Андрей Волос - Победитель

Пальцы нащупали кусочек металла, застрявший в воротнике бронежилета.

Он вытащил его. Это была пуля. Автоматная пуля калибра семь шестьдесят два. Кончик немного смят, а вообще как новенькая.

— Знаешь, как Князев говорит? — спросил он, крутя ее в пальцах. — Нам лишних дырок не нужно.

— Говорил, — со вздохом поправил его Аникин. — Убит Князев. Да как по-дурацки убит! — выбежал из здания. Ну, его свои же и завалили…

Наверху лестницы показался Иван Иванович. В одной руке он держал какую-то винтовку, в другой — небольшой кожаный чемодан. За ним, опираясь на перила, неловко спускался Ромашов.

— Вы что делаете?! — воскликнул Иван Иванович, а потом обернулся к нему: — Чем заняты ваши люди?! Не видите?! Они шарят по карманам убитых! Это называется мародерством! вы понимаете?!

Аникин вскинул удивленный взгляд.

— Что ты разорался? — спросил Ромашов, останавливаясь. — Думаешь, им деньги нужны? Да на хрена они им! Мы только что сундук драгоценностей отсюда вынесли. — И неожиданно глумливо спросил, кривя щеку: — Хочешь, с тобой поделюсь?

— Вы как разговариваете, товарищ майор?! — завопил Иван Иванович.

— Слушай, шел бы ты от греха, — глухо сказал Ромашов. — Добром прошу. А то ведь в бою и шальные пули бывают…

— Вы за это ответите! — закричал Иван Иванович, быстро шагая к выходу. Перед тем как исчезнуть, обернулся: — Ничего не трогать! Здесь все отравлено!..

— Вот баран! — пробормотал Аникин. — Ну что, пошли?

— Погоди, — сказал Плетнев. — Давай вернемся, поможешь. Я один не донесу.

Ничего не спрашивая, Аникин молча двинулся за ним. Они завернули тело Кузнецова в штору. Ковры под ногами хлюпали от крови. Несколько раз Плетнев спотыкался о трупы и едва не ронял ношу. Пожар на третьем этаже расходился. Алексеенко шел с ними. Вынесли во двор. Солдаты грузили раненых на БТРы. Кто-то из них воспротивился — мол, убитых потом. Он был прав, конечно. Да, прав. Но Плетнев все равно взорвался, выхватил пистолет… Аникин оттащил его, а Кузнецов все-таки уехал с первой машиной. С ней же уехал и Алексеенко — в госпиталь, к операционному столу. Веру, оказывается, отправили еще раньше…

Они догнали Ромашова.

— Михалыч, ты что так кривишься? — спросил Аникин.

Ромашов махнул рукой.

— Да ну, не спрашивай… На пенсию пора.

Плетнев посмотрел на часы. Они давно стояли.

— Часы грохнулись, — равнодушно сказал он. — Сколько на твоих?

Аникин взглянул, потряс.

— Стоят… Стукнул где-то, наверное.

Ромашов тоже счел свои сломанными.

Но все три механизма показывали одно время, а когда Плетнев поднес свои к уху, оказалось, что они исправно тикают.

— Так что же, а? — сказал он тупо. Язык почему-то едва ворочался во рту. Он чувствовал такое опустошение, как будто из него выпустили всю кровь. — Выходит, всего пятьдесят минут прошло?

Аникин пожал плечами.

— Выходит, так, — ответил он, озираясь. — Я думал — ночь.

Здание дворца страшно изменилось. Зияли искрошенные дыры, совсем недавно празднично поблескивавшие гладким стеклом. Щербатые стены утратили белизну и гладкость. Огонь лизал проемы нескольких окон третьего этажа в левом крыле. Отовсюду валил дым.

Невдалеке от парадного входа стояли два БТРа и два грузовика.

Снизу у правой части дворца приткнулся, накренясь, сгоревший БТР.

Ко входу подъехала БМП, из нее высадились какие-то люди в штатском и скрылись во дворце.

На площадке у входа теснился небольшой гурт пленных афганцев под охраной солдат «мусульманского» батальона.

Плетнев прошел мимо и остановился. Повернулся спиной к дворцу и к пленным. Не хотелось ничего этого видеть. Он бы и к самому себе спиной повернулся, если бы это было возможно.

От дворца вниз расстилалась темная долина. На противоположном борту горели какие-то огни — должно быть, возле наших казарм… Выше едва угадывались во мраке очертания гор. Справа было чуть светлее. Должно быть, скоро выйдет луна.

Он медленно задрал голову.

Черное небо над Тадж-Беком светилось мерцающим заревом. Звезд не было…

Между тем из здания выводили новых пленных. Рослые гвардейцы в хорошо пригнанной форме с белыми портупеями шагали, угрюмо сутулясь. Их конвоировали солдаты «мусульманского» батальона в помятом, плохо сидящем афганском обмундировании. Последним вышел Шукуров с автоматом на плече.

