— Знаешь, — Владислава сама поражалась собственному спокойствию, — Я не хочу больше с тобой разговаривать. Ты ничтожный заигравшийся человечишка. Мне просто жаль тебя.
— Ну, знаешь ли, могла бы хоть похвалить за красиво изложенное произведение, — начал было Костик.
Но Владислава уже не слушала его. Девушка молча встала и направилась к двери. Феликс с Сергеем горячо спорили о чем-то на лестничной площадке, Рая сидела на корточках, прислонившись спиной к стене и задумчиво глядела за окно. Увидев Владиславу, все трое кинулись к девушке. Влада грустно улыбнулась.
— Спасибо вам, — быстро проговорила она, — Господи, как я вам благодарна, что вы у меня есть. Как я вас люблю…
— Ладушка, — Феликс начал явно заготовленную речь, — Я понимаю, терять веру в людей очень больно и когда лучшие друзья…
— Нет, — странной светлой улыбкой Влада перебила Феликса, — Я не потеряла веру в людей… Что вы, наоборот… Вы столько сделали для меня. Как же можно терять веру в людей, когда рядом с тобой такие верные друзья, — Влада быстро обвела притихших ялтинцев взглядом, — Неужели вы думаете, что из-за одного несчастного, запутавшегося в собственных комплексах человека, можно вдруг разочароваться во всем мире… Я так вас люблю… мне так за многое нужно извиниться.
В этот момент, разорвав мрачные осенние тучи, на волю выбралось напыщено-желтое любопытное солнце. Все четверо, не сговариваясь, повернулись к окну.
— Здравствуй, царь-солнышко! — Феликс галантно поклонился. Рая светло улыбнулась и зажмурилась. Владислава крепко прижалась спиной к груди Сергея и шепотом спросила: «А ты можешь посмотреть солнцу в глаза?» и тут же стала пытаться не закрывать глаза, глядя на яркий солнечный круг. «Могу», — Сергей, нежно повернув лицо девушки к себе, утонул в ее лучистом взгляде, — «Я смотрю солнцу в глаза. Видишь?»
Все — кроме Дэна, которого задерживали дела — решили ехать домой сегодня же вечером. Во-первых, Глюк осталась там в Ялте совсем одна, а во-вторых, никто из этой четверки не мог долго не видеть море.
«A’more»
Что-то было не так. За окном бесконечным серым потоком шастали пешеходы. Стиральная машина ревела, вздрагивала, и билась в бессильной злобе о равнодушные кафельные стены. Вчера приходили гости, сначала старательно вели светскую беседу, потом молча смотрели телевизор, потом вино кончилось и они, наконец, ушли. Что-то было не так. Стиральная машина нащупала дверь, вырвалась на волю, нарочно споткнулась о порог ванной и вывалила на пол все свое содержимое. На работе сегодня сломался кондиционер и Вовочка три часа, не выпуская из зубов сигарету и ни на секунду не прекращая извергать ругательства, занимался наладкой. Что-то было не так. Галина выдернула шнур машинки из розетки. Чудо техники застонало и бессильно замерло. До прихода Игоря с работы оставалось тридцать минут. Приготовившийся было ко всему ужин вдруг остыл и мирно похрапывал на сковородке. Что-то было не так… Галина, игнорируя пенящуюся лужу, медленно подошла к зеркалу. Женщина взглянула себе прямо в глаза и ужаснулась, прочтя в них собственные мысли. Решение уже почти созрело. «Нет, Господи… Что же я делаю…» — в глазах женщины мелькнул озорной огонек безумия.
Она любила Его. До безумия, до готовности к самоистязанию. Любила Его неторопливые движения, Его то игриво нежные, то настойчиво страстные прикосновения, любые Его настроения, любые прихоти. Она мечтала стать Его частичкой, отдаться вся, без остатка Его бесконечной энергии, ни на секунду не покидать Его. Но судьба распорядилась иначе. Удачный брак, переезд в большой город, перспективная работа. Галина не смогла отказаться от этого. И вот теперь жила другой, внешне вполне счастливой жизнью. Но иногда, когда время вдруг превращалось в сплошное серое месиво, когда высокопоставленные друзья казались уж слишком игрушечными, когда благоустроенность становилась невыносимо навязчивой, а муж Игорь чрезмерно образцовым, тогда приходило «что-то не так» и Галина не выдерживала, бросала все, срывалась и вне зависимости от своего местонахождения мчалась к Нему. Она сменяла самолеты на поезда, автобусы на такси, норковую шубу на шорты. Она неслась, как сумасшедшая, навстречу своему недельному счастью. Зная, что всегда желанна Им, зная что с Ним рядом все станет «так».
