– Видишь ли, милый мальчик, – перебил директор, – для поступления в университет этого мало. Нужны деньги. Много денег. Ты уверен, что у твоей матери хватит средств? Кроме того, нужно определиться поточнее. Чему бы ты хотел себя посвятить?
– Физика.
– Гм… Физика. Успеваемость по физике… – директор потянулся было к ведомостям, но тут же опомнился. – Отличная, разумеется. А точнее?
Меня интересует природа света. Волны. Частицы. Спор между Ньютоном и Гюйгенсом через века и континенты; отражение, преломление, наложение; опыты Юнга, Майкельсона-Морли, спектрографы Фраунгофера… Много работ, много гипотез, новые пути, указанные господином Планком… Жаль было бы все это упустить, я вижу здесь свой путь, свое дело, дело всей жизни.
Обомлевший директор отпустил Хитоси, пробормотав, что снабдит его соответствующей рекомендацией в университет; может быть, в Императорский университет. Опомнился он, лишь когда Хитоси вышел.
– Дело всей жизни! Чертов сопляк! В его-то возрасте…
Полдники у Ивасаки почти каждый день после школы. Хитоси стал в доме частым гостем, слуги уже принимали его верхнюю одежду без гостевых поклонов, готовили чай по его вкусу, а он их баловал мамиными пирожными. И все довольны. Вплоть до дня, когда младший Ивасаки неожиданно сказал:
– Матушка хочет тебя видеть.
– Зачем?
– Там узнаешь. Пошли.
И он повел его по дому, отмахиваясь от дальнейших расспросов. Как чувствует себя весьма еще молодой человек, которого без объяснения причин вызывает к себе одна из могущественнейших женщин страны? Зачем он ей мог понадобиться?
Они спустились по лестнице, слуга торжественно сообщил, что госпожа Ивасаки ожидает их на веранде.
– Что такое…, «веранда»? – шепотом спросил Хитоси.
– Вот это да! – засмеялся молодой Ивасаки. – Оказывается, мистер Всезнайка иногда тоже чего-то не знает!
Так и не объяснив значения неизвестного слова, Ивасаки втащил Хитоси в обширное помещение со стеклянными стенами, заставленное горшками и кадками со всевозможными растениями. Ну и вкусы у этой неортодоксальной семейки! Мамаша Ивасаки приняла их вежливо и вскоре перешла к делу:
– Наш мальчик часто рассказывает о твоих блестящих успехах. Он уверяет, что нет вопроса, на который ты не нашел бы ответа.
Если бы! Только что Хитоси опростоволосился с верандой. Он до сих пор не знал, зачем его вызвала эта госпожа. Но эти сомнения беспокоили лишь его одного. Товарищ, чтобы подбодрить его, ткнул Хитоси в бок.
– Покажи, на что ты способен. Перечисли императоров.
Хитоси хорошо помнил день, когда он впервые удивил класс и учителя способностями своей памяти. Не понимая толком, нужно ли это, он послушно пробубнил список из ста двадцати трех императоров с датами рождения, правления и смерти.
– Впечатляет, – согласилась мамаша Ивасаки. – Родители некоторых ваших одноклассников, не буду называть имен, обращались ко мне с просьбой удалить тебя из школы. Но я их и слушать не стала. И я только рада, что наш сын дружит с тобой. Думаю, ты сможешь поладить с нашей малышкой.
– Как? – чуть не подпрыгнул Хитоси, ничего не поняв.
– Наша дочь нуждается в репетиторе. Она вовсе не дурочка, но очень рассеянная и избалованная.
– Кукл… Кх-кх… младшая сестр…
– Вот-вот, младшая сестренка нашего сына. Одна-единственная. Ты его друг, ты блестящий ученик и смог бы ей помочь. Что скажешь? – спросила она и добавила: – Мы можем и заплатить за твои усилия.
Хитоси подумал, что требовать плату было бы наглостью, отказаться – то же. И вот он уже господин учитель. Не пользующийся, впрочем, авторитетом у своей ученицы.
– С чего ты взял, что ты настоящий Сога? Больше тысячи лет прошло. И вообще, они все умерли. – Она подняла взгляд от постылой книги и вызывающе уставилась на Хитоси.
– Это передавалось из поколения в поколение. Кроме того, сам император подтвердил документально.
– Ой, нашел за кого прятаться! Император сам выскочка, из незаконной ветви.
– Думай, что говоришь. Если бы не этот выскочка, не купаться бы вам в золоте.
– Сам думай, что говоришь. Ты должен со мной уроки готовить, а не хвастаться своим происхождением.
