Вместе с тем, как явствуют исследования, климат на Земле порою меняется. И вот в период с VI по IX век над Монгольским нагорьем и даже пустыней Гоби начались значительные осадки. Степь зацвела, расцвела. Там, где обильные пастбища, появились тучные табуны. А Библейский закон гласит: там, где много хлеба, много браков, большое потомство.
Монголы и их родоплеменные соседи — родоплеменные кочевники, они едят не хлеб, а больше мясо, конину, запивая кумысом. При такой еде и традиции, что такое понятие, как вдова и незамужняя, у детородной женщины отсутствует, численность населения стала возрастать чуть ли не в геометрической прогрессии. Кочевники под стать своей природе и логосу — люди свободные, независимые, своенравные. В таком относительно независимом обществе нет строго классового расслоения, и в какой-то степени быстро происходит накопление богатства.
Определенное богатство обеспечивает некий досуг, а досуг — это возможность самого главного на земле, возможность приобретения знания. А какое знание у кочевника? Это скачки, игры, когда всадник сливается с выносливым конем, это охота-забава, когда легко пользуются луком во время галопа, это аркан, как удачливая жизнь, когда даже сайгак не убежит. С виду все это примитивные знания, но это знания того быта и того существования, и они, скорее всего, стали бы шагом или прелюдией следующей производной богатства — к тому строгому классовому расслоению, а впоследствии — к цивилизации.
Однако вновь в историю вмешалась природа. В X, а еще явственнее в XI веке умеренный климат Монголии сменился на прежний — резко-континентальный. Количество осадков — совсем мизер, засуха, массовый падеж скота. А что делать огромному количеству населения? Чем питаться? Чем заняться? Ведь ограниченный природный ресурс не может прокормить столько людей.
Самые надежные источники — великие персидские историки монгольского периода Рашид ад-Дин («Сборник летописей») и Ата-Мелик-Джувейни («История Завоевателя Мира») — почти одинаково описывают жизнь кочевников дочингисхановского периода. «Каждое племя или два племени жили отдельно; они не были едины, и между ними не стихали войны, и не прекращалась вражда. Некоторые из них считали воровство и насилие, разврат и безнравственность занятиями, свидетельствующими
о мужественности и превосходстве. Хан китаев взимал с них дань и забирал их товары. Одежда их была сшита из шкур собак и мышей, а питались они мясом этих животных и другой мертвечиной. Вместо вина у них было кобылье молоко, а десертом им служили плоды дерева, напоминавшего сосну, которое они называли кушук,[184] и рядом с которым в тех краях не было никаких других плодоносящих деревьев, растет оно даже кое-где в горах, где по причине чрезвычайного холода нет больше ничего. Отличительным знаком каждого военачальника были стремена, сделанные из железа, поэтому можно представить, каковы были у них другие предметы роскоши. И они пребывали в бедности, лишениях и несчастиях, пока не взметнулось знамя удачи Чингисхана».[185]
Джувейни был на высокой службе у внука Чингисхана — Хана ханов — Менгукаана, и, наверное, поэтому далее порой грешит излишним славословием, даже открытой лестью, намекая, что это дарованная Всевышним судьба. На самом деле это жизнь авантюриста, афериста, разбойника и в этом отношении человека сильного, смелого, упорного, жесткого, терпеливого и выносливого.
Настоящее имя Чингисхана — Темучин, что, странное совпадение с Тимуром, переводится с монгольского «железо» иль «кузнец». На этом основании есть мнение, что он сам кузнец и происходит из династии кузнецов. На самом деле, его отец Есенгуй тоже был разбойником. В один из удачных дней, когда отец приволок в стан похищенного вождя соседнего татарского племени, у него родился сын, и его нарекли именем пленника Темучин.
Промысел разбойника всегда опасен. Отец Чингисхана прожил недолго, богатств не оставил, а то, что было, кровники отобрали.
Чингисхан, тогда еще Темучин, — старший из четырех сыновей. (Есть ли сестры — мы не нашли. В этом отличие от Тимура. Тимур своих сестер очень любил, построил мавзолеи и дворцы в их честь, и потому они известны.) На его юные плечи легла нелегкая ноша кормильца, эта ситуация экстремальна. А, как известно, в экстремальных ситуациях человек думает только о пище и о себе.
