- Ну что ещё у вас? – спросил начальник. – Я же вам всё сказал.
- Я не хотел говорить при них. Но истина дороже. Захар Львович использует в своей работе запрещённые методы. - Пожаловался Феликс Янович. – Он применяет поножовщину, а это запрещено законом о животных. Поэтому его медведь-коала и орёт как резанный.
- Вы, Феликс Янович, идиот! Это я говорил, что наши питомцы должны кричать как резаные. Вот тогда-то у нас не будет проблем с реализацией. – Начальник открыл еженедельник. – Вот взгляните: пятнистая гиена до вас давала поразительные результаты. Как же она хохотала! От заказчиков не было отбоя. Я передал её вам. И что? Ничего хорошего. Вы здесь ещё работаете только потому, что моя дочь в вас влюблена.
- А я… а я, между прочим, её тоже обожаю…
- Не пойму, чего Галина в вас нашла?
- Она мне всё время говорит, что я чем-то похож на вас.
- Интересно чем? Хотя я начинаю догадываться. Какой у вас вес?
- Сто сорок девять килограммов девятьсот граммов.
- Надо же, точь-в-точь, как и у меня. Ну что ж, хоть в этом вы преуспели. Ладно, идите на рабочее место и улучшайте показатели.
- Вы срываете меня с «доски почёта». Лишаете премии. Оскорбляете. Унижаете перед коллегами. В общем, пытаетесь между мной и козлом отпущения поставить знак равенства. Если ваша дочь узнает об этом. Сами понимаете, что будет…
- И что вы предлагаете?
- Я буду работать, как и работал. А вы…
- …А я буду закрывать на это глаза. Так?
- Точно. Вообще-то она мечтает, чтобы я был вашим заместителем.
- Давно мечтает?
- С воскресенья.
- Три дня. Если учесть, что она так не терпелива. У меня осталось не так много времени. Хорошо, я подумаю. Разговор окончен. Можете идти. Хотя нет подождите. Зря вы написали на Захара Львовича донос. Лучше бы, как и сейчас, оговорили его устно. Если Галина узнает вам не поздоровиться.
- От кого, вы же не будете меня закладывать? Потом я изменил почерк, и закорючку поставил витиеватую.
- А вы Феликс Янович хитрожопый. Ну что ж на этом и распрощаемся.
Захар сидел у клетки и наблюдал, как медведь-коала с энтузиазмом карабкается по искусственному дереву наверх. Достигнув определённой высоты, его питомец, ограниченный в движении, начинал неистово вопить, потому что живодёр применял сдерживающее страховочное снаряжение. Это была как бы игра, где свободолюбие обменивалось на душераздирающий крик, который Захар вовремя фиксировал звукозаписывающим устройством. Проделав этот изо дня в день повторяющейся трюк, Захар повернулся к миловидной девушке, которая, сидя рядом, наблюдала за процессом восхождения.
- Вот, видите, никаких угроз, тем более ножей я не использую, - сказал Захар.
- Вижу. - Согласилась она. - Вас оговорили. Ну, Феликс, погоди. Я с тобой разберусь. Ха. На ловца и зверь бежит! – воскликнула девушка, увидев приближающегося Феликса Яновича. – Феликс, привет. Как дела?
- Галина, ты здесь?! – удивился Феликс Янович, ожидая от своей возлюбленной подвоха. – Живодёрня не лучшее место для таких красоток как ты.
- Феликс, спасибо тебе за дежурный комплемент. А я здесь не случайно. – На фоне двух толстяков Галина выглядела, как инородное тело. – Я читала твой донос. Вот я и пришла посмотреть, как мучают животных.
- Я это, его не писал… вернее… это коллективное творчество. – Феликс Янович зарделся. – Я только поставил подпись.
- Ах, ты какой… ударник капиталистического труда. Можешь поэтому больше не париться, я тебя разлюбила. – Стройности Галины можно было позавидовать. - Отец только что отписал мне контрольный пакет акций. И я здесь хочу всё перестроить. Первым делом выгнать всех толстых пердунов.
- Как так!! – воскликнули толстяки.
- Захар Львович, вы мне будете помогать? – спросила Галина. - Я вам делаю предложение…
- Я ведь тоже до определённой степени толстый пер... – Захар пожал плечами. – Вы мне предлагаете выгнать самого себя.
- Я вам предлагаю быть моим заместителем. – Галина улыбнулась. - Делайте с этими толстяками, что хотите, но они должны похудеть. И не просто похудеть, а стать красивыми атлетами.
- Здорово! – воскликнул Захар. – Меня это тоже касается?
- Это касается всех толстяков!! – вскрикнула Галина.
- Но, Галина! – возмутился Феликс Янович. – У меня такая конституция. Я не смогу похудеть хоть ты тресни...