Два афганских офицера, шедшие перед ним, тихо переговаривались.

— У меня в кармане пистолет, будь он проклят! — сказал один. — Что делать?

— Тебя не обыскивали?

— Обыскивали, но второпях.

— Отдай старшему, — посоветовал второй. — Он сзади идет.

Владелец пистолета оглянулся.

— Может, лучше потом?

— Потом будет хуже. Скажут — хотел утаить.

Офицер сунул руку за пазуху, вынул пистолет и повернулся.

Шукуров отреагировал мгновенно — с силой упер ствол автомата ему в поясницу и выпустил очередь.

Офицер повалился. Другие пленные шарахнулись, тесня солдат.

Началась сутолока. Солдаты замахивались прикладами, кто-то упал, закрывая голову руками. Неразборчивый ор многих злобных голосов был похож на лай собачьей стаи. Вдруг снова рявкнул чей-то автомат, и пленные снова шарахнулись.

— Не стрелять! — орал Шукуров, расталкивая солдат. — Не стрелять! Под трибунал пойдете!

Аникин, Плетнев и еще два парня из «Зенита» помогали ему, раздавая затрещины.

Пленные уже торопливо набивались в кузов грузовика.

— Давай! Лезь!! — орал какой-то щуплый «мусульманин», тыча стволом в спину здоровенному гвардейцу.

Гвардеец старался, но кузов был полон под завязку, и его усилия пропадали даром.

— Ну, что еще? — недовольно спросил Шукуров, подходя. — Места нет?

Он дал короткую очередь в воздух. Пленные в ужасе полезли друг на друга. Оставшиеся торопливо забрались в освободившуюся часть кузова.

— Места нет, места нет, — ворчливо сказал Шукуров. — Найдется, если захочешь…

Плетнев только покачал головой — он еще помнил, как Шукуров гонял своих солдат булыжниками…

Ноги уже совсем не держали, и он присел на парапет. Но через минуту его окликнул Ромашов. Они на пару с Симоновым стояли невдалеке.

— Тут какое дело, Плетнев. Надо в морг на опознание. Со мной поедешь… А это еще что?

Плетнев перевел взгляд. Первухин и два солдата вели от дверей дворца еще одного пленного.

— Вот, — сказал Первухин, подходя. — Командира бригады охраны выловили. Под кроватью прятался. Куда его?

Мрачно и ненавидяще глядя, Джандад сказал что-то на дари.

— Чего он бухтит? — поинтересовался Симонов.

— Рустам! — крикнул Плетнев. — Пойди сюда, пожалуйста! Переводчик нужен!

Шукуров подошел.

— Начальник охраны вроде, — пояснил Симонов. — Спроси, точно ли.

Шукуров задал вопрос. Джандад, помедлив, заговорил, криво усмехаясь и переводя горящий взгляд с одного из них на другого.

Шукуров неожиданно взорвался, заорал, яростно замахнулся.

Джандад сжал зубы и гордо вскинул голову.

— Что он?

Шукуров отвел от него взгляд и нехотя ответил Ромашову:

— А, херню какую-то несет, товарищ майор!..

— Переведи!

— Ну, — начал Шукуров, явно конфузясь. — Говорит, что… в общем, шакалы вы, говорит. Подлецы и предатели. Правнуки, говорит, об этом помнить будут. Нет вам, говорит, прощения…

— Это он про кого? — спросил Ромашов, угрюмо меря Джандада взглядом.

Шукуров развел руками.

— Про нас.

— Сам он шакал! Козел!

Ромашов отвернулся. Щурясь, стал смотреть на изуродованный купол Тадж-Бека.

— Так куда его, Михал Михалыч? — спросил Первухин, зло глядя на Джандада. — Может, того? За угол да шлепнуть?

Ромашов сверкнул на него взглядом из-под насупленных бровей.

— Я тебе шлепну!.. В посольство вези. Пусть там разбираются.

И двинулся к машине.

Коридор был выложен кафельной плиткой. Песчинки визжали под ногами. Звук шагов гулко отдавался от стен.

С ними был майор-кадровик — в чистой афганской форме, с черной папкой в руках.

У двери стоял вооруженный солдат «мусульманского» батальона. Увидев вошедших, отступил в сторону.

Они вошли внутрь.

Одна из люминесцентных ламп моргала и щелкала в ритме какой-то безумной морзянки.

Здесь тоже были кафельные полы. И кафельные стены.

За столом у низкого окна, сплошь замазанного известкой, сидел пожилой человек в белом не очень чистом халате, в такой же белой шапке и клеенчатом фартуке.

Когда они вошли, он встал.

В помещении стояли одиннадцать солдатских носилок. Убитые были накрыты простынями.