— Ну бабай неугомонный, да ну его!.. — разозлился Малой. — Эй, я вонт кауфен хероин[88], хоккей? — сказал он молодым тайцам, застывшим в дверях. Видя, что они не двигаются, повысил голос: — Ломка у меня, ёбаный ебан!..
Абстиненц, абстиненц! Да вы что, свихнулись?..
Один из тайцев что-то настойчиво просвистел старику. Тот, позыркав глазами, в задумчивости смежил щелочки глаз. Лицо стало похоже на морщинистый слепой кулачок, издававший короткие трели. Один внук исчез и вернулся с допотопными весами. Поставив их на стол, он еще раз мазнул всех пустым взглядом и вытащил из-за широкого пояса вытащил мешочек с коричневым порошком.
— Вот оно, вот, — засуетился Малой, словно собака на кость глядя на порошок. — И шприц давай неси! — подвигал он руками и пальцами, показывая шприц и укол.
Внук опять свиристнул что-то безумному дедушке — тот отрицательно покачал головой, но Малой стал униженно просить:
— Синук, Синук, прошу, вери шлехт[89] мне, разреши разок уколоться!.. Синук, как брата прошу!.. Я знаю, тут нельзя, но очень прошу, разреши, родной, разок сделать!..
Я там сделаю, в уборной, если тебе неприятно смотреть! — начал показывать руками Малой, попутно объяснив, что старик сам уже ширяться не может, и ему неприятно смотреть, как другие это делают. — Вот деньги, мани, мани, вери шлехт мне поверь, абстиненц убил проклятый!..
И он вытащил несколько бумажек. Старик смотрел то на него, то на деньги. Наконец, глаза его опять превратились в морщинки, лицо стало, как безглазое печеное яблочко, и он что-то важно щебетнул. Один внук принес гнутую грязную ложку, стеклянный шприц с железным поршнем и железной допотопной иглой, пиалу с водой.
— Этим шприцем пусть мой враг ширяется, — неприязненно заметил Нугзар.
Никто не ответил, только Васятка невнятно бормотнул:
— Можно...
Другой внук развязал мешочек и, поддев порошок фруктовым ножичком, насыпал героин в ложку.
— Еще, еще добавь! Еще немного. Еще чуток не помешает! Проба, проба! — забеспокоился Малой, готовя зажигалку и обнажая руку в язвах и синяках.
«Рука под стать шприцу», — подумал Нугзар, брезгливый в таких делах (что помогло ему избежать гепатита и других подобных напастей).
Старик вдруг стал милостив. Он озаренно-ласково смотрел вокруг, загадочно улыбаясь, и наконец издал тихую руладу. Внук досыпал немного в ложку. А другой внук принес старику большую рюмку с коричневой жидкостью. Старик воровато выпил ее.
— Во как, с водой прямо пьет! — искоса поглядывая на него, пробормотал Малой, копаясь в ложке и жестами прося помочь ему. — Вскипятнем разок — и хватит!
Юраш уставился на пустую рюмку, которую старик поставил на пол возле тесака, и удивленно спрашивал, помогая Малому управиться с ложкой и жгутом:
— Как это пьет, ёб же ёб?.. Прямо так?..
— Кореяне ведь пьют ханку с чаем?.. Ложку выше держи, чтоб не плюнуло! — И Малой начал водить зажигалкой под ложкой. — Разок вскипятнем — и хватит!
Когда все было кончено и сделано, он побурел, оживился, принялся сладострастно чесаться, обнимать старика, бегать вокруг стола и жадно курить.
— Все ништяк, все ништяк! Кто еще будет? — но, когда Юраш протянул руку к остаткам варева в ложке, тайцы разом возмущенно защебетали.
— Не хотят. Ну ладно, купим у черномазых и вмажемся внизу, в ресторане, в туалете, шприцы есть в автомате. Эй, Синук, хау мач стоит грамм?
— Сколько надо? — на ломаном английском спросил таец, закручивая мешочек.
— Сколько дашь — столько и надо. Все хочу. Тут сколько? — указал Малой на мешочек.
Но таец спрятал мешочек за пояс и повторил вопрос:
— Сколько?
— Граммов сто. Или сто пятьдесят, — ответил Малой, показывая ему что-то на пальцах.
— Очумел, балабол? Где у тебя столько денег? — спросил его тихо Васятка. — Какие сто граммов?
— Он пусть вытащит, а там посмотрим...
Но внуки ничего не вытаскивали. Гости вытащили деньги, скинулись, начали считать. Малой вывернул пустые карманы. Всего собралось марок триста. Когда, после подсчетов и пререканий, порошок был отсыпан в пакетик, Малой схватил его, сунул в карман и вдруг вспомнил, что в машине он спрятал золотые часы, их тоже надо сдать.
Васятка заворчал:
— Не мог сразу с собой взять?..
— Забыл. Давай ключи, сбегаю. Полиции боялся, под сиденьем лежат. Ворованные.
— Ну и сука ты — в моей машине ворованное возишь! А для меня что, полиции нету? Или как?
