— Так, значит,… мне надо согласиться? А как же — грех? А? Как же?! Этот человек подбивает меня — назваться не своим именем!! Вернее не отвечать не на свое имя. Вернее,… в общем — он подбивает меня… да хрен знает, меня, к чему он подбивает! — сам на себя разозлился Павел.
— Ты, запутался. Ты хочешь сказать, вернее, спросить ответа у меня? Есть ли грех в твоем спасении — если оно основано на лжи? Это уже хорошо. И я тебе отвечу. А ты сам реши. Ответ прост. Кто замышляет сделать зло — того называют злоумышленником! Помысел глупости — грех! Если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя! Спасай взятых на смерть, и неужели ты, откажешься — от обреченных на убиение? Таково и познание мудрости для души твоей. Павел задумался. Он закрыл глаза и попытался расшифровать за мудреный ответ богослова. Но тот молчал. Он тоже ждал. Клюфт закрыл лицо руками и зашептал — вторя словам Иоиля:
— Если ты нашел ее, то есть будущность и надежда твоя не потеряна! — слова зазвучали эхом в голове. «Умирать! Почему я должен умирать? Нет! Я не должен умирать! Нет! Не должен!»
— Павел потянулся к Иоилю. Он хотел нащупать его руку. Взять его ладонь и крепко, крепко сжать ее! Так сжать, что бы богослова вскрикнул! Вскрикнул, а Павел понял — Иоиль это не видение и не сон! Он есть! Есть! Но ужас! Рука провалилась в пустоту! Павел судорожно хватал пространство! Паника! Богослов пропал! Опять…
— Иоиль! Ты не можешь меня бросить! Нет! — застонал Клюфт и… проснулся.
Дикий крик раздался в помещение. Нет, не крик, а вой! Вой человека, который ревел, как животное в тайге!
— Выходи строиться! Выходи строиться — по центральному проходу мрази! Выходи, собаки — хватит спать! Тут вам не санаторий! Большой, можно даже сказать — огромный человек, в белом полушубке, слегка рыжей овчинной шапке и серых валенках, расхаживал, по центральному проходу барака, и стучал по нарам огромной палкой. Хотя, это была не просто толстая палка — а обледеневшая дубинка! Посох из лиственницы, весь покрытый толстым слоем льда, блестящего в тусклом свете барачного освещения. Поэтому издали, этот великан в полушубке, казался … дед морозом… ах, если бы — не его слова! Не его дикие крики:
— Выходи, мрази! Считаю до десяти! Всех, кто останется на нарах, буду называть нарушителями! Все попадут в карцер! А карцер у нас знатный! Два ведра воды, и вы в гостях у Бога! Ха! Ха! — зареготало «чудовище» в белом полушубке. Рядом с этим монстром, в офицерском обмундировании, семенили два солдата. Еще десять конвойных стояли и лениво разглядывали испуганных обитателей барака. Там, на большой площадке, возле входа, они, устроили, эдакий — мини-плац.
— …девять, десять! — проорал гигант, похожий на «дед мороза». — Слушай сюда, ублюдки и мрази земли русской! Слушай сюда! Подонки и нелюди страны нашей любимой! Вражины поганые! От вас, собак — мы нашу землю рабоче-крестьянскую очистим! Очистим, и вы, собаки, должны нам помочь в этом! Ха! Ха! На это нам дал мандат сам товарищ Сталин! Наш вождь и учитель! А мандат доверия товарища Сталина — это самый главный документ на всем свете! Нет более доверия, чем доверие — товарища Сталина! И вы, суки должны это понимать! Товарищ Сталин вашу подлую сущность раскусил! А товарищ Ежов — своими ежовыми рукавицами ее вытащит! И мы выполним этот приказ!
Павел вдруг ощутил, что его страшный сон продолжается и наяву. Он заметил, что выполняет все движения словно по приказу! Как надрессированное животное! Быстро и нелепо послушно! Раз, два — и он уже стоял, и толкался в длинной шеренге, в центральном проходе! Клюфт попытался рассмотреть своих соседей. Сколько их тут, людей — обреченных на смерть? Клюфт покосился вбок — больше сотни человек толпились возле нар, выстроившись в две шеренги. Эта огромная толпа ожила. Она шевелилась и пихалась. «Чудовище» в белом полушубке, меж тем, медленно шел мимо строя и лениво, и в тоже время — пристально, разглядывал лица зэков. Только тут, Павел увидел, что этот человек, кроме обледенелого, посоха-дубинки, держит в руках еще и папку с документами.
