Когда я проснулась, Бенни сидел на краю постели и пытался заплести мои прямые тонкие волосы в косу.
Мне казалось, на дворе еще глубокая ночь. В голове бродили обрывки кошмара, из которого я помнила лишь, что Эрьян заставлял меня надеть спасательный жилет. «Но я только проплыву на раковине…» — пыталась сказать я, а потом кинула взгляд окрест и увидела, что со всех сторон — море. И запищала от страха.
Бенни перевернул меня на другой бок и принялся заплетать вторую косу.
— Надо ж и тебе навести красоту, — сказал он. — Хотя ты проспала утреннюю дойку.
У него самого волосы были мокрые, и он пах мылом.
— Пристал, как банный лист! — сиплым голосом буркнула я. — Провались ты пропадом со своими коровами! Лучше подай мне в постель кофе с молоком, круассаны и раздел культуры из ДН! А потом можешь идти слушать сельскохозяйственные новости или что ты там больше любишь!
Он соорудил из кос крендель и приладил его у меня на голове резинкой — шириной с велосипедную покрышку.
— Вот в таком виде тебе надо завтра выйти на работу… ясный перец, в резиновых сапогах, — проговорил он. — И ходить враскорячку, и объяснять коллегам, как нужно ухаживать за копытами.
Насчет ходьбы враскорячку он был прав. Внизу все так распухло, что ходить иначе я просто не могла.
— Сама виновата: допустила до себя распалившегося быка, — удовлетворенно заметил он.
Мы спустились в кухню, и я опять приложилась к безвкусному заправочному батону. Бенни напихался кашей с яблочным пюре — аппетит у него был ого-го какой. Он спросил, пеку ли я дома хлеб, на что я отвечала: нет, я думала, он растет на деревьях и его можно срывать в виде булочек или оставлять на ветках, чтобы вырос до буханок.
Бенни засмеялся — впрочем, с некоторой натугой.
После завтрака он потащил меня показывать свои владения, уж очень ему не терпелось все мне продемонстрировать. Я кивала, ахала и охала, перемежая ахи и охи фразами вроде: «Не слабо, патрон!» Впрочем, это не стоило мне никаких усилий, поскольку усадьба располагалась в красивой местности, среди холмов, и сейчас, в обрамлении золотой осенней листвы, выглядела очень декоративно. Над вспаханным под озимые черноземом висели клочья тумана. Повсюду краснела рябина, из которой, по словам Бенни, его матушка варила потрясающее желе. За амбаром аккуратными рядами выстроились огромные пластиковые мешки с силосом. Понятно, что не был обойден вниманием и хлев с сытыми, ленивыми коровами — я так редко видела коров в натуральную величину, что они показались мне неестественно большими.
Разумеется, меня потянуло к клеткам с телятами, и я дала этим очаровательным созданиям с глазами косуль пососать мои пальцы, Бенни же пытался оттащить меня прочь — показать свои усовершенствования по уборке нечистот. Ну как человек не соображает, что меня ни капельки не интересуют его нововведения! «Овцы еще на выпасе, — сказал он. — Скоро нам надо будет загонять их во двор!» Нам?!
У меня возникло ощущение, что я попала в чужой сон. Неужели это я пытаюсь охмурить завидного жениха, владельца собственной усадьбы и двадцати четырех дойных коров с приплодом? Я ничего такого не просила и давно примирилась с мыслью о том, что проживу старой девой — в крайнем случае заведу кошку. Ну ладно, можно и любовника — в терапевтических дозах, для поддержки гормонального равновесия.
А тут, как любит говорить Мэрта, «налицо явный перебор». Излишек хотя бы в двадцать четыре коровы. Впрочем, этого я ему не сказала. Уж слишком он гордился своим хозяйством.
Потом, ясное дело, стало худо, когда я почувствовала, что мне позарез хочется домой. Я объелась всеми этими вышивками и механизмами для уборки навоза — во всяком случае, на сегодня мне хватало. Надо было похолить свои перетруженные нижние части в горячей ванне, почитать ДН, послушать Боккерини, а потом залезть в чистую постель и ублажить себя травяным чаем.
А еще надо было подумать.
Но прежде чем я успела более или менее тактично изложить это Бенни, он вынул из морозилки килограммовую упаковку говяжьего фарша и швырнул мне, вслух предвкушая, что у нас сегодня будет на обед… может, тефтели? Я тупо перевела взгляд с него на фарш, потом обратно… и не совсем впопад сказала: так, мол, и так, у меня культурный шок и мне нужно на некоторое время вернуться в привычную обстановку.
Бенни уставился на меня, ощупывая мое лицо длинными чувствительными щупальцами. Он очень хорошо улавливает чужое настроение. Впрочем, такое качество обязательно для человека, которому надо налаживать контакт с братьями нашими меньшими.
