— Извините, не хотела вам мешать… Случайно проходила мимо, случайно услышала последнюю фразу.
«Явно не случайно и, похоже, не только последнюю», — мрачно подумал Деркач.
Владислава зачем-то заговорщически подмигнула и, превратившись из очаровательной светской дамы в лукавую конспираторшу, заговорила совсем шепотом. Следователям пришлось склониться над столиком. Чтобы слышать ее.
— Отец много раз, прошу заметить, при всех, говорил мне одну вещь. Он говорил, что когда моя писанина надоест не только читателю, но и мне самой, тогда мне нужно будет заняться, наконец, серьезным делом. Поэтому все вокруг знали, что рано или поздно акции «For you» станут моими. Более того, слушать кассету с записью моего разговора с отцом я никому не давала, ненавижу делиться сырым материалом. Так что из ваших рассуждений явно выходит, что убийца — я. А я никого не убивала. Вывод прост — вы абсолютно не умеете вести расследование.
Владислава обворожительно улыбнулась на прощанье и пересела за столик к подруге, после чего обе девушки встали и, синхронно помахав следователям ручками, скрылись за углом «Букашки». Дэн хотел было что-то сказать, но Деркач остановил его.
— Оставь, пусть уходят, — Викторович чувствовал себя глубоко оскорбленным, — выходит она слышала весь наш разговор… Очень, очень непростая мадам. Ее, кстати, тоже нужно внести в список основных подозреваемых.
Дэн уныло кивнул, раздражаясь от Владиславиного умения усложнять себе жизнь.
— Как и все остальное население Ялты, — тихо добавил он, пытаясь хоть как-то защитить подругу Глюка от подозрений.
А Владислава с Аней отправились в кафе «Эверест», где работали их знакомые музыканты.
— Ну что, отвела душу?
— В общем, да. Надо же было как-то показать, что их слышно на два квартала вокруг, тоже мне конспираторы.
— Что Дэн говорил? — спросила Аня, стараясь сделать это как можно более безразличным тоном.
— Да ничего. Он, по-моему, на меня злится. Слушай, Глюк, мне, честно говоря, крайне неудобно перед ним, да и перед тобой тоже… Не знаю, что на меня нашло тогда…Хочу извиниться… Эта моя истерика. Я не сильно испортила Дэну отношения с Деркачом?
— С Деркачом нет. Со мной да. Но для меня это уже не очень важно. И вообще, давай сегодня не вспоминать обо всем этом. Сегодня мы тебя выгуливаем и успокаиваем. Идем идти?
— Ну идем идти, — Владислава кивнула.
«Эверест», как и положено, находился довольно высоко, и девушкам пришлось подниматься в кабинке подвесной дороги. Некоторое время ехали молча. Анька о чем-то сосредоточенно грустила, а Владислава совсем не хотела доставлять подруге удовольствие вопросами. Надо будет, сама расскажет. Анька, наконец, не выдержала.
— Знаешь что… — осторожно начала она.
— Знаю, — твердо ответила Владислава.
— Ну и как он тебе? — Аня решила сделать разговор окончательно нелепым. Девушки рассмеялись.
— Глюк, милая, я же не имею ни малейшего права что-то тебе советовать на тему Дэна. Я очень боюсь испортить что-нибудь своими словами…
— Да нет, ничего и не надо говорить. Просто мне очень одиноко. С ним мне плохо, без него еще хуже… — Владислава вспомнила, какой счастливой выглядела Анька, когда у них с Дэном все ладилось, но промолчала, предоставляя подруге возможность выговориться, — Вообще не знаю как все строить дальше…
— А ты не строй, просто живи, отдайся собственным ощущениям и…
— А если они у меня все время меняются, эти ощущения?
— Ну, девушка, это вам надо прямиком к Алле Константиновне, лечащему врачу психиатрической клиники… А по поводу вашей последней ссоры. Ты б не обижалась на Дэна, понимаешь, если бы ты меня в таком истеричном состоянии видела, ты бы тоже скорую вызвала. Не знаю, что на меня тогда нашло…
— Да, в общем-то, не в тебе дело. Не было бы тебя, мы бы из-за чего-нибудь другого поругались. Я, видимо, вообще не приспособлена к жизни с кем-то.
— Значит ты инопланетянка, потому что человек — существо парное. Кстати, так уматно, ты сейчас говоришь прямо словами героини моего нового романа. Не возражаешь, если я с тебя полностью образ перепишу?
— Только этого мне еще и не хватало. А как меня там будут звать?
— Тоже мне главный вопрос, — Владислава фыркнула, — Звать тебя будут… Ну пусть Ольга, Оля Оголюк.
— Ой, фу-у, — Аня, играючи, нахмурилась, — какое дурацкое имя. Тебе не кажется, что сочетание «Ольга Оголюк» звучит как-то странно? Ладно, как хочешь. Тебе видней, конечно.