Наверное, была возможность у Темучина наняться пастухом, слугой, в охрану. Тогда он мог бы просуществовать. Но помощь семье? Словом, эта батрацкая жизнь его не прельстила, он пошел по стопам отца. И, скажем так, по молодости или слабости совершил ошибку, какое-то злодеяние по отношению к своим близким родственникам.
Если любое насилие над человеком иного племени — удаль и геройство, то то же самое по отношению к своим — позор и преступление. Это раскрылось, Темучин бежал. Его долго преследовали. Много дней он скрывался в лесу без пропитания, боясь покинуть скрытое логово. И трудно представить, что же он такое натворил, что, дабы его поймать, была вызвана помощь из соседних племен, и даже назначена плата за голову — не нашли.
После этого до смерти напуганный Темучин бежал, по одним данным, на север, в прибайкальские степи, по другим — на юг, к китайцам. Чем он там занимался — неизвестно, но смеем предположить: либо пастухом — на севере, либо батраком — на юге. Этот период продолжался два-три года, и когда Темучин окончательно возмужал и уже в какой-то мере познал жизнь, он решил — лучше соколом день, чем вороной сто лет. В чужих краях без поддержки особо не развернешься, и он вернулся в родные края, вновь занялся разбойничьим делом, но уже с иным размахом и несколько иначе. Его удаль была замечена, и его на службу примерно такого же характера пригласил некий богатей Онг-хан, ярый враг племени Темучина.
На службе Онг-хана Темучин провел не один десяток лет, проявил мужество, смекалку и от простого воина дорос до начальника вооруженных сил, так что его влияние и авторитет были настолько сильны, что воины, да и простые жители прислушивались и обращались более к нему, нежели к хану.
Понятно, что Онг-хан это терпеть не желал. В открытую сместить Темучина он тоже уже не мог: так поставил себя военачальник. И тогда хан решил коварно убить Темучина. Последний об этом узнал, с кучкой преданных ему воинов бежал. Была погоня, бой, и, несмотря на то, что у Онг-хана было значительное численное преимущество, он потерпел поражение, погиб. Родственников Онг-хана Темучин поголовно истребил, его богатство захватил, провозгласил себя ханом племени. (Так написано и у Джувейни, и в «Сокровенном сказании» монголов.) И удивительно, как схожа эта часть жизни Чингисхана с биографией Тимура.
Темучин стал ханом. Богатый человек, уже в годах — 47–48 лет, по тем временам, очень солидно. У него большая семья и якобы можно спокойно, в довольствии доживать свой век. Да у монголов в общем, а в частности — у повидавшего жизнь Темучина есть опыт, и они знают, что покой, расслабленность, упование на судьбу — деградация, убогость, бедность, рабство.
Теперь Темучин не простой разбойник, что прячется за холмами вдоль дороги. Отныне он хан, и на этом останавливаться не собирается. И не хочет он более китаям дань платить — сам хочет с них брать. Но для этого силенок очень мало, и он всячески пытается объединить монгольские племена: одних — лаской, по-родственному, других — подкупом, третьих — силой. И примечательно, что он для достижения этого действует разносторонне.
Есть предание, что в те времена в Монголии жил человек по имени Теб-Тенгри,[186] который, видимо, будучи блаженным, в лютые морозы ходил по горам и степям почти что голым. Темучин не раз приглашал к себе этого странного человека. И вот Теб-Тенгри уходил надолго в горы, а возвратившись, твердил: «Всевышний говорил со мной и сказал: «Я отдал все лицо земли Темучину и его детям и нарек его Чингисханом.[187] Велите ему вершить правосудие так-то и так-то».
С тех пор к Темучину потянулся народ со своими заботами со всех уголков бескрайней степи. И он, по возможности, всем помогал. Будучи человеком дальновидным и здравомыслящим, Темучин не страдал болезнью накопительства. Все, кто был рядом с ним во времена восстания, все его родные, близкие, друзья были так одарены, что их состояние было соизмеримо с его достатком. Это действовало на уровне благ, а что касалось власти, то тут была абсолютная автократия. В древних источниках описан характерный эпизод, когда Темучин собрал пир, куда пригласил соседних вождей. И в разгар веселья подвыпивший Теб-Тенгри стал говорить лишнее: что это он возвел Чингисхана, мол, его духовный наставник, и даже в чем-то выше него. За Темучина выступил младший брат, началась драка, которую остановил хан и потребовал драчунов на улице выяснить отношения. Здоровый Теб-Тенгри только ступил за порог, как несколько воинов тут же переломили ему хребет.
