— Это невозможно! — воскликнул посол Киршбоу. — Это противоречит установкам Госдепартамента! Противоречит нашим национальным интересам!
— Мы всегда уважали национальные интересы США. Иногда в ущерб нашим собственным. Разве мы не уничтожили нашу космическую станцию «Мир», чтобы не составлять конкуренцию американским программам НАСА? Разве не молчали, когда ваша субмарина «Лос-Анджелес» протаранила нашу подводную лодку «Курск», и мы, под рыдание вдов и матерей, лгали мировому общественному мнению, ссылаясь на самопроизвольный взрыв торпеды?
— Мы ценим ваши жертвы. Ценим дух союзничества, который вы проявляете.
— Господин посол, вы должны верить, что и в условиях чрезвычайного положения Россия остается верным союзником Америки. Мы не покладаем сил в борьбе с международным терроризмом. Готовы пойти навстречу Америке в ее политике сдерживания по отношению к Ирану и Северной Корее. Мы станем покрывать растущие потребности Соединенных Штатов в нефти и газе. Готовы обеспечить американским компаниям участие в нефтедобывающем бизнесе России. Господин посол, в настоящее время предпринимаются жесткие меры по пресечению антигосударственного мятежа, осуществленного враждебными России силами. Вводится военное положение, идут аресты. Приведены в готовность части ракетных войск стратегического назначения. Прошу сообщить об этом Президенту Соединенных Штатов и сказать, что Россия, как никогда, нуждается в дружеской поддержке.
— Но вы сказали… — Посол Киршбоу растерянно моргал глазами. — Сказали, что Россия распиливает свою последнюю стратегическую ракету. Даже танцевали вокруг нее русские народные танцы!
— Нам казалось, что это действительно последняя ракета. Но в последующие дни мы обнаружили тысячу двести бесхозных ракет и поставили их на боевое дежурство.
— Понимаю, — пролепетал посол Киршбоу. — Я буду связываться с Госдепартаментом. Реакция Президента США последует незамедлительно.
— Полагаю, через четверть часа Президент России на борту теплохода выступит с обращением к нации. — Есаул поднялся. Молча поклонился. Покинул каюту.
Есаул созвал к себе в люкс соратников. Смущенные и подавленные, появились спикер Грязнов, прокурор Грустинов и хромающий, с негнущейся ногой министр обороны Дезодорантов.
— Через четверть часа на палубе перед прессой Президент Парфирий сделает обращение к нации. Объявит о введении чрезвычайного положения и о продлении своих полномочий на третий срок, — начал Есаул.
— Вот так так! Ни хрена себе!.. Давно пора было сделать решительный шаг! — воскликнули все трое разом.
— Не перебивайте и слушайте. — Есаул раздраженно пресек прения. — Каждому из вас надлежит предпринять незамедлительные действия… Ты, — Есаул ткнул в спикера Государственной думы Грязнова, — свяжись с твоим гребаным парламентским большинством. Прикажи утвердить чрезвычайное положение и изменить статью конституции, где говорится о сроках президентских полномочий. Если твои идиоты начнут артачиться, стимулируй «конвертами».
Ты. — Есаул кивнул прокурору Грустинову. — Подготовь ордера на арест восьмидесяти двух человек. Вот список. Интернируй правозащитников в подмосковные санатории для душевнобольных. Друзей Куприянова помести в казармы дивизии внутренних войск, особенно гроссмейстера и эту японскую стерву… Тебе… — Он обратился к министру обороны Дезодорантову. — Да перестань, мать твою, грызть трость… Войска переводятся на казарменное положение. В обеих столицах объявляется комендантский час. Подыми авиацию, пусть истребители барражируют над Москвой и Питером на бреющих высотах. Чтобы либералы не вылезали из сортиров.
— Может, сбросить небольшую атомную бомбу на Вышний Волочёк? — азартно предложил Дезодорантов.
— Вынь трость из задницы и делай, что тебе велят, — оборвал его Есаул.
— Позволь узнать, Василий, текст президентского обращения подготовлен? — поинтересовался спикер Грязное, видимо желая предложить свои услуги спичрайтера.
— Подготовлен, — сказал Есаул.
— Его будет читать сам Парфирий? — недоверчиво спросил прокурор Грустинов.
— Прочитает через четверть часа. Все. Теперь ступайте и действуйте как можно быстрее.
Все трое вышли в коридор. Прокурор, мотая головой, повторял:
— Ай да кот Вася! Ай да Есаул! И впрямь, «он догадлив был».
Разошлись по каютам, уселись за телефоны правительственной связи.
