Генерал улавливал, словно радар каждое слово, поджидая подходящего момента, чтоб выйти из тени и произвести эффект разорвавшейся бомбы.
- Ты пойдёшь на похороны?
- Конечно, пойду.
«А вот и я! Смирно! – крикнул Барабанов, но сказанных слов не услышал.
Двое, как ни в чём не бывало, продолжали сортировать бумаги. На столе возвышались три стопки конторских папок, одна стояла чуть в стороне и, по всей видимости, представляла особую ценность, потому что была перевязана упаковочной лентой. Дополняя важность этих документов, рядом торчала початая бутылка коньяка и две рюмки.
- Давай ещё по одной, - предложил Незамутдинов, - помянем Василича.
- Наливай, - согласился Родин.
Генерал был категоричен, чтоб его поминали вот так: за спасибо. Он хотел разогнать эту компанию к чёртовой матери. От души дать коленом под зад товарищу Незамутдинову, и обложить трёхэтажным матом товарища Родина.
Барабанов ужасно хотел, но не мог шевельнуться, потому что стоял по стойке смирно, словно железный стержень пригвоздил его к полу. Откуда-то, возможно, с небес ему скомандовали: «Смирно!!» И он стоял, как истукан в центре своего кабинета, в котором изо всех сил хозяйничал кавардак.
Похороны
На свои похороны Барабанов опоздал, так как могилу несколько раз переносили. Вначале хотели хоронить на «Генеральском кладбище», но заслуги усопшего перед государством были настолько велики, что в верхах поразмыслили мозгами, вернее тем, что от них осталось, и гроб переехал на «Премьерское кладбище». Все ждали решения премьера, который в свою очередь предложил похоронить генерала ещё выше на «Президентском кладбище», но возникли сложности с оформлением бумаг, потому что, естественно, чем престижнее место, тем больше требуется времени, чтобы собрать нужные подписи. Кто-то распустил слух, что президент не в духе и идти к нему с челобитной сейчас себе дороже. Поэтому к президенту не пошли. А просто вернули гроб обратно на «Генеральское кладбище».
От быстрой ходьбы Барабанов запыхался.
«Курить надо бросать», - попутно подумал он.
Он ещё раз прислушался.
«Кажется туда».
Из глубины рощи до него долетели финальные аккорды государственного гимна. И какая-то трескотня вперемешку с карканьем воронья.
Барабанов упёрся в стену из человеческих спин, и, перебирая руками, двинулся по кругу в надежде найти брешь, чтобы как можно ближе протиснуться к гробу.
- Скажите, а почему гроб закрыт? – спросила женщина в чёрном платке.
- Стрелялся в голову, так что сами понимаете… - ответил какой-то военный.
«Люба, это ты! – Барабанов крикнул что есть мочи. – Вернись, я прошу тебя! Пожалуйста! А-а-а!!»
Барабанов кричал до рвоты, до отупения, до последнего сердцебиения.
В толпе появились пробоины; люди постепенно расходились.
Барабанов широко раскрывая рот, хватал воздух, будто большая рыба, которую выбросило на берег сумасшедшее море. Люди разошлись, и ему стало легче. Правда, сил совсем не осталось. Примерно в двадцати шагах от него усыпанный цветами возвышался холм сырой земли. Венки стояли чуть в стороне.
Перед тем как стреляться снимите трубку
Возвращаться домой Барабанов не хотел, но убийственное обстоятельство заставило его вернуться. Дома в сейфе лежал наградной пистолет. Пройдя прямиком в гостиную, Барабанов действовал машинально, потому что дорогой продумал четкий план действий. Во-первых, достал из бара бутылку коньяка, чтобы, как и положено, помянуть усопшего, во-вторых, объяснить в письме свой уход жене, причём написать с чувством безграничной любви и, в-третьих, зарядить пистолет, чтобы наверняка и обязательно в голову. Так он решил.
«Хорошо, что я генерал, - размышлял он. – Нажал на «собачку» и всё. А если бы нет, что тогда. Вешаться… топиться… прыгать с шестнадцатого этажа. Бр-р-р. Как-то не для меня»».
Поминальная порция коньяка выпита. Письмо написано. Остался пустяк…
В прихожей зазвонил телефон.
«Чёрт, ну почему именно сейчас? – недоумевал Барабанов. – Не могли позвонить на тридцать секунд позже».
Оставив оружие смерти на столе, Барабанов снял трубку.
- Миша, это Люба! Выслушай меня, я тебя не бросала! Меня похитили! – трубка тараторила без остановки. – Я тебя прошу, не соглашайся!..»
Трубка затихла, будто кончались слова.