— Так, время вышло! Десять — я прокричал! Больше никто в строй не встает! — гигант нагнулся, пытаясь рассмотреть тех, кто остались лежать на нарах. Ехидно и противно ухмыльнувшись, он двинулся по направлению к окну. Там, с верхней полки, торчали чьи-то ноги …. «Чудовище» замахнулось обледеневшей тростью и что есть силы — врезало по сапогам лежащего зэка…. Но человек не шелохнулся. Тогда великан в полушубке, недовольно буркнув — толкнул своей дубинкой несчастного. Тело рухнуло сверху, на земляной пол, как мешок с картошкой. Тупой и глухой звук падения…
— Вот падаль! Сдох! Мать твою! Фамилия как?! — нервно заорал гигант, на лежавшего без признаков жизни, на земле человека. Он кричал мертвецу, словно тот, мог ответить! «Неужели эти звери не отстанут от меня — даже когда я умру?» — пронеслась мысль у Павла в голове. Но через секунду Клюфт понял — «чудовище» спрашивает фамилию умершего, у живых!
— Я спрашиваю, как фамилия сдохшего? Кто рядом спал? Из строя, на один шаг вперед нерешительно вышел худощавый парень, и виновато понурив голову, робко и тихо ответил:
— Это Гришка Полуянкин,… мой сосед, земляк мой… он это хворал, вот и умер,…
«Чудовище», медленно подошло к этому трясущемуся от страха, как осиновый лист, человеку и ткнув парня в грудь, своим обледенелым посохом — завыло:
— Полуянкин говоришь,… земляк… хм, ты и потащишь жмура… Парень вздрогнул и затрясся от рыданий. Он склонил голову и запищал. Гигант в полушубке, постучал его по плечу своей палкой и пробасил:
— Как фамилия?!
— Арсенкин Сергей Викторович… четырнадцатого года рождения… пятьдесят восьмая дробь шесть. Дробь десять, дробь двенадцать. Десять лет без права переписки омским особым совещанием,… Гигант в полушубке брезгливо отдал посох своему помощнику и открыв папку стал рыться в бумагах. Он что-то вычитывал на листе, водя по нему жирным пальцем. Наконец, наткнувшись на нужную надпись — довольно воскликнул:
— О!!! Так, ты есть в списках?! Вообще замечательно! Да, дохлый ты, конечно!
Чуть живее, как говорится — своего земляка! Ха! Ха! Что ты так вот, скрючился? — издеваясь, надул губы «нквдшный дед мороз».
— Туберкулез у меня,… — плакал парень.
— А! Ну, конечно! Тогда понятно, что ты в списках! Так, этого, вон в сторону! Пусть тащит своего соседа! — махнул на парня, гигант в полушубке. — Так, слушай список! Все — чья фамилия будет зазвана — шаг вперед из строя! Отзываться четко и ясно! Пошли далее! Баранов! Верзаков, Дубилин!..
Фамилии, звучали, как приговор. Люди вздрагивали от звуков. Каждый из зэков, с ужасом ждал, следующего окрика… этого «чудовища», в белом полушубке. Кто-то из арестантов, зажмурив глаза, что-то шептал себе под нос. У Павла тоже колотилось сердце! «Сколько выкрикнет? А? Нас тут человек двести!» — крутились мысли.
— Игнатьев!.. Клифт!.. Оболенский!.. — рявкнуло «чудовище». Павел дернулся, но остался стоять на месте. Его лицо горело. Он, опустив голову, даже боялся посмотреть на человека в полушубке. Сердце билось, как у загнанного волка. Но все же, Павел сумел найти силы и лишь на секунду — глянуть на центр прохода. Оболенский… старик… не вышел. Нет, старик не вышел! «Чудовище», чуть-чуть охрипнув, закончило читать список:
— Фельдман,… Ягудин!
В бараке повисла зловещая тишина. Несколько секунд… — такое впечатление, что тут, в этом, мерзком и вонючем помещении — вообще никого нет. Ни вздоха! Зэки боялись дышать! Первым зашевелилось «чудовище» в полушубке. Нквдешник, зло покосившись, на вышедших из строя, грубо заорал:
— Не понял! Я прокричал пятнадцать фамилий! Почему вышло двенадцать?! Тишина. В ответ вновь лишь тишина. Тягостное молчание.
— Я мать вашу повторяю — я выкрикнул пятнадцать фамилий! Почему вышло двенадцать?! Строй молчит. Он, как монолит — замер и ждет,… ждет… Секунды — как целая жизнь! Секунды — как бесконечность!
— Ладно, пойдем — другим путем! Будем выяснять — кто плохо слышит?! Итак, каждый из вызванных — назвал фамилию! — «чудовище» махнуло тем, обреченным, вышедшим из строя. Они, даже не смотрели на страшного человека. На этого — мерзавца, в белом полушубке. Да и что него смотреть?! Какой смысл? Какая разница — как выглядит морда твоего палача? Как — все банально! Какая разница — кто выкрикнет твою фамилию? Даже если бы на месте этого злодея — громилы, стояла бы, стройная красавица — зэкам было бы все рано!
— Баранов… Верзаков… Дубилин… Игнатьев… Ягудин… — вяло пронеслось в ответ нквдшнику в промерзшем бараке.
А «чудовище» все водило толстым пальцем по листку, и что-то бормотало себе под нос. Два помощника стоящие рядом, ему подсказывали. Наконец громила в полушубке поднял руку и сдвинув шапку на затылок, почесал лоб:
