Утром Ко Чи Та поднялся раньше обычного и, не позавтракав, ушел на работу. Я занялась домашними делами. Сердце у меня ныло. Как наладить отношения — над этим я ломала голову весь день, однако так и не смогла ничего придумать.
С работы Ко Чи Та пришел рано. В руках он держал несколько свертков.
— Я купил ведро. Наше, кажется, прохудилось. И щетку, чтобы вытирать перед дверью ноги. А это колбаса. Пожарь-ка ее, — попросил он, протягивая мне покупки. Я молча взяла их, не смея поднять на него глаз.
— Да, чуть было не забыл. Вот еще чашка для дочки.
Чашка, в которой я разводила молоко, разбилась. Я неоднократно просила Ко Чи Та купить новую, но он постоянно забывал об этом. По-видимому, наш вчерашний разговор пошел ему на пользу.
Я отправилась в кухню и тут только вспомнила, что колбаса — его любимое блюдо. Кажется, за все время, что мы живем в этом доме, я ни разу ее ему не жарила. Тем временем Ко Чи Та принял душ и уселся за стол. На сердце у меня вдруг стало легко и спокойно. А когда зашевелилась дочка, мы, не сговариваясь, бросились к кроватке и едва не столкнулись лбами.
— Хлайн, ты ешь, а я пока ее подержу.
— Нет. Я подержу, а ты поешь первым.
Мы стояли рядом, не зная, как поступить. Тут я не выдержала и рассмеялась. Затем взяла дочь на руки и вместе с ней села за стол.
— Хлайн, мы давно не были в кино. Сегодня идет хорошая картина. Пойдем? — предложил однажды в воскресенье Ко Чи Та.
С тех пор как у нас родился ребенок, о кино мы и думать забыли.
— А куда мы денем дочку? Опять к соседям? Я им и так уж надоела.
— С собой возьмем. В конце концов, не сидеть же тебе вечно затворницей? Пойдем.
Ко Чи Та меня уговорил, и я стала собираться. Вернее, начала собирать дочь. Надо было приготовить бутылочку с молоком, соску, запасные пелёнки, полотенце и прочее. В былые времена, когда я еще жила в общежитии, я тратила на собственный туалет не менее получаса. И все это время Ко Чи Та терпеливо дожидался меня на улице. Теперь же о наведении красоты не могло быть и речи. Да мне ничего подобного и в голову не приходило. Я была всецело поглощена заботами о хозяйстве и о ребенке.
— Может быть, попробуешь поймать такси? — предложила я.
Ко Чи Та в поисках такси провел на стоянке минут пятнадцать, но, так и не найдя, вернулся домой. Пришлось ехать на автобусе. А когда приехали, то оказалось, что в кассе билетов нет. С рук же их продавали втридорога. Я считала покупку билетов у спекулянтов непозволительной для нас роскошью, но Ко Чи Та настоял на своем, и вскоре мы сидели в зрительном зале. Поначалу дочка вела себя сносно, но по мере того, как в зале становилось все более душно, она чаще и чаще принималась хныкать. Я пыталась давать ей соску, поила молоком, но она не умолкала и наконец разревелась во весь голос. Зрители начали неодобрительно шикать, и Ко Чи Та пришлось выйти с ней на улицу. Я осталась одна. Раньше кинозал служил для нас с Ко Чи Та местом уединения. Если фильм был интересный, мы смотрели его, взявшись за руки и склонив друг к другу головы. Если же он нас не увлекал, мы находили утешение в тихой ласке, в возможности посидеть рядом.
Спустя некоторое время Ко Чи Та вернулся. Дочка успокоилась и заснула, я положила ее к себе на колени, а когда фильм закончился, с огорчением обнаружила, что моя единственная нарядная юбка стала жертвой моей собственной неосмотрительности — она была мокрой. В результате это развлечение удовольствия нам не доставило.
Весь наш семейный бюджет состоял из ежемесячно получаемых Ко Чи Та трехсот семидесяти пяти джа, из которых двести сорок три джа уходили на жизнь.
Таким образом, на все прочие, а точнее, столь же необходимые расходы оставалось всего сто тридцать два джа. И это на целый месяц! Всякий раз, когда я брала в руки тетрадь, где записывала наши расходы, я ломала себе голову над тем, что еще можно заложить в ломбард, чтобы дотянуть до следующей зарплаты. И, как назло, возникали все новые и зачастую непредвиденные обстоятельства, требовавшие дополнительных трат. То на работе у Ко Чи Та собирали деньги на какое-нибудь мероприятие, то приходилось лишний раз показать ребенка врачу. А иной раз мы допускали перерасход электроэнергии, и в результате полученный счет за электричество приводил нас в уныние.
