Не было никакого сомнения, что «печалью» являлся ее не вставший на путь спасения муж, этот паразит Джордж.
«Геральд» между тем приводил цитату из интервью с жителем Таунсенда по имени Стю Патиссон. Он хорошо знал Джорджа Макинтайра по местной хоккейной команде, где оба они в свое время играли, и утверждал, что тот «просто обожал свою Айви, пылинки с нее сдувал, а однажды чуть с ума не сошел, когда какие-то ребята на пикапе столкнули ее с дороги, где она ехала на велосипеде».
Я записала в блокнот имена Ларри Корсена и Стю Патиссона. Пометила для памяти и то, что Джордж Макинтайр прежде был дальнобойщиком, а на следующей строчке, против имени Бренда Макинтайр, приписала: «Подавала ли она когда-нибудь в суд за домашнее насилие?» Затем я спросила у женщины, сидящей за кассой, не найдется ли у нее ножниц, и вырезала все прочитанные статьи. Аккуратно сложив газетные вырезки, я поместила их в блокнот, прогулялась до книжного магазина по соседству, купила там пачку белой бумаги, несколько папок и клей. Недалеко от книжного, в переулке, располагалось интернет-кафе. Следующие три часа я провела именно там. С помощью разных поисковых систем я разыскала все, что могла, о Джордже и Бренде Макинтайрах и их детях, по ходу дела распечатывая добытую информацию на принтере.
Из «Реджина Лидер-Пост» за 2002 год я узнала, что в тот год Макинтайр был задержан за рукоприкладство — ударил женщину в шоферском баре на трассе. Женщина не стала выдвигать обвинений, но, судя по всему, Макинтайр откровенно домогался ее, принуждая к сексу, и «непристойно обнажился», когда они шли из бара, направляясь к его грузовику.
Я еще раз перечитала этот абзац, пытаясь понять, что хотел сказать автор заметки. Макинтайр заезжает в Реджину, снимает в баре некую женщину и приглашает в свой грузовик. Ему явно не пришлось ее заставлять, а значит, обвинение в принуждении неубедительно. Она пошла с ним по своей воле — и тут, на пол-пути, он вдруг решает перед ней «непристойно обнажиться»? Что за чертовщина? Если она согласилась пойти с ним в машину, чтобы заняться сексом, с чего ему вдруг откалывать подобные номера?
Нашлось и еще кое-что. В местном таунсендском листке за май 2005 года сообщалось, что Макинтайр был обвинен в «порче частного имущества» после того, как двое подростков, проезжавших мимо на машине, спихнули с дороги его дочь на велосипеде. «Айви не пострадала в результате этого инцидента, — подчеркнул репортер, — однако была сильно напугана». Таунсенд — городок маленький, и девочка узнала братьев, которые это сделали. Услышав их имена, Макинтайр прямо ночью отправился к ним домой с монтировкой и всмятку размолотил их пикап. Когда процесс уничтожения был в разгаре, из дома выбежал отец мальчишек, и Макинтайр пообещал заодно разбить ему голову. Тот вызвал полицию. Макинтайр провел ночь в участке и в конце концов выплатил три тысячи долларов в возмещение ущерба.
В той же заметке были процитированы слова тогдашнего начальника Джорджа Макинтайра, Дуэйна Пула, который сказал о своем подчиненном, что «лучше Джорджа никто не может обработать кусок дерева на токарном станке, настоящий талант», но он, если его разозлить, может и озвереть.
Я читала дальше, обращая внимание на любые упоминания об этом деле, распечатала около пятидесяти страниц материалов, заполнила блокнот именами и названиями мест, датами, отдельными выписками, которые, как мне казалось, играли в деле важную роль.
Домой я пришла поздно вечером и сделала то, чего ни разу не делала раньше: воткнула в розетку кабель телевизионной антенны и — да, представьте! — стала смотреть новости. Исчезновение Айви Макинтайр шло первым номером. Репортер Си-би-си вел репортаж, стоя у дверей «оперативно-розыскной части полиции Калгари, где все еще продолжается допрос Джорджа Макинтайра…», но мало что смог добавить о том, как продвигается расследование.
Однако, когда я проснулась после глубокого сна в семь утра на следующее утро, радио Си-би-си начало выпуск новостей с сенсационной новости:
«Сегодня Джорджу Макинтайру будет предъявлено официальное обвинение в похищении его дочери Айви».