Направив соратников в дело, Есаул взял со стола лист бумаги с заготовленным текстом и оставил каюту. Вышел в пустой коридор, где за дверями испуганные пассажиры ожидали катастрофу, — налет мятежных самолетов, готовых разбомбить теплоход. Всплытие на перископную глубину подводной лодки, посылающей торпеду в президентский корабль. Появление на далеком берегу батареи дальнобойных орудий, берущих в перекрестье прицела белоснежный лайнер. Коридоры были пусты, маячили посты с автоматами.
Есаул спустился на нижнюю палубу, прошел в отдаленный отсек, где у железных дверей стояла вооруженная охрана.
— Откройте, — приказал Есаул. Со скрипом тюремной камеры дверь отворилась. Есаул переступил порог.
Это и впрямь была камера. Отсутствие окон. Голые, выкрашенные грязной масляной краской стены. Клепаный пол. В потолке тусклая, охваченная решеткой лампа. Посредине на возвышении железное кресло. В нем человек. Руки, закрепленные скобами в поручнях кресла. Ноги, вставленные в стремена. На лице железный намордник с прорезями для глаз. Отверстие для носа и рта, зарешеченное нержавеющей сталью. Человек был накрыт клеенчатым фартуком. Под креслом стояла параша, от которой исходило зловонье.
Некоторое время Есаул молча рассматривал узника.
— Я тот, кто вынул тебя из тюрьмы и взял сюда, — медленно произнес Есаул, — ты — Лешка Клыков по кличке Сластена, серийный убийца. Получил пожизненное за убийство и изнасилование десяти малолетник девочек, пять из которых ты съел. Такие, как ты, в тюрьме не живут. Их убивают уколом в сердце, как убили чеченского террориста Радуева. Мне ты обязан жизнью.
Узник молчал. Только зыркали в прорези веселые злые глаза да губы слабо розовели в зарешеченной скважине.
— Не догадываешься, зачем ты мне нужен?
— Начальник, пусть снимут намордник. И уберут парашу. Второй день не выносят, — раздался из-под железа негромкий приятный голос.
Есаул повернулся к стоящим в дверях охранникам:
— Сделайте, как он сказал.
Один охранник, не скрывая отвращения, вынес переполненную парашу. Другой достал ключ, стал лязгать в металлической маске. Отомкнул запор, снял с узника железный колпак. Свет лампы упал на бледное лицо, и Есаул, хоть и был подготовлен к зрелищу, не удержался и ахнул.
Перед им сидел вылитый Президент Парфирий — то же утонченное лицо. Хрупкая переносица со светящимся меж золотистых бровей островком. Серые, чуть навыкат глаза. Тонкие изящные губы, застенчивые, дрожащие в милой детской улыбке. Лишь когда открывался рот, зубы казались крупнее, чем у Президента Парфирия. Клыки выдавали хищника, привыкшего грызть хрящи и кости.
Сходство было поразительным. Еще большим, чем на фотографии, которую Есаул месяц назад вынул из компьютера Министерства юстиции и при взгляде на которую родился дерзновенный план. Природа создала два клона, по единым лекалам и выкройкам, с поразительным подобием тела, но с различной судьбой. Один близнец выбрал судьбу офицера госбезопасности, добился президентских высот. Другой окунулся в преступный мир, был наделен пороками, сделавшими его серийным убийцей и людоедом. Их сходство, а также прочитанная в детстве книжка «Принц и нищий» натолкнули Есаула на идею.
— Я пришел объявить, для чего ты мне нужен, — Есаул видел, как двойник Президента Парфирия сжимает и разжимает кулаки, разминая охваченные скобами запястья. — Через десять минут тебя оденут, приведут в христианский вид. Ты выйдешь к людям и зачитаешь бумагу. Если ты ошибешься хоть в одном слове или позволишь себе валять дурака, тебя застрелят прямо здесь и вышвырнут в воду, где тобой полакомятся рыбы, как ты лакомился маленькими девочками. Ты понял меня?
— Прочту, если дашь маленькую девочку, — усмехнулся Сластена. — А то кашей закормили, тошнит. Иначе не буду читать.
— Ну ты, ублюдок, я тебя сам по кусочкам нарежу, посыплю сольцой и скормлю озерным щукам. Они любят человечинку с тухлецой. — Есаул растянул губы, открывая волчий оскал, от которого сердце серийного убийцы дрогнуло.
— Да ладно, начальник, пошутить нельзя. Давай свою сраную бумагу.
— Другое дело, Сластена, — Есаул передал ему текст обращения Президента России к нации. Повернулся к охране. — Отмойте его. Вам принесут костюм из президентского гардероба. Пусть гример наложит на эту бледную рожу шафрановый альпийский загар.
