Это было бы все равно что перерезать “дорогу жизни”.
Подбираться к насосам лучше всего было со стороны Койот-Ривер. “Ла Миссион” построили прямо на берегу реки, что позволяло забирать воду для охлаждения, а потом возвращать обратно. Георгос предполагал на резиновой лодке добраться почти до самой электростанции. Ну а после этого в дело вступит аппарат для подводного плавания. Уж здесь-то он был мастер, на Кубе его обучили взрывным работам под водой.
По картам Георгос определил, что на фургоне он сможет подъехать почти вплотную к “Ла Миссион”. Здесь, на пустынном берегу, в полумиле от станции, он подготовит лодку. Ну а дальше на него поработает течение реки. Почти неразрешимой проблемой было возвращение к фургону, но над этим этапом операции он старался пока не задумываться.
Итак, он проберется к насосам под водой через металлическую решетку и две заградительные проволочные сети. Инструменты для того, чтобы сделать в них отверстия, хранились вместе с его подводным снаряжением. Цилиндрические бомбы будут привязаны к поясу. Попав внутрь, он легко и быстро установит бомбы в корпусах насосов. Это был прекрасный план, как и казалось с самого начала.
Оставался единственный вопрос: когда начинать? Сегодня была пятница. Взвесив все, Георгос решил — в следующий вторник. Он покинет Норд-Кася, как только стемнеет, проедет на “фольксвагене” примерно пятьдесят миль до “Ла Миссион”, затем сразу приготовит лодку.
Теперь, когда решение было принято, им овладело беспокойство. Квартира, маленькая, мрачная, скудно обставленная, напоминала тюрьму, особенно в дневное время, но Георгос знал, что выходить на улицу просто для прогулки — глупый риск. Нет, он останется затворником до воскресного вечера, тогда уже возникнет прямая необходимость выйти, чтобы купить еще продуктов.
Ему недоставало его журнала, куда он привык записывать свои мысли, но старый был захвачен врагами, а на то, чтобы завести новый, он не мог найти в себе сил.
Все, что ему сейчас оставалось, так это кружить по трем тесным комнатам квартиры.
На кухне его взгляд остановился на конверте, лежавшем на газовой колонке. В нем была так называемая потребительская анкета. Она пришла по почте несколько недель назад — и откуда! — из “Голден стейт”. Письмо было адресовано некоему Оуэну Грейнджеру — под этим именем Георгос снял квартиру. Он внес плату за три месяца вперед, чтобы избежать вопросов о кредите. (Георгос всегда все счета оплачивал сразу же, чтобы не привлекать к себе внимания. Неоплаченные счета возбуждали ненужный интерес.) Один из пунктов этой вонючей потребительской анкеты так разозлил Георгоса, что он запустил в стену чашку, оказавшуюся у него в руках. Чашка разбилась вдребезги. Этот пункт гласил:
“Голден стейт пауэр энд лайт” приносит извинения своим клиентам за неудобства, вызванные трусливыми нападениями на установки компании со стороны мелких невежественных людей с большими претензиями. Если Вы знаете способы, как покончить с подобными нападениями, пожалуйста, сообщите нам свои предложения”.
Тогда же Георгос сел и написал злой ответ: “Люди, которых вы самонадеянно называете мелкими, трусливыми, невежественными, совершенно не такие. Они — воистину герои, борющиеся с эксплуататорами народа. Возмездие настигнет вас! Помните об этом. Когда наша революция победит, вас ожидают не какие-то там “неудобства”, а смерть…”
Строки не помещались на отведенном для ответа листе, и он взял еще лист бумаги, чтобы закончить свой ответ этим свиньям.
Он собирался отправить свое послание во время одной из вечерних вылазок и даже вложил его в оплаченный почтовый конверт, который пришел вместе с анкетой, но передумал. Что-то подсказывало ему, что его заманивают в ловушку. Он оставил заполненный вопросник на том же месте, где и взял его.
Конверт был незаклеенным, и Георгос вынул свой ответ. “Написано мастерски, — подумал он. — Почему бы не послать его? В конце концов, он будет анонимным”. Он уже оторвал и выбросил ту часть анкеты, на которой было имя Оуэна Грейнджера и адрес квартиры. Они были отпечатаны на компьютере, это Георгос понял сразу. Значит, анкета была обезличенной, как и все распечатки с компьютера.
Кто-то должен был прочитать то, что он написал. Кто бы это ни был, равнодушным он не останется, и это уже хорошо. Логичностью этого послания, его страстностью невозможно не восхититься!
Изменив свое решение, Георгос заклеил конверт. Он опустит его в почтовый ящик, когда выйдет из дома в воскресенье вечером.
Он возобновил свое бесцельное хождение по комнате, и против всякого его желания на ум снова пришла загнанная в угол крыса.