Затем снова издалека:
- Не соглашайся!!
В дверь позвонили и Барабанов открыл. Вошёл молодой человек и жестом предложил Барабанову вернуться в гостиную, словно перед генералом был ответственный квартиросъёмщик, который пришёл требовать предоплату.
В гостиный их ждал ещё один молодой человек, неизвестно каким образом сюда попавший.
Наливая себе ещё коньяка, Барабанов предложил:
- Будете?
Двое переглянулись.
- Господин Барабанов, - сказал один из них. – Мы предлагаем вам сотрудничество.
- Кто это мы? – спросил генерал.
- Центральное Разведывательное Управление.
- Молодцы ребята, - сказал Барабанов и залпом выпил коньяк. – На хрена я вам сдался?
- Вы разрабатывали новейшие системы противоракетной обороны. Нас это очень интересует. Потом учтите, вас нет. Вернее вы есть, но генерала Барабанова нет. И главное: если вы согласитесь, любимый человек будет с вами.
- Я должен подумать, - Барабанов плюхнулся в кресло.
- Хорошо. Мы подождём. Но только до завтра.
Конец
P. S.
Барабанов, в конце концов, отказался и правильно сделал, потому что это были наши ребята из отдела собственной безопасности Президента.
ВСЕХ ТОЛСТЯКОВ НА ЖИВОДЁРНЮ
Лишь тупицы копируют один другого.
У. Блейк
Сидеть у моря, ожидая улучшения погоды, было бессмысленно, и Захар выключил телевизор. Картинка с улыбчивым диктором на фоне пылающего солнца и радужного моря, для отдыхающих естественно на юге, мигом исчезла. А на востоке, где он, собственно, всё время обитал, жизнь без просвета стала нормой: к хмурым дням с вкраплениями измороси приложился пронизывающий ветер. Осень, что с неё взять? кроме бабьего лета. К тому же давно прошедшее. Погода не прибавила Захару позитива, а к одиночеству давно возникло особое чувство - привычки. Впрочем, об этом он сейчас вообще не думал. Пожалуй, только о предстоящей работе Захар мог задуматься, так как начал потихоньку собираться. Посетившая его мысль (если она всё же приходила), считалось мимолётной. Потому что, там, где он работал, за него думал другой человек.
В завершении своего гардероба Захар надел облегающий фигуру серый плащ, пятьдесят шестого размера. Правда, от шляпы с круглой тульей и складного зонтика он решил отказаться. Отдав предпочтение кепи с прямым козырьком и длинному зонту в виде элегантной трости с эбонитовым набалдашником. Нелепый вид не смутил молодого человека: что касается одежды, - порядок установленный начальником, естественно, не обсуждался, а избыточный вес, к которому Захар начал привыкать, условие работы по найму. Как говорят в таких случаях, назвался груздём, полезай в кузов.
Выйдя из подъезда, Захар упёрся в дверь конторского автобуса, водитель которого специально подъезжал впритык, чтобы доставить неудобство замыкающему пассажиру. Захар кое-как пролез в узкий проём двери, и для приветствия, терпеливо ожидавших его таких же, как и он толстяков, приподнял козырёк кепи. Пассажиры в серых плащах, похожие друг на друга, как две капли воды, ответили ему в том же духе, то есть без особого энтузиазма. Водитель увёл автобус в тень и поехал скрытно в основном мимо заброшенных зданий с кривыми улочками, поэтому отметить что-то выдающееся в его неприметной внешности не представляется возможным. Пассажиры же, будто сговорившись, подыгрывали ему гробовым молчанием, возможно, чтобы показать, что отношения между ними непросто натянуты до предела, но ещё и звенят, как тетива лука. Вероятно, они банально догадывались, что у каждого под сиденьем встроен диктофон, потому что начальник опутал себя сетью доверенных доносчиков. А водитель, работник со стажем, как никто другой подходил для этой гнусной роли.
«Ещё подумает, что готовим заговор, - размышлял Захар, сверля взглядом затылок водителя. – Включит начальнику диктофон, а там ни одной интонации. Начальник послушает и сделает вывод: что-то они там задумали? и… опять удержит с нас пять процентов зарплаты».
- Погода хорошая. Не правда ли, господа? – спросил Захар.
- Да. Да… - подхватили толстяки.
- Мелкий дождь как нельзя кстати… - вставил один.
- Ветер с холодком это то, что надо… - подхватил другой.
- Тяжесть свинцового неба окрыляет… - добавил третий и тут же осёкся, понимая, что допустил непростительную оплошность.
Под его креслом что-то щёлкнуло, и послышался свист перематывающего устройства.
