуй, лучше всего набрать корок и надежно их припрятать, а потом — во двор со спокойной душой и пустыми руками.
Казалось, все благоприятствовало этому плану — едва отойдя от дома, Сейида увидела в глубине чужого Двора большую кучу арбузных корок. Распугав своим стремительным появлением стаю голодных кошек, Сейида мигом наполнила бидон, поставила его на плечо и двинулась к тупику, моля Аллаха о том, чтобы пройти незамеченной мимо типографии. На ее счастье, у дверей никого не было. Благополучно добравшись до дома, она проскользнула внутрь и запихнула бидон под лестницу. Теперь поскорее бежать, пока не заметила хозяйка!
Запыхавшись, Сейида подлетела к тетке Атуве и бухнулась на землю рядом с ней.
— Что с тобой, дочка? — удивилась та.
