— И вы тоже пробовали ее в тринадцать лет?
— Нет, мне было шестнадцать.
— И вам настолько это понравилось, что вы продолжали курить?
— Вообще-то нет.
— Ну вот, а Айви понравилось…
— Тогда признаю свою ошибку.
— И это правильно, — кивнул Корсен.
— Так Айви еще только предстояло «встать на путь спасения»?
— Я убежден, что если бы сейчас она покинула этот мир, то наверняка пребывала бы на Небесах с Господом. Потому что перед самым своим исчезновением она признала и приняла Иисуса своим Господом и Спасителем.
— Вы раньше об этом не говорили.
— Раньше вы меня об этом не спрашивали.
— Но спрашиваю теперь.
— Что ж, расскажу. Во время одной из наших последних частных бесед Айви наконец родилась свыше.
— И это означает, что теперь она в раю.
— Она не умерла, — возразил Ларри Корсен.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Я не могу знать этого точно. Я просто верю в то, что она жива.
— В большинстве подобных случаев если ребенка не удается обнаружить в течение сорока восьми часов, дело плохо… человек, совершивший насилие над ребенком, чаще всего его убивает.
— В этом деле есть два существенных отличия. Первое — Айви не ребенок, а подросток. А подростки, когда они исчезают, часто в конечном итоге отыскиваются где-нибудь на улице…
— Как Хильди Кребс и Мими Пуллинджер?
— Совершенно верно.
— Вам известно, что они где-то бродяжничают?
— Я вынужден предположить, что они скатились на дно, выбрав дурную жизнь.
— Но если Айви была спасена перед самым исчезновением, почему же она должна оказаться на улице?
— Если только она оказалась на улице. Люди слабы, Нэнси. Им свойственно вновь и вновь впадать в грех. Они уступают своим слабостям и совершают ошибки.
— Как вы считаете, Джордж Макинтайр в самом деле причинил зло своей дочери?
— О его вине свидетельствуют улики. А кроме них, тот факт, что Макинтайр и раньше прибегал к физическому насилию по отношению к членам своей семьи.
— И во всех случаях был виновен только Джордж Макинтайр?
— Полагаю, что это именно так.
— И никогда Бренда Макинтайр?
— Вы явно подозреваете, что Бренда говорила неправду.
— Да, у меня есть такие подозрения.
— А какие у вас для этого основания?
— Потому что мне об этом говорили разные люди.
— О чем, например?
— О том, например, что она неоднократно нападала на Джорджа, что она третировала Айви, что…
— Все ложь, — перебил Корсен тихо, но решительно.
— Откуда вы знаете?
— У меня отменное чутье на ложь… и лжецов.
— Ваше чутье настолько непогрешимо?
— Я не папа Римский, — ответил пастор, — но хорошо разбираюсь в сложностях человеческой природы. И просто знаю, когда кто-то говорит неправду… или выдает себя за того, кем на самом деле не является.
Произнося эти слова, Корсен смотрел мне прямо в глаза, и я сообразила наконец, что он меня вычислил.
— Но возвращаясь к Джорджу Макинтайру… — начала я.
— Нет, давайте-ка вернемся к улицам Кинг-стрит и Сайденхем-стрит в Дандасе, — возразил Корсен. — Я сказал, что там расположена церковь Божьих Ассамблей в Дандасе. И вы ответили: «Знаю, конечно. Я много раз ходила мимо нее». А будет вам известно, что церковь Божьих Ассамблей в Дандасе никогда не располагалась на этих улицах, так же как никогда в Дандасе не было морской бухты.
— Я просто не хотела спорить, — промямлила я, понимая, что слова мои звучат совершенно неубедительно.
— Видимо, вы не желали спорить и о том, что работаете в «Ванкувер сан»? — Пастор расплылся в улыбке и продолжил: — В «Ванкувер сан» нет сотрудника по имени Нэнси Ллойд. Я знаю это, потому что после вашего звонка позвонил в газету. Учитывая волну интереса СМИ к этому случаю, считаю, что лучше как следует проверить каждого. Ваши верительные грамоты оказались фальшивкой. Что, в свою очередь, заставляет спросить: кто вы такая и почему так заинтересовались этим делом?
Я встала:
— Приношу извинения за свой обман.
— Но вы так и не ответили на мои вопросы.
— Кто я такая, не имеет значения.