- Сможешь! – Галина стояла на своём. – За каждый сброшенный килограмм я буду доплачивать наличными.
- Галина, может ты, передумаешь?! - скулил Феликс Янович. – Возвращайся ко мне, а-а-а? Пусть всё будет по-старому…
- Исключено. – Галина ласково взглянула на Захара. – Захар Львович, вы, что сегодня вечером делаете?
- Пока не знаю, - опешил Захар.
- Я приглашаю вас на ужин в ресторан. – Галина взяла Захара под руку. – Там и обсудить все детали нашей будущей совместной работы. Хорошо?
- Хорошо… - согласился Захар. – Давайте там и обсудим.
- Галина, ну почему именно он?! – Феликс Янович никак не мог успокоиться.
- Потому что он самый лёгкий среди вас на подъём. И потом он мне… - Галина потупила взгляд. - Не скажу: сам догадайся…
Есть два рода бессмыслицы: одна происходит от недостатка чувств и мыслей, заменяемого словами; другая - от полноты чувств и мыслей и недостатка слов для их выражения.
А. Пушкин
«Всё должно решиться именно сегодня», - подумала она.
Вечернее свидание в лучах малинового заката и он с букетом хризантем на остановке в ожидании троллейбуса, слегка на взводе, потому, что она задерживается, специально, чтобы сказанные им слова звучали более проникновенно.
«Выходи за меня…»
«И это всё?»
«Я люблю тебя!»
«Правда?!»
«Да…»
«Но мы так мало знаем друг друга. Мне только восемнадцать…»
«Я, кажется, старше тебя…»
«Всего-то на три месяца…»
«Нам нужно чаще встречаться и разговаривать, чтобы узнать друг друга лучше».
По подоконнику забарабанили капли дождя; ветер и кусты серебристой акации в повелительном наклонении случайно заглянули в её окно. Она была уже почти готова. Оставалось достать новый плащ, срезать бирку мейд ин чина и в предвкушении любви выбежать на свидание. Тем временем малиновый закат давился свинцовыми облаками. Молодые пары одетые по-весеннему бродили по городу.
Он ждал её, как и договаривались, на остановке, до которой лёгким шагом – всего-навсего пять минут. Их виртуальный роман, где ретушированные портреты говорили сами за себя, а в набитых на клавиатуре словах преобладали банальные штампы, - был гораздо длиннее по времени. Потому что она просто исчезала. И ему долго приходилось ждать, этого прекрасного момента, когда в лучах ягодного заката, будто протёртой малины в сахаре, они наконец-то по-человечески встретятся. И долго будут потом смеяться, потому что, как потом выяснится, жили они совсем рядом.
Она старалась подойти незаметно, он это видел и, чтобы подыграть ей, потупил взгляд.
- Здравствуй, - она тронула его за плечо.
- Ты! – притворно удивился он.
- Конечно я…
- Это тебе…
Она взяла букет и улыбнулась.
К остановке подъехали два троллейбуса, у которых оказывается один и тот же маршрут; возможно, сегодня день всех влюблённых, потому что первым троллейбусом управляла девушка, а вторым – юноша. Она шлёт ему (из окна) воздушный поцелуй. Пассажиропоток в замешательстве; девушка-водитель просит не толкаться и уступать места многодетным матерям. А юноша отказывается сажать футбольных фанатов с диаметрально противоположными призывами. Пассажиры под мухой напоминают всем, что сегодня Прощёное воскресенье. Реплики с мест выражают общее удовлетворение. Многодетные отцы из-за принципа показывают фи и отказываются передавать за проезд. В тесноте, да не в обиде. Троллейбусы трогаются. Он так крепко держит её за талию, что она чувствует дрожь его тела.
- Я люблю тебя!
«И это всё?»
- Выходи за меня замуж…
- Я согласна… только…
- Что?
Вопрос повисает в воздухе. Сейчас она счастлива. Он это чувствует и больше не переспрашивает. Сказанный вслух вопрос может разрушить их хрупкое счастье.
«Где мы будем жить?»
«Я сниму квартиру».
«Как мы будем жить?»
«Я буду работать за троих».
- Следующая остановка «Театральная».
- Нам выходить… - шепчет он.
- Почему здесь? – спрашивает она.
- Я купил билеты в театр на пьесу Ионеско…
- Неужели «Носорог»?
- Да. «Носорог».
Кассы театра закрыты табличками «Все билеты проданы». Кто-то в конце подрисовал угловатую стрелку. Возможно, там за углом спрятались бедные спекулянты.
У входа в театр шум и столпотворение. Толпа гудит, словно растревоженный улей.
- Добавьте ещё одну билетёршу!