Стемнело, как всегда, неожиданно. Удаляющаяся набережная миллионами огней бросалась в объятия неспокойного моря. Чем дальше отъезжала кабинка от остающейся далеко под ногами освещенной части Ялты, тем ярче и громаднее становились звезды над головой.
— Теперь я знаю, куда переселяются души погасших лампочек, — прошептала Владислава и запрокинула голову вверх.
— Эх, Ладка, — Аня строгим взглядом художника следила за подругой, — Иногда я жалею, что ты у меня есть. Не будь тебя, мои шансы стать самой красивой женщиной в мире существенно увеличились бы.
Владислава изумленно глянула на подругу:
— Скажи, ты нарочно сегодня весь день говоришь мне именно то, что я собираюсь сказать тебе?
— Чего? — Анька смешно округлила и без того огромные глаза.
— Это я так, извини… В последнее время у меня действительно что-то не то с головой.
— Знаешь, мне кажется, ты льстишь себе. Ну, насчет последнего времени.
— Сама себе не польстишь, никто тебе не польстит.
Девушки засмеялись.
Музыканты «Эвереста» радостно приветствовали Анюту и Владиславу.
— Неужели! Не прошло и полгода! — маленький длинноволосый солист подбежал здороваться. Потом вдруг что-то вспомнил, посерьезнел, — Влада, прими мои…
Анька больно наступила ему на ногу, потом засмеялась и, угрожающе прошипев: «У нее все хорошо, понял?», потащила Владиславу к барной стойке. По дороге, ни на секунду не переставая щебетать, Аня рассказывала подруге все новости последних дней.
— Девушки, можно предложить Вам… — начал было заигрывать хорошо одетый одинокий джентельмен, но ему не дали договорить.
— Девчонки! — бармен всегда очень радовался появлению Ани с Владой, — Вот праздник, добрались до нас, наконец-то. Как приятно вас снова видеть. Кофе? Вина? Наслышан о твоей последней статье, Влада. Кстати, как твои многочисленные романы?
— В процессе, — рассеянно ответила Влада, в тайне наслаждаясь реакцией, произведенной последним вопросом бармена на так и не начавшего разговор джентельмена, — Вы прямо компрометируете меня в глазах общественности, господин бармен, — засмеялась девушка.
— Простите, чем? — здесь всегда было принято играться в светскость.
— Ну, что за вопрос такой: «Как твои многочисленные романы?». Не все ведь знают, что я литератор.
Аня прыснула, услышав вздох облегчения, раздавшийся с той стороны, где сидел одинокий джентельмен.
— А сейчас мы споем вам песню, написанную нашей гостьей, госпожой Раевской — солист решил исправиться. И вот уже до боли знакомые аккорды Владиной песни рассыпались по ночному кафе. Сначало тихо и вкрадчиво, потом резко и даже грубо ворвалась песня в этот осенний вечер. Она то ласкала, то хлестала фразами, не оставляя равнодушным никого. Многоточием прошелестели последние аккорды. «Спасибо», — Владислава тихо кивнула.
— Глюк, только не обижайся, я пойду… Мне нужно домой… Ты останься с ребятами, ладно?
Аня с тревогой взглянула на подругу и сразу все поняла. Только что прозвучала любимая песня Олега Раевского. Владислава вновь ощутила горечь утраты.
— Может, я с тобой?
— Ребята обидятся… Что это мы, как Золушки, внезапно исчезаем? Я в норме. Просто хочу пройтись домой сама.
— Ну, пока.
— Да, — Владислава окликнула подругу, — Чуть не забыла… У меня к тебе огромная просьба. Позвони Рае, а? Скажи, что у нас все нормально, узнай, как она… Просто, если я позвоню ей сама, она будет настаивать на моем приходе в гости. А мне теперь как-то не по себе в доме отца. Мне странно, что дом есть, а папы нет…
— Не переживай, я обязательно позвоню, — за время тесного общения с Владой Глюк уже стала «своим человеком» для родителей подруги и их друзей.
Колючие капельки зависшего в воздухе дождя вцеплялись в щеки девушки. Владислава, бледная и выжатая, бросила прощальный взгляд на удаляющийся «Эверест». Нет, спокойно слушать любимую песню отца Влада еще не могла. Доехав до набережной в кабинке подвесной дороги, Влада резко свернула на освещенную улочку, ведущую к дому. Девушка нервничала. Она ясно чувствовала, что кто-то следит за ней. Это ощущение пришло несколько дней назад. Возможно, разыгравшееся воображение… «Ладка, я боюсь, что тебе угрожает опасность», — вспомнились Владе слова Костика. Каждый из лениво прохаживающихся сейчас по уютной ялтинской улочке, мог оказаться преследователем. Неизвестности Владислава боялась больше всего, посему, на секунду задумавшись, свернула в ближайший подъезд.
