Формировавшееся на протяжении веков российское и общерусское самосознание (с западной, формальной точки зрения, — имперское) представляло собой не надстроечный, поверхностный слой, а мощный пласт, доминировавший над этническими, лингвистическими, антропологическими и даже религиозными компонентами сознания. Очень показателен отмеченный в западных исследованиях феномен российского самосознания русских немцев. Немецкие колонисты, эмигрировавшие из России в Латинскую Америку в конце XIX — начале XX века, считали и называли себя там «русскими», именно русскими, даже не российскими.
Второй момент, из которого исходили инициаторы раздробления СССР, — нынешнее национально-территориальное деление страны на союзные и автономные республики, автономные области и национальные округа. Это колоссальной значимости исторический факт, существующий уже более 70 лет. С ним нельзя было бы не считаться, если бы упомянутый национально-территориальный «нарез» России на республики не стал реальным воплощением насилия и несправедливости, проявленных прежде всего в отношении русского народа, хотя и не только его. Большевики — идеологи и практики «нареза» — руководствовались двумя главными соображениями. Первое. Стояла объективная задача разрушения русской государственности и русской идеологии. Для этого требовалось подавить православие, политически ослабить и раздробить православный русский народ, а также поддержать местных националистов — даже путем искусственного национального размежевания. Отсюда такие «странности», как, например, принудительная украинизация с погромом русской культуры, включение в состав Белоруссии исконно русских территорий вопреки желанию их населения, передача населенной в основном великорусским и казачьим населением Западной Сибири Казахстану, создание (часто совершенно искусственно) автономий в составе РСФСР (и тоже без согласия местного русского населения), геноцид и выселение терских казаков и расселение ингушей на их землях и многое другое. При этом распропагандированным массам внушалось, что все эти «издержки» обеспечивают решение задачи строительства мирового социалистического государства.
При создании СССР были использованы существовавшие тогда проекты федераций Соединенных Штатов Европы и Соединенных Штатов Мира и при этом совершенно отброшены пути решения национального вопроса, вытекавшие из особенностей ситуации в России, специфики расселения там многочисленных народов, уровня развития их самосознания и его содержания.
Что касается опыта консолидации «социалистических наций» и становления национальных самосознаний в искусственно «нарезанных» союзных и автономных республиках, то не удивительно, что несмотря на 70 лет принудиловки, он оказался и ущербным, и противоречивым, а в конечном счете, несостоятельным и даже опасным. Вполне поэтому правомерен расхожий ныне тезис о замедленной бомбе ленинского федеративного раздела России. Убедительным свидетельством полного краха этой политики является уже даже не кризис Союза, а кризис союзных и автономных республик. Причем в ряде случаев он проявляется как кризис наций, давших название республикам. Возникают автономистские и сепаратистские движения «новых наций» внутри наций, «консолидировавшихся» после Октября, а на самом деле искусственно сконструированных интернационалистами-большевиками. Очень характерен пример Белоруссии. Единая белорусская нация, якобы подавлявшаяся русскими и коммунистами, как только начала «возрождаться», вдруг столкнулась на этом пути с трудностями. Самым неожиданным образом сработал закон о языке, с принятием которого связывались планы так называемой «белоруссизации». На западе Белоруссии вместо белорусских школ стали одна за другой открываться польские школы, а учебники для них (все по закону о языке!) вскоре прибыли из соседней Польши. На востоке — в Витебской, Гомельской и Могилевской областях — белоруссизация школы встретила явное неприятие: население этой территории стало открыто напоминать, что оно всегда было частью России. А на юго-западе, в Полесье, возникло так называемое ятвяжское движение. Его лидеры объявили о существовании особого, ятвяжского, народа, у которого-де пробудилась генетическая память особого, ятвяжского, языка, и потребовали самоопределения, не решив, правда, окончательно, к кому присоединяться, а, может быть, и вообще выйти из СССР. Можно с каким угодно скепсисом относиться к новому восточнославянскому языку и написанным на этом языке художественным произведениям, но элементарная справедливость требует признать, что ятвяжский язык — это обработанный местный диалект, родной для «ятвягов», и с лингвистической точки зрения он гораздо более органичен, чем явно искусственный современный белорусский язык, чуждый большинству населения Белоруссии.