Что это означало? Что найдено окровавленное белье? И в таком случае уже доказано, что кровь на нем принадлежит Айви Макинтайр? И в лаборатории на том же белье обнаружили следы ДНК ее отца? А его заново возрожденная жена в самом деле оказалась такой праведницей, как ее описывают? А я единственный человек в этой чертовой провинции Альберта, который заглянул Джорджу Макинтайру в лицо, когда его выводили из дома, и понял: парень этого не делал?
Вопросы, вопросы… и почему же никто, кроме меня, их не задает?
Поэтому к тому времени, как закончился новостной блок, я приняла решение: позвоню на работу, скажусь больной, отпрошусь денька на два, а за это время раскрою это дело. Только и всего.
А одновременно с этим решением в голову пришла еще одна мысль: Похоже, ты окончательно тронулась.
Миссис Вудс с полным пониманием отнеслась к моему продолжающемуся «желудочному гриппу».
— У вас, должно быть, ужасная слабость, — сказала она. — Смотрите будьте осторожнее.
— Мне так стыдно, что не могу быть на работе, — солгала я.
— Не переживайте. Болезнь есть болезнь. Тем более что за все время вы захворали в первый раз, а до этого всегда брали на себя дополнительные часы и работали в выходные. Оставайтесь дома до конца недели и постарайтесь как следует отлежаться.
На самом деле я чувствовала себя превосходно. Вероятно, помог глубокий ночной сон, который всегда бывает после похмелья. А может, это странное ощущение цели. С тех пор как я подробно ознакомилась с делом Айви Макинтайр, у меня словно переключили какой-то тумблер в мозгу. Не тот тумблер, который разом стер бы все воспоминания, всю боль. Нет, он запустил механизм, который просто подталкивал меня, заставляя углубляться в эту странную историю. Я будто каким-то чудом оказалась вдруг в фильме, представления не имея о его сюжете и развязке, не зная даже, предполагается ли она там вообще.
И все же… за работу.
Позвонив в прокат автомобилей, я договорилась, что заберу машину часа через два. Потом по мобильнику позвонила в справочное бюро Таунсенда. Мне повезло. Все номера, которые я запросила, удалось получить, за исключением телефона Джорджа и Бренды Макинтайр, который, по словам оператора справочной, недавно был удален из списка. После этого я сделала несколько звонков, начав с Дуэйна Пула. Он оказался человеком с приятным голосом, в котором я уловила врожденную деликатность и доброту. Я назвалась Нэнси Ллойд (имя это я просто-напросто выдумала), журналисткой из «Ванкувер сан», объяснила, что собираюсь сегодня днем в Таунсенд, и попросила его уделить мне полчаса.
— Да я как будто уже все рассказал, что знал, — засомневался он.
— Я вас понимаю… — я была непреклонна, — но у меня есть серьезные сомнения, не допущено ли в этом деле ошибки, не слишком ли поспешно принято решение. Мне кажется, Джорджа Макинтайра схватили, осудили и четвертовали, даже не разобравшись как следует с уликами.
— Я тоже об этом подумал, — подхватил Джейн Пул, — пока у него в мастерской не нашли эту деталь одежды. А сейчас все говорят, что кровь и ДНК совпадают…
— В два тридцать мы бы могли увидеться?
— Ну, наверное, — протянул мой собеседник. Судя по голосу, он был от этого не в восторге, но не хотел показаться невежливым.
После этого я позвонила преподобному Ларри Корсену и попала на автоответчик. Я оставила сообщение о том, что звонила Нэнси Ллойд из «Ванкувер сан», которая хотела бы встретиться с ним сегодня или завтра. Согласен ли он дать интервью? Конечно, я рисковала, давая название газеты. Человеку подозрительному не составит труда связаться с редакцией и обнаружить, что я самозванка. Но я понадеялась на то, что пастору так явно льстило внимание прессы, что он примет это предложение за чистую монету… тем более что предварительно я проверила и убедилась, что никто из этой газеты еще не брал у Корсена интервью.
Позвонила я и в школу, где училась Айви Макинтайр, и сказала, что хотела бы поговорить с директором. Когда я представилась, меня соединили с заметителем директора, госпожой Мисси Шалдер. Она объяснила, что в школе принято решение не давать никаких интервью для прессы.
— Нам нечего сказать по этому поводу, — пояснила она.
— А вы сами знали Айви? — не отступала я.
— Разумеется, я знала Айви, — сказала она. — Я два года была воспитателем в ее классе. Хорошая девочка. И папу своего любила, несмотря на то что порой он выходил из себя.
— А случалось ли, чтобы его гнев обращался на дочь?
— Что вы хотите этим сказать? — спросила миссис Шалдер.