Не поощренное ни косметикой, ни излишним вниманием Галино отражение уже покусывало губы в пыльном окне прокуренного тамбура. Она с мазохистским наслаждением прокручивала в мозгу картины предыдущих свиданий с Ним. Она вспоминала Его так ясно читающуюся в последнее время затасканность, ставшую уже привычной немытость, бросающуюся в глаза обрюзглость, поражаясь тому, насколько любимыми, родными и даже возбуждающими казались ей эти черты. Она вспоминала, как множество раз заставала Его в объятиях других. Как злилась, нервничала. Как подходила к нему намеренно надменно, как говорила с Ним деланно равнодушно. Но всякий раз, как только видела Его, полного раскаяния, у своих ног, как только ощущала на своих ступнях нежную влагу Его поцелуев — прощала все, не в силах устоять. Галина вышла из вагона первая и, согласно кивнув подскочившему таксисту, быстро убрала со лба упрямый локон челки. На город медленно наступали сумерки. «Скорее!» — сердце женщины бешено колотилось в предвкушении встречи. «Скорее!» — нервно шептал свистящий за окошком машины ветер. «Скорее!» — как показатель продвиженья шоссе километрами бросалось под колеса. И вот Галина уже выходит из машины, вот уже цокот ее каблучков гулким эхом разлетается по знакомым до боли улочкам. Как всегда она заметила Его первым. Галина замерла и вдруг совершенно успокоилась. Из слишком возбужденной светской дамы она превратилась вдруг в прелестную хрупкую женщину с высокоподнятой головой, счастливой улыбкой и светящимися глазами. Она звонко засмеялась и кинулась к Нему в объятия, на ходу расстегивая блузку. «Пусть это безумие, пусть таких как я у него тысячи, нет, миллиарды. Но ведь сейчас я счастлива!» Каждой клеточкой своего стонущего тела Галина ощущала Его влажные ласки. Она тонула в них, растворялась, она теряла себя, становясь то безмерно огромной, то ничтожно мизерной. Она не чувствовала уже разницы между своим и Его естеством. С каждым порывом, с каждым Его приближеньем рамки реальной жизни покидали Галину, уступая место какому-то первобытному, звериному желанию двигаться. Она вдруг почувствовала себя свободной, безумно страстной, красивой, желанной, обольстительной. Она то боролась с Ним отчаянно, неумело, то, словно рабыня, подчинялась Его властной мужественности. То как дитя игриво кокетничала, хихикая и уворачиваясь, то становилась вдруг серьезной и чувственной, торжественно, словно в первый раз, впуская его в себя… Она задыхалась, захлебывалась солоноватым вкусом Его пеноизвержения. Она была счастлива.
Чуть позже, бессильно распластавшись на поросшем водорослями камне, Галина слегка прищурившись пристально вглядывалась в Него, пытаясь найти, что же кроется в самых сокровенных Его глубинах, что же творится сейчас за маской спокойствия и невозмутимости. Не нашла… Поняла, что никогда не найдет. И вдруг решилась на признание, которое никогда раньше никому не делала: «Я люблю тебя, море! Слышишь? Я люблю тебя!!!»— закричала она Ему и счастливо рассмеялась». Владислава, наконец, оторвалась от машинки. Кажется, новелла на конкурс была готова. Владислава, прикидываясь строгим критиком, еще раз пробежала глазами по строчкам.
— Ало, Сереж, извини, что звоню на сотовый, ты где? Работаешь? Переговоры? Слушай, а я тут новеллу свою закончила, хочешь почитаю? А что, прямо в телефон тоже могу. А я не сильно тебя отвлекаю? В каком смысле «не важно»? Ну, тогда слушай…
Из кухни Владиславы донесся дружный смех. Глюк с Дэном по достоинству оценили подобный телефонный разговор.
