— Принцесса, это Кофея, та самая… — он обернулся к Джонатану. — Кофея — моя старинная приятельница. Кофея — не настоящее имя, но она дочь кофейного магната и тоже немного принцесса.
Кофея любезно улыбнулась Джонатану. Потом пошарила в сумочке из крокодиловой кожи, вытащила оттуда шоколадку и протянула Ангине.
— Возьми, девочка, — произнесла она с легким американским акцентом.
— Мерси, мадам, я мухам отдам.
Но Кофея не услышала. Она продолжала:
— Непросто было вас догнать! Я никогда не простила бы Вергилию — это мой шофер — если бы он вас упустил. Я так счастлива, дорогой мой Санта-Клаус! Думала, что больше вас не увижу.
— Я вам теперь не нужен. Вы ведь замужем.
— Да, но если бы вы знали, как мне грустно! Мой муж Смаркэш — бандит, пират, грабитель. У него нет ни сердца, ни мозгов. Запах денег сводит его с ума. Он людоед. Он съел столько же инкассаторов, сколько волос у меня на голове. Его любимый десерт — кошелек, посыпанный золотом, а спит он в пижаме из купюр. Я полагала, что он влюблен в мое состояние, а он был влюблен в меня, что еще хуже. Он запирает меня в своем сундуке, натирает меня до блеска, переводит меня в акции, пересчитывает меня, оценивает, обесценивает. — Кофея расхохоталась. — Помните Дженни? Она так мечтала выйти за миллионера. И своего добилась. К несчастью, она поторопилась: ему был миллион лет! Старая развалина без гроша. Ей пришлось зарабатывать ему на лекарства и кашу. Бедняжка Дженни! Вергилий, шампанского! Отметим нашу встречу.
Шофер разложил небольшой столик, поставил на него несколько бутылок в ведерках со льдом и три хрустальных розовых бокала. Налил шампанское. Кофея произнесла первый тост.
— За Санта-Клауса!
Ангина, которой не удосужились налить, убежала. Кофея попыталась ее остановить, но Канцлер ее удержал.
— Бросьте, сама вернется.
— Малышка меня недолюбливает. Жалко, что я ей не нравлюсь!
—Вы слегка, то есть немного, то есть чуточку преувеличиваете.
Настала очередь старика поднять бокалы за Кофею, потом Джонатан выпил за Ангину, потом беспорядочно за всех присутствующих. Потом компания продолжила банкет в «роллс-ройсе» со всеми удобствами. Шофер прислуживал по высшему разряду. За первой порцией бутылок последовал импровизированный ужин: черная икра, куриное заливное, мороженое. Из динамиков лилась приятная музыка. Джонатан в полудреме следил за нескончаемой беседой двух друзей.
Какая странная девочка вас сопровождает, Санта-Клаус!
— Наоборот, это я ее охраняю.
— Она действительно принцесса?
Разумеется. Она столь же богата, как вы, даже состоятельнее. Ее Казна находится в грузовике, только это секрет.
— Вы не боитесь воров?
— До дрожи в коленях. Посмотрите внимательнее: я изумрудно-зеленого цвета. А вчера был малахитового оттенка.
— А кто это с вами?
— Он с нами недавно. Мы подобрали его из жалости. Несчастный упал и поранился. Но он нас не обременяет.
— Вы из-за Казны так торопитесь?
— Да, и по причине угрожающего нам заговора. Я боюсь за Принцессу. Герцогиня Бисквитти и Маркграф де Грюйер способны на все! Их тщеславие неуемно, их средства неограниченны, а ненависть безбрежна.
— Королевство большое? Где оно находится?
—На карте. Единственное, что я могу сказать, это что в речи там употребляют меньше галлицизмов, чем где бы то ни было. Зато там поют песни без начала и конца.
— Спойте мне какую-нибудь! Так хочется вас послушать!
— Хорошо, только приглушите музыку.
Шофер повернул ручку, и Канцлер запел:
Вы изрядно потолстели,
Но пакетик карамели
От меня примите в дар.
Что ж, придется потрудиться,
Надо вам порхать, как птица,
Чтоб добраться до конфет.
Джонатан вежливо похлопал, а Кофея пришла в восторг:
— Потрясающе! Если вы приедете в Нью-Йорк, то заработаете много денег. Директор самой крупной фирмы грамзаписи — мой друг. Он удивительный, невероятно симпатичный человек. Он вам обязательно понравится. Он смеется, как вы. Приезжайте, Санта-Клаус!
— Мне нужно завершить свою миссию, Кофея. А потом посмотрим… Заметьте, что ваша реакция не оказалась для меня сюрпризом. Я великий певец. Весь мир обожает мое исполнение. Но выступаю я редко. Меня слишком сковывают комплименты.
— У вас восхитительный голос. Настоящий…
Канцлер заревел и принялся крушить один за другим хрустальные бокалы.