— О нет, это имеет значение. Потому что сразу же для меня было совершенно очевидно: хотя вас, возможно, и не подвергали психиатрическом экспертизе, вы, несомненно, находитесь в состоянии сильного душевного потрясения. Очень сильного потрясения… настолько, что я не уверен в вашей вменяемости… Вот почему я согласился с вами встретиться и поговорить, хотя знал, что вы мне солгали. Я хотел своими глазами увидеть, что вы за особа, и понять, почему вы настолько захвачены исчезновением Айви Макинтайр?
— У меня на то свои причины. — Я посмотрела в сторону ближайшего выхода.
— Уверен, что причины у вас есть, — продолжал пастор. — Не бойтесь, я не собираюсь препятствовать вам покинуть это место. Я на вас не сержусь. Напротив, мне очень горько. Горько потому, что вы находитесь во власти гнева и озлобленности и, не в силах им противостоять, стали врагом миру и себе самой. Еще мне горько оттого, что вы, как я вижу, одиноки, лишены любви… но тем не менее отвергаете Того, Кто любит вас больше, чем кто-либо еще. Для вас Бог — это обман… хотя на самом-то деле это вы сами прибегли сегодня к обману.
— Я еще раз прошу меня извинить. Если позволите, я сейчас уйду и больше никогда вас не побеспокою.
— А я бы предпочел, чтобы вы меня побеспокоили. Как предпочел бы услышать, что вы хотите открыть сердце Господней любви и позволить Ему исцелить вас от страданий.
— Он не сделает этого, — сказала я.
— Почему вы так в этом уверены?
— У меня есть на это причины.
— Вы так решительно об этом говорите.
— Да, это так.
— Знаете, я не католик, но давно, еще в богословском училище, слышал про Паскаля. Знаете, кто это такой?
— Нет. — Я покачала головой.
— Паскаль, французский теолог, рассуждал о том, что, хотя мы и не можем доказать факт существования Бога, лучше все-таки Его признать. В конце концов, Нэнси — или как там ваше имя, — если вы сейчас упадете на колени прямо здесь, рядом со мной, и позволите мне привести себя к Иисусу, то получите дар Жизни Вечной. Подумайте об этом — Жизнь после смерти. Смерть побеждена. И не только это — вы очиститесь от всех своих грехов! А теперь приведите мне хоть один — только один — убедительный довод, почему вам не принять Величайший Дар.
Наконец я посмотрела ему в глаза:
— Потому что все это смешно.
После чего развернулась и поспешила спастись бегством.
Идиотка, идиотка, идиотка…
Так выглядели мои несложные мысли по дороге назад в Калгари. Как я могла оказаться такой тупицей, такой наивной дурочкой и не предусмотреть, что его святейшество может меня проверить? Этот тип сверхамбициозен и грезит о карьере телепроповедника. Следовательно, он наверняка изо всех сил стремится не испортить свой имидж. Разумеется, он первым делом позвонил в газету, желая удостовериться, что Нэнси Ллойд и в самом деле та, за кого себя выдает.
Все пошло наперекосяк, потому что наш Корсен был парень не промах и отлично разбирался в людских слабостях. Для этого святоши я оказалась открытой книгой, он вмиг раскусил меня — и точно определил, на какие рычаги нужно нажимать, чтобы сбить меня с толку и смутить.
Напротив, мне очень горько. Горько потому, что вы находитесь во власти гнева и озлобленности и, не в силах им противостоять, стали врагом миру и себе самой. Еще мне горько оттого, что вы, как я вижу, одиноки, лишены любви… но тем не менее отвергаете Того, Кто любит вас больше, чем кто-либо еще…
Если бы Он действительно любил меня, ничего этого никогда бы не произошло. Но ответить так я не могла, чтобы не начинать долгих объяснений, касающихся Эмили, а для нашего благовестника Корсена это оказалось бы настоящей манной небесной. Несчастная мать в поисках исцеления. Мало того что ему удалось припереть меня к стенке и обличить во лжи, он виртуозно повернул дело так, что я почувствовала себя совершенно сумасшедшей… впрочем, возможно, так оно и было.
Идиотка, идиотка, идиотка… Обезумела из-за того, что какого-то несчастного неудачника ложно обвинили по сфабрикованным уликам, а ведь он, если учесть все сопутствующие делу обстоятельства, вполне мог оказаться виновным.
Теперь меня мучил вопрос, не успел ли Корсен записать номера моего автомобиля и не связался ли с копами, а те, в свою очередь, со службой проката, которая могла рассказать, что имела дело с некоей Джейн Говард из…
Идиотка, идиотка, идиотка…
Но может, он поступит, как подобает христианину и не даст этой истории хода. Возможно… только возможно… мне удастся выйти сухой из воды.