В среднем мы платили не больше шести джа в месяц, и так как касса находилась неподалеку от конторы Ко Чи Та, я тотчас по получении счета вручала ему деньги и просила немедленно погасить задолженность. Однако он, как это ему свойственно, откладывал со дня на день, пока не забывал о моем поручении окончательно. В результате мы получили извещение, что наша задолженность за электричество составляет семьдесят джа.
— Не волнуйся, — утешал он меня. — Дня через три-четыре деньги у меня появятся. А заплатить нам надо в течение недели. Все будет в порядке.
— Откуда ты возьмешь деньги?
— Я кое-что продал.
— Что именно?
— Ко Тхун Та попросил меня продать часы и сказал, что если я сумею их продать подороже, то полученные сверх их стоимости деньги будут мои.
— Часы старые?
— Новые.
— Ты что, занялся спекуляцией?
— Какая там спекуляция! Ладно. Ты в это дело не вникай, дай лучше чего-нибудь поесть.
К этому разговору мы больше не возвращались.
— А тебе повезло, что мы поселились в этом доме: здесь зелени много, — заметил Ко Чи Та, принимаясь за ужин.
— Ты это к чему?
— Ты в каждое блюдо добавляешь столько травы, что, если бы нам пришлось ее покупать на базаре, мы бы по миру пошли.
— Тебе не нравится то, что я готовлю?
— Я беспокоюсь не о себе. Ты кормишь ребенка грудью, и вряд ли вся эта трава способна заменить тебе полноценную пищу.
— Так я ведь ем не одну только зелень. По-твоему, яйца, картошка, бобы, мясо не питательны?
В вопросе питания я руководствовалась рекомендациями врачей, почерпнутыми мною из специальной брошюры и содержащими перечень продуктов, необходимых для кормящей матери. Таким образом, со вкусами Ко Чи Та мне не удавалось считаться и потому, что главной моей заботой был ребенок, и потому, что мы постоянно были стеснены в материальном отношении. Это его обижало, и обстановка у нас в доме день ото дня становилась все напряженнее.
Неделя, которую нам дали для оплаты счета за электричество, истекала, а денег не было. Удивительная вещь — время. Когда тебя одолевает нетерпение — кажется, что ему конца не будет, если же тебя ждет какая-либо неприятность — оно летит с неумолимой быстротой.
Ко Чи Та о деньгах, которые обещал достать, ничего не говорил, и я начала волноваться. Ведь могут в любой день отключить электричество. И дело даже не в том, что это породит массу трудностей, главное — стыдно будет перед людьми, живущими рядом. Вчера, например, соседка выразила сожаление, что не догадалась вместе со своим счетом оплатить и наш. Не могла же я ей признаться, что у нас нет денег. Как досадна, как унизительна порой бывает бедность!
В канун истечения отведенного нам для уплаты задолженности срока не успел Ко Чи Та переступить порог дома, как я сразу же напомнила ему о его обещании добыть деньги. Он раздраженно повел плечами и угрюмо сказал:
— Денег пока нет. Обещают скоро отдать. Можно пойти и попросить отсрочки. Так мы и поступим.
— Ко Чи Та, может быть, отнести что-нибудь в ломбард? Или взять пока из денег на питание?
— Нет, я все-таки попробую уговорить их немного подождать.
Я была иного мнения, однако возражать не стала. Зная застенчивость Ко Чи Та, я не рассчитывала на то, что он действительно отважится пойти в контору просить отсрочки. Поэтому весь следующий день я провела в необычайном напряжении. При каждом шорохе я вздрагивала, каждая проезжающая по улице машина заставляла учащенно биться мое сердце. Между тем, вернувшись с работы, Ко Чи Та протянул мне квитанцию об уплате. Какая это была для меня радость!
— Хлайн! Хлайн! Открой, пожалуйста!
Я сразу же узнала голос Чи Мей У. Когда она пришла, я ела.
— Чи Мей У! О! Да с тобой Ти Та Нве! Вот умницы, что пришли!
Гостьи засыпали меня вопросами:
— Как живешь? Как дочка?
— Дочка спит. А я воспользовалась этим и решила позавтракать.
— Уже двенадцать часов, а ты только завтракаешь?
— Ничего не поделаешь. Садитесь, а я уберу со стола.
— Ешь, ешь. У нас есть для тебя сюрприз. Но за это ты должна нас угостить чем-нибудь вкусным.
— Что такое? Не томи.
— Вот!
Чи Мей У вынула желтый конверт и покрутила им перед моим носом. Такими конвертами пользуются только в государственных учреждениях.
— Давай скорее. Неужели меня наконец приглашают на работу? — Я выхватила конверт и, словно это было письмо от возлюбленного, стала нетерпеливо его вскрывать.