Примерно в тот же момент, когда Георгос Арчамболт принял решение взорвать “Ла Миссион” во второй раз, Гарри Лондон смотрел в глаза Ниму Голдману.
— Нет! — сказал Лондон. — Дьявол меня побери, нет! Ни для тебя, Ним, ни для кого-либо другого. Ним терпеливо объяснил:
— Все, о чем я попросил тебя, это принять во внимание некоторые особые обстоятельства. Так случилось, что я знаю семью Слоун…
Они были в кабинете Нима. Гарри Лондон стоял, наклонившись над столом.
— Возможно, ты знаешь семью, а я знаю это дело. Оно все здесь. Прочитай! — Шеф отдела охраны собственности пододвинул к Ниму толстую папку.
— Успокойся, Гарри, — попросил Ним. — Мне не нужно ничего читать. Я верю тебе на слово, это действительно грязное дело.
Некоторое время назад, помня о своем обещании Карен в прошлый вечер, Ним позвонил Гарри Лондону, чтобы убедиться, что он знает о краже газа, в которой был замешан Лютер Слоун.
— Конечно, знаю, — ответил тот. Когда Ним объяснил ему свою личную заинтересованность в этом деле, Лондон сказал:
— Я приду.
Теперь Гарри Лондон настаивал:
— Ты чертовски прав, это грязное дело. Твой друг Слоун обходил показания счетчиков, многих счетчиков, в течение более чем года.
Ним сказал раздраженно:
— Он не мой друг. Мой друг — его дочь.
— Одна из твоих подружек, без сомнения.
— Выбрось это из головы, Гарри! — Ним тоже начинал злиться. — Карен Слоун неизлечимо больна.
Он принялся описывать семью Карен, рассказал, как родители помогали ей деньгами и как Лютер Слоун влез в долги, чтобы купить для нее специальный фургон.
— В одном я уверен. Что бы ни сделал отец Карен с деньгами, которые он получил, он истратил их не на себя. Лондон оставался непоколебим.
— Что, от этого воровство становится лучше? Конечно, нет, и ты это знаешь.
— Да, я знаю это. Но наверняка, если мы знаем также о смягчающих вину обстоятельствах, мы могли бы быть менее упрямыми.
— И что же ты предлагаешь?
Ним проигнорировал язвительный тон, которым задан был вопрос.
— Ну, мы могли бы настоять на возмещении ущерба, позволить Лютеру Слоуну оплатить в рассрочку то, что было украдено, не начиная уголовного процесса.
— Значит, такое у тебя предложение?
— Да.
— Ним, я никогда не думал, что придет день, когда я буду стоять здесь и слушать, как ты говоришь то, что ты только что сказал.
— О, ради Бога, Гарри! Кто знает, что он скажет или сделает в определенной ситуации?
— Я знаю. То, что я говорю сейчас, я повторю когда угодно: дело Слоуна пойдет своим ходом. Это означает, что обвинение против него будет выдвинуто в течение ближайших нескольких дней. Если, конечно, ты не решишь меня пристрелить и сделать все по-своему.
— Гарри, перестань болтать чепуху, — устало сказал Ним. Наступило молчание, затем Лондон спросил:
— Ним, ты думаешь о Йеле, не так ли?
— Да.
— Ты думаешь, что раз старик Йел выкрутился из этой истории с кражей энергии, то почему не уйти из-под удара Лютеру Слоуну? Нельзя же устанавливать разные законы для “шишки” и для маленького человека, отца твоего друга, верно?
Ним кивнул:
— Да, я очень много думал об этом.
— И ты прав. Именно так и обстоит дело, я видел, как это случалось в другое время и в других местах. Имеющие привилегии, власть, деньги могут рассчитывать на снисхождение. О, не всегда, но достаточно часто, чтобы усомниться в справедливости правосудия. Именно так работает система. Она может мне не нравиться, но не я ее создал. Тем не менее я скажу тебе вот что: если бы у меня были такие же веские улики против судьи Йела, какие есть против Лютера Слоуна, я никогда бы не отступил.
— Значит, есть все-таки твердые доказательства?
— Я думал, ты никогда не спросишь, — криво улыбнулся Лондон.
— Ладно, выкладывай.
— В конторе “Кил” Лютер Споун был газовщиком. Основную часть работы по махинациям с газом они поручали ему, вероятно, потому, что он был чертовски силен в этом деле. Я видел многое из сделанного им. У нас есть документы из “Кил”, свидетельствующие против него. Вот ты говорил только что о возмещении ущерба Слоуном. По нашим оценкам, ущерб составляет около двухсот тридцати тысяч долларов. А судя по тому, что ты мне рассказал, у Слоуна таких денег быть не может.