Его потрясающая улыбка спряталась в тучу.
— Ладно, давай отвезу! — только и сказал он. — Автобусы у нас по воскресеньям не ходят.
И он отвез меня за сорок километров в город и, торопливо погладив по берету, высадил из машины: парню нужно было успеть к очередной дойке.
Когда я отперла дверь и окинула взглядом квартиру, в которой мы вчера произвели такой разор, настроение у меня снова переменилось и я выскочила за дверь. Может, я была не права и следовало сразиться с замороженным куском мяса, только бы не видеть, как гаснет у Бенни улыбка?
Впрочем, я точно знала, что не сумею превратить это мясо в тефтели. Вот где, наверное, и была зарыта собака. Мы с Эрьяном питались по-вегетариански, а после его смерти я хотя и ела тефтели, но готовые, которые надо было только разогреть. Домашних тефтелей я в глаза не видела с тех пор, как уехала от родителей, а мама, конечно, не позволяла своей умнице-разумнице Дезире пачкать руки фаршем.
Теперь же она не могла бы научить меня готовить тефтели, даже если б я очень попросила. Во время моего последнего визита она называла меня «сестрой Карин» и ругала за то, что из-за меня вечно остается без кофе.
Я вернулась в квартиру и стала наливать ванну.
Я, понятное дело, заметил, что отношения наши кое в чем складываются хреново. Когда я ей показывал усадьбу, интерес был немногим больше, чем если бы я подробно излагал, как переваривается пища у меня в желудке. Конечно, библиотекарша была вежлива. Задавала умные вопросы. Но сказать, чтобы слушала с горящими глазами? Ничего подобного не было и в помине.
Я пытался уговорить себя рассуждениями о том, что и сам проявил бы не больше интереса, вздумай она водить меня по библиотеке и объяснять значение всех шифров, под которыми у них расставлены книги, или систему, по которой ведется каталог. Однако уговоры не помогли. Все-таки книги — это книги, усадьба же — совсем другой коленкор.
А уж когда я кинул ей замороженный фарш… он еще и долететь не успел, как я смекнул: НЕ ТО!
Хотя мне и в голову не приходило, что тут может выйти загвоздка. В наших краях мужик приволакивает жене лося, а потом садится уплетать духовитую тушеную лосятину. Что было в промежутке, он знать не знает и ведать не ведает. Наверное, я прикинул так: пускай себе готовит, а я пока приберусь в телятнике, чтоб мы успели до вечерней дойки поесть и — ха-ха-ха! — поваляться после обеда. А она на этот фарш посмотрела, как на кусок мерзлого дерьма. И запросилась домой. Спорить с ней было бесполезно.
В машине она всю дорогу обнимала меня за шею и время от времени щекотала затылок, словно говоря: «Я не хотела тебя обидеть. И не думай, что между нами все кончено».
Вслух никаких разговоров не было.
Вечером я поехал к Бенгту-Йорану и Вайолет.
— А мы видели у тебя девушку! — не без любопытства заметила Вайолет.
Бенгт-Йоран подмигнул мне и, ткнув в бок, разулыбался, как будто мы с ним только что смотрели на видео порнуху. Чем, впрочем, мы изредка занимались… до появления на горизонте Вайолет.
— Признавайся, городская? — оживился он.
Бенгт-Йоран убежден, что у городских круглый год течка, что все они носят черные кружевные трусы с разрезом посередке и, очутившись наедине с мужчиной, тут же опрокидываются на спину. Забавно, особенно если вспомнить, какой у нас захудалый городишко и как меня повалила в сено, держа за шкирку, сеструха того же Бенгта-Йорана. Мне тогда было четырнадцать, а ей семнадцать, и для меня это был первый опыт… и последний, по крайней мере с ней: она меня так напугала, что я стал обходить ее стороной. Кружевных трусов с завлекалочкой на ней не было — девка оказалась вовсе без трусов. Бенгт-Йоран про тот случай, понятное дело, не знает. А у его сеструхи народилось четверо детей, и теперь она похожа на борца сумо.
— Гм… Ну, городская. Я ее на кладбище подобрал. В общем, мы там с ней познакомились.
— То-то же она бледненькая… — попытался шуткануть Бенгт-Йоран, но его оборвала Вайолет.
— На кладбище?! — разочарованно протянула она. — Да, Бенни, ты у нас всегда был чудаком.
Не знаю, чем я заслужил такое мнение. Может, Вайолет имеет в виду тот случай, когда мы с ней на каком-то празднике разговорились по душам? Я ей тогда спьяну ляпнул, что Бенгт-Йоран сделал правильный выбор: она поможет ему преодолеть извечную крестьянскую тоску. Надо ж было такое сказануть! До сих пор верчусь ужом на сковородке, вспоминая про эту «крестьянскую тоску»!