— Неправда, не настоящий, фальшивый! Слышите, фальшивый! Но чтобы сфабриковать его, я долго старался! Во мне нет ничего настоящего! Даже бородавки у меня искусственные. Все продумано, отработано, подделано. Я не какой-нибудь второсортный лжец, я первоклассный!
Кофея принесла свои извинения. Шофер убрал осколки и заменил бокалы. Джонатан воспользовался суматохой, чтобы уйти. Погуляв под деревьями при свете фар, он оперся о ствол каштана и принялся созерцать звезды.
— Вам тоже нехорошо?
— Наверное, я объелся мороженым.
— А я выпила слишком много красного.
Джонатан подпрыгнул.
— Вы пили красное вино?
Я позаимствовала бутылку у Канцлера. Я ненавижу старуху, которая вас пригласила. Мне стало скучно, я напилась, и теперь меня тошнит.
Джонатан сел на землю.
Располагайтесь, Принцесса. Постарайтесь уснуть, и вам полегчает. Положите голову мне на колени.
Ангина улеглась. Ее дыхание выровнялось, и она уснула. До Джонатана донеслась вновь зазвучавшая музыка. Он закрыл глаза и тоже погрузился в сон.
Ангина! Джонатан! Принцесса! — раздались голоса. Ангина прижалась к юноше.
— Не отзывайтесь. Они нас не увидят.
— Они будут волноваться.
— Еще немножко. Чуточку. Пять минуточек…
Голоса удалились. Электрический фонарик пошарил по кустам, и снова стало темно.
— Угадайте, что мне приснилось.
— Не знаю. У вас сейчас глаза гранатового цвета.
— Да, я чувствую. Мне приснилось, что я на вокзале и жду Канцлера к поезду 12:20. Я стою у турникета и смотрю, как через него проходят пассажиры. Вдруг один из них начинает ко мне приставать, говорит, что я на него пялюсь и над ним смеюсь. Я отвечаю, что жду одного человека, а он мне не верит. Потом он меня спрашивает, каким я его запомню. Я говорю, пассажиром. Тогда он злится, говорит, что он не просто пассажир, и обвиняет меня в том, что я вознамерилась его забыть. Я, разумеется, все отрицаю. Тут вмешивается другой пассажир. Очень грустный. И замечает, что я запомню первого пассажира, а его забуду. Я его утешаю. Оба начинают ссориться, потому что хотят, чтобы я о них вспоминала, и нападать друг на друга, потому что каждый якобы пользовался незаконными приемами. Потом я проснулась. И отлично их помню. К счастью, остальные пассажиры не стали ко мне приставать с той же просьбой!
— Двое и так чересчур.
— Зачем вы так говорите? Я могла бы и пятерых запомнить. У меня прекрасная память. Например, я помню, как вы залезали в грузовик в первый раз: тогда вам на глаза падала челка.
Крики возобновились, еще более встревоженные.
— Мы здесь, — гаркнул Джонатан. Ангина ущипнула его за бедро. Подбежали Канцлер и Кофея.
— Слава богу! Слава богу! — все, что могли они произнести.
— О, как мне плохо! — простонала Ангина и застучала зубами. Девочка на самом деле выглядела неважно. Восковое личико, на лбу — капли пота.
— Надо бы вызвать доктора, у нее высокая температура.
Канцлер заламывал руки:
— Никогда себе не прощу. Все из-за меня. Какая я скотина, чудовище… Он полез в словарь.
— …мамонт. Вот кто я. Вдобавок наигнуснейший.
— Пойдемте ко мне, — предложила Кофея. — Я живу в двух шагах отсюда. Малышке будет у меня значительно лучше, чем здесь. Я вызову доктора, ему я бесконечно доверяю. К счастью, Смаркэша нет дома. Он отправился в познавательное путешествие к антиподам. Он осматривает наиболее соблазнительные банковские счета и ждет момента, когда те вызреют.
Вернется он еще не скоро, поскольку передвигается со скоростью 70 часов в километр.
— А сколько ему лет?
— Семьдесят.
— Надо бы подсократить число стариков под семьдесят, — вздохнул Канцлер. — Поехали.
«Роллс-ройс» ловко развернулся, за ним грузовик неуклюже повторил то же движение, отчего Джонатан заработал две шишки на макушке. Он еле удержал Ангину, чуть не вывалившуюся из кровати. Девочка бредила:
— Неправда ли, сударь, она остроумна? — О, да, в ней есть наивность, нечто от ребенка, от старых добрых времен, а иногда и от славных предков. Еще остались неизменно наивные мужчины. Какое право имел ягненок в жаркий день зайти к ручью напиться? Был ли он под охраной закона? И соблюдает ли его волк? Зачем волку понадобилось идти к ручью? Прилично ли он изъясняется? Вы любите волков, мадмуазель? А волков-оборотней?