Наконец, последний момент — это переоценка деидеологизации, вернее, вульгарная интерпретация западных теорий деидеологизации, в которых речь шла о конце универсальных идеологий, а вовсе не идеологии вообще. Именно отсюда произошло явное непонимание функциональной роли идеологического фактора — в данном случае фактора национальной идеологии — для экономического и всякого, пожалуй, иного прогресса страны и ее народа. Объективно розыгрыш национальной карты усилил функциональность национальной идеологии в Грузии, Армении, Азербайджане, Прибалтийских республиках и в какой-то мере в Средней Азии (хотя здесь в гораздо большей .степени возросла роль исламского фактора). Что же касается России, Украины и Белоруссии, то здесь в обстановке быстрого распада коммунистической идеологии произошло резкое и глубокое разрушение российских и общерусских (в том числе имперских) идей, входящих составной частью в советское сознание. Русские, белорусы, большая часть украинцев, а также огромная часть русскоязычного населения с советским самосознанием превратились в одночасье в своего рода демографическую массу. Любая же попытка возродить общерусскую и российскую историческую память объявлялась перестроечной демократической печатью и телевидением фашизмом, отождествлялась с экстремистской «Памятью».
Судьба страны зависит прежде всего от того, как будут разворачиваться события в четырех основных республиках — Российской Федерации, Украине, Белоруссии и Казахстане. Учитывая же, что основу Советского Союза составляет единство России и Украины, вопрос еще больше сужается. Нужно ли России и Украине максимально дистанцироваться друг от друга или же такой разбег этих республик антиисторичен и чреват непредсказуемыми разрушительными последствиями не только для них?
Разделение Украины и России было бы исторически оправданным, прошло бы спокойно, если бы существовали совершенно отличные украинский и русский народы, размещенные на собственных территориях, с собственной исторической судьбой и исторической памятью, что характерно, например, для грузин и армян. Но это совершенно не так, что вынуждены признать и украинские сепаратисты, и русские (великорусские) изоляционисты. Поэтому ими ставится задача не воссоздать действительно потерянную этими народами общую историческую память, а «исторически возродить» отдельные народы — украинцев и русских.
Может ли обладать необходимой функциональностью для построения великой державы украинская или чисто русская (великорусская) идея, самостийная украинская или изоляционистская идеология? При внимательном анализе, реалистическом, а не теоретико-утопическом подходе к содержанию национального самосознания «паспортных» русских и украинцев выявляется, что наличие таких отдельных самосознаний (если не считать западных украинцев) по меньшей мере спорно, а их историческое возрождение в отдельности (а на деле искусственное создание!) проблематично, если не воспользоваться, конечно, ленинско-сталинскими методами. Не случайно один из идеологов «демократического самостийничества» на Украине поэт Дмитро Павлычко (галичанин по происхождению) вынужден был признать, что создание единой «национально сознательной» Украины потребует, возможно, «несколько столетий». Могут ли ждать реформы своего национально-идеологического фактора так долго? Еще больше времени потребовало бы, вероятно, создание истинно великорусского народа, который бы отличался принципиальным образом от украинцев и белорусов.
Учитывая, что в советской общественной науке анализ самосознания русского и украинского народов не выходит, по сути, за пределы описания советского сознания, здесь как раз уместно посмотреть, что по этому поводу пишут на Западе (вернее, вынуждены писать, так как там уж совсем откровенно насиловать факты нельзя) западные советологи — украиноведы и русисты. Даже для советологов из националистически ориентированных украинцев (как правило, западных) характерно признание многослойности украинского самосознания. Они выделяют советский слой (до революции — российский), русский (то есть общерусский), украинский (или малороссийский), для западных украинцев еще галицийский слой, буковинский, карпаторусский — вплоть до так называемого ситуационного сознания, когда в зависимости от ситуации человек ощущает себя то русским, то украинцем. Короче, признается, что украинское самосознание — это соотношение общерусских и украинских (малороссийских) компонентов за вычетом общесоветского.