– Но ведь ты сама заговорила о моем происхождении. Почему ты всегда такая… ершистая?
– У тебя научилась.
– Полезно было бы тебе надавать колотушек по бокам.
– Смотри, как бы тебе не надавали.
Дважды в неделю Хитоси занимался с дочерью Ивасаки, перемежая уроки с перепалками. Мамаша Сога только обрадовалась такому повороту событий. Стать своим в доме Ивасаки – это в жизни пригодится.
– Что, не сахар моя сестренка? – сочувственно улыбался младший Ивасаки.
– Да уж, честно говоря, видал я девиц поспокойнее.
– Ха-ха-ха! Да ты не расстраивайся, не такая уж она и какашка. Больше прикидывается. Но иногда становится совершенно невыносимой.
– Это я вполне могу себе представить.
– Ничего, два часа в неделю – не море выпить. И родителям легче.
– Понимаю. Ладно, не съест она меня.
Хитоси продолжал заниматься с сестренкой Ивасаки, ее колкости постепенно теряли остроту, они привыкли друг к другу. Когда родители с ужасом заметили, что отношения их переросли в нечто иное, нежели простая дружба, было уже поздно.
Ни желанием, ни возможностями избавиться от этого дебила Умаядо не был обделен великий министр Умако. А принц тем временем осыпал свет все новыми глупостями. Вот он учредил двенадцать придворных рангов по китайскому образцу. А вот новая причуда: хочу большую статую Будды для храма в Асука.
– Хочу-хочу-хочу! Большую, громадную, как в Китае!
– Принц, посмотрите на планы храма, – уговаривал Умако. – Если здесь поставить статую такого размера, то в главный павильон невозможно будет попасть. Размеры…
– Ничего не хочу слышать! Хочу статую больше, чем на континенте!
– Принц, надо исходить из реальности…
– Уй-й-й-й-й! Мамочка, этот грубиян Умако меня опять обижает!
Принц понесся нырять в волны юбок императрицы, а Умако, скрипя зубами, повернулся к советнику.
– Если я размозжу его череп дубиной, если я напихаю ему в ноздри скорпионов, если я разорву его дряблое брюхо зубами… Ведь все это противоречит закону Будды?
– Полагаю, что противоречит, великий министр.
И снова Умако потакает идиотским капризам Умаядо. Непропорционально большая статуя изготовлена после бурных дебатов между скульпторами и архитекторами, с превеликим трудом установлена на месте.
Еще не забылась морока со статуей, как прибыл полномочный посол при китайском дворе. Кроме поклажи, он привез на своей физиономии замороженное выражение; бережно сохраняя последнее, посол немедленно помчался к великому министру.
Беседа великого министра и полномочного посла продолжалась никак не долее десяти минут, после чего Умако выскочил из кабинета и понесся по дворцу, оглашая залы воплями:
– Умаядо!!! Где эта скотина? Сукин сын!!! Ублюдок! Где ты спрятался?
Привлеченная криками императрица устремилась за дядюшкой, пытаясь его успокоить.
– Дорогой дядя, эти выражения не красят вас! Они вас недостойны!
– Трудно сохранять хорошие манеры, дорогая племянница, когда стремишься вырвать голыми руками чьи-то глаза, вспороть мечом чье-то брюхо и вырезать паршивый, гнусный язык!
– Ужас, ужас, что вы такое говорите! Вам надо отдохнуть и успокоиться!
– Мне надо снять шкуру с этого ублюдка! Поссорить нас с Китаем! Ничего лучшего он не придумал!
– Дорогой дядюшка, вы всегда сердитесь по пустякам.
– По пустякам? По пустякам? Гляньте, что этот придурок написал китайскому монарху: «От императора Восходящего Солнца императору Заходящего Солнца».
– Ах! – всплеснула руками императрица.
– Катастрофа!!! Обращаться к китайскому императору как к равному! Приглашение обезглавить всех наших послов и разорвать торговые отношения!
– Дядюшка, вы все принимаете слишком близко к сердцу.
– И потом… Какой еще император? С каких пор этот слюнтяй стал императором?
– Он это заслужил. Столь одаренный ребенок…
– Заслужил он, чтобы с него шкуру спустили. Император! Да еще Восходящего Солнца! Надо же, идиот! Выдумал тоже: Восходящего Солнца…
– Мне кажется, не так уж плохо звучит. Очень поэтично. Восходящего Солнца!… Очень чуткий мальчик.
– Я вот его поймаю и проверю, какая у него задница чуткая, клянусь! Восходящщщщ… Чтоб я больше этой глупости не слышал!