Старик, притихший после рюмки, услышав ненавистное слово, возбудился, вскочил. Ночная рубашка задралась, обнажая желтые ноги, похожие на руки. Он схватился за тесак и зашелся в тревожном писке:
— Полней?.. Полней?.. Полней?..
— Нет, нет, мани, мани! — закричал в ответ Малой и принялся объяснять тайцам, что ему надо выйти, в машине еще много мани и гольда[90].
— Мани?.. Гольд?..
Лицо старика вдруг осветилось блаженной улыбкой, и он махнул рукой — иди!.. Малой схватил ключи, ушел с одним из внуков в переднюю. Хлопнула входная дверь.
Минут пять все сидели в молчании.
— Вот гад, подох он там, что ли? — Васятка подошел к окну и ахнул: — Машины нет!.. Угнал, сволочь!
Все бросились к окну. На том места, где стояла машина, теперь блестели бутылочные осколки.
— Ну, сволочь, ты у меня будешь на вечном огне гореть! — закричал Васятка.
Теперь и старик с внуками приникли к окнам и тупо рассматривали пустую улицу.
— Ему не жить, падле! — проворчал Юраш. — Ну ёбаный ебан! Он чего, того?.. Ну, всю душу с тебя вытрясу, плюгаш!
— Чего делать теперь?.. В полицию звонить?.. — тараща глаза, спросил у Нугзара Васятка.
— Подожди, какая полиция?
Услышав это слово, старик вновь зашелся в свисте и клекоте:
— Полней!.. Полней!.. — а внуки, тоже панически чирикая и щебеча, забегали по комнате, запирая шкаф, пряча все со стола, что-то перекладывая в шкафчике. Старик, потрясая тесаком, бросился к двери и распахнул ее:
— Гоу! Гоу!
В ошалелом состоянии приятели вышли на лестницу. Внизу, в зале, замерла тайка с бокалом в руках, застыл мальчик-пионер. На улице сели на тротуар, возле осколков бутылки, и стали соображать, что делать дальше.
— Куда он мог сбежать? Вы же его знаете! — сказал Нугзар, жалея, что связался с мальчишками. Его денег пропало немного, но сама ситуация неприятна: кинули, как ребенка!
— Я его битой разнесу!.. Я его прикончу!.. — горячился Юраш. — Он уже раз такое со своим братом сотворил: машину украл и у турков на отраву поменял! Это что, опять?.. Вот змееныш мерзкий!..
Из окон и витрин смотрели разноцветные лица. На втором этаже стали со стуком срочно опускаться жалюзи, хлопать ставни.
— Деньги у нас остались?
— Откуда? Все Синуку отдали!
Что делать? Не сидеть же тут до вечера?.. Васятка хотел звонить в полицию (машина была отцовская), но остальные отговаривали его — самих чтоб не повязали.
— Лучше пошли отсюда, а этого блядёныша потом поймаем и душу вытрясем, — предложил Юраш.
Они собрались двинуться куда-то вдоль красных узких домов, как из-за поворота показалась машина. Со скрежетом дернулась на тормозах, а на злобный крик Васятки, где он, змей, был, Малой ответил:
— Как где?.. В магазине!.. Сушняк мучит! Я выпить воды захотел, фляше[91] схватил, не удержал, она разбилась. Вот решил вам поправить, поехал и купил! — И он указал на сиденье, где пузырилась кока-кола и синела минералка. — Пейте, сколько влезет!..
— Спасибо, гад, у нас сушняка нету, — ответил за всех Юраш.
— Котлы — вот, — показал Малой какие-то невзрачные часы. — Ну, следующий раз сменяем. Сейчас ширева на всех хватит. Гуляй, братва!
— Где колоться будем? — уже забыл происшествие Васятка.
После допроса Сатаны инспекторы вышли из отделения, а майор остался, чтобы, по его словам, «поработать».
— Рабочий!.. Что он о себе думает?.. Свинячья голова! — с неприязнью сказал Пилия. — У тебя дома есть что-нибудь?
— Что? — не понял Мака.
— Ну, опиум, морфий, кодеин... А то я с ног валюсь, три дня в пути.
Мака с удивлением посмотрел на Пилию:
— У меня?.. Дома?.. Морфий?.. Да ты спятил, что ли?
— А твоей матери разве не делают? У нее же рак! Мака помрачнел:
— Ну и что? Делают... Мне у матери воровать? Да и в больнице она...
— Не кипятись. Подожди, я в кабинет заскочу, у меня в сейфе было...
— Уже нет. Садись в машину, — сказал Мака, отпирая дверцу. — Кукусик являлся, информацию слил, майор велел кинуть ему подачку. Я и дал...
— Ничего себе распоряжения! Из моего сейфа! Меня скоро ломать начнет.
— Вот, тут что-то есть! — Мака покопался в бардачке, дал Пилии комочек.
Тот понюхал, поморщился:
— Нет, это анаша. А мне опиаты нужны.
— Не один хрен? — равнодушно спросил Мака.