Гектор не знал, что сказать в ответ, но, на его счастье, в дверном проеме появилась Айша:
— Спасибо, Ричи. Но, думаю, вечер окончен.
— Мы поможем вам убраться.
— Не беспокойся, Таша, мы сами управимся.
Конни, не глядя на него, вяло пожала ему руку. Зато Айшу крепко обняла. Гектор смотрел в темноту. Только когда машина Таши тронулась с места, он перевел дух. Привлек к себе Айшу. Она ничего не сказала, но прислонилась к нему. Он крепче обхватил ее за талию. Волосы ее пахли дымом и лимонным соком. Он был рад, что они могут вот так стоять вдвоем и молчать. Но он сам нарушил мгновение блаженного покоя, когда ему пришлось затушить сигарету.
Айша отстранилась от него:
— Пойду уложу детей.
— Еще рано.
— Я хочу, чтоб они легли спать.
— Сегодня же суббота.
— Прошу тебя, Гектор, помоги мне.
Он колебался, желая оттянуть неизбежный разговор, желая продлить эти благостные минуты непринужденного молчания.
— Ну, что скажешь?
— Зла не хватает.
— На кого?
Ее глаза сердито блеснули.
— На твоего кузена, разумеется.
— А я его не виню.
— А если бы это был твой ребенок!
Но это был не их ребенок, с их ребенком такого никогда бы не случилось. Хотя это не его заслуга, отнюдь. Это заслуга его жены. Она была потрясающей матерью. Айша настороженно наблюдала за ним, готовилась к спору. И он вдруг обрадовался, что его сознание замутнено наркотиками. Он не хотел ссориться — сейчас ему не хватало ни злости, ни уверенности в своей правоте. А Айша, он видел, рвалась в бой. Ей не терпелось оскорбить Гарри, смешать его с грязью, отчасти потому, что Гарри был его родственником. Сам он даже не заметил, как уехал Рави, и только теперь до него вдруг дошло — как можно быть таким идиотом? — что в какой-то степени эта вечеринка была устроена в честь приезда ее брата.
Глаза Айши задорно блестели, правый кулак сжат. А он мог думать только о том, как бы соблазнить ее.
— Да, действительно, — тихо согласился он. — Гарри не имел права бить чужого ребенка.
Его ответ застал ее врасплох. Ему даже показалось, что тень разочарования скользнула по ее лицу. Она разжала кулак.
— Нет, не имел, — смягчаясь, с запинкой произнесла она.
— Иди укладывай детей, а я начну убирать.
Загружал он посудомоечную машину в приподнятом настроении; ему хотелось танцевать. Желая послушать что-нибудь легкое и одновременно серьезное, он поставил на кухонном стереопроигрывателе диск Бенни Гудмена. Насвистывая, закрыл посудомойку и принялся вытирать столы.
— С чего ты такой радостный? — В дверном проеме, подбоченившись, стояла Айша. Она не улыбалась.
Пританцовывая, он подошел к ней, поцеловал ее в губы:
— Потому что у меня есть ты, детка.
И это было чертовски верно. Он не кривил душой. Гектор обнял жену, стиснул ее ягодицы. Стал целовать ее глаза, щеки, мочки ушей. Крепче прижал ее к себе.
— Они еще не спят.
— Плевать, — шепнул он. Возбужденный, он взял одну ее руку и положил на свой пах. Она рассмеялась, и ему сразу вспомнилась Конни. Он закрыл глаза, а ведь надеялся, что Конни навсегда исчезла из его воображения. Но, разумеется, она не исчезла. Он отдался на волю своих фантазий. Расстегнул на жене ремень, спустил с нее юбку, погладил ее живот, перенес руки на груди. Не разжимая век, он вспоминал, как ласкал Конни, поглаживая мягкие редкие волоски на ее лобке.
— Презерватив мне не нужен, нет?
Айша качнула головой.
— Обойдемся, — шепнула она ему на ухо. Он сладостно поежился. Ее шепот, дыхание проникали в него, растекались по телу, волны эйфории снова и снова захлестывали его. — Пойдем в спальню.
Не отвечая, он поднял ее руки вверх и поцеловал ее в шею. Задрал на ней блузку, заключил в ладони ее груди, стал их целовать. Она попыталась отстраниться от него, он не позволил. Его губы сомкнулись вокруг одного затвердевшего соска. Он стал облизывать его, покусывать. Айша вскрикнула от боли, и он неохотно остановился. Выпрямился, посмотрел ей в лицо, и они оба вдруг рассмеялись. Интересно, слышат ли их дети? — промелькнуло у него в голове. Он расстегнул молнию на джинсах, вытащил из трусов свой член и ощутил запах сладострастия, исходивший от Айши. Он сунул в нее палец, она застонала, он стянул вниз джинсы и овладел ею. Прямо так, стоя. Ее юбка пузырится у лодыжек, его джинсы спущены до колен, они оба стонут, благодаря наркотику ему удается долго сохранять состояние возбужденности, не достигая оргазма. Их половой акт длится целую вечность. Наконец он издал экстатический вопль. Айша, смеясь, ладонью закрыла его рот. Не вынимая из нее чуть обмякший член, он продолжал двигаться по инерции, шепча ее имя, нашептывая ей слова любви. Она охнула, а потом стала пылко целовать его, впиваясь в его губы. Его глаза были по-прежнему закрыты, ему хотелось остаться в ней. Он изгнал из головы все мысли о Конни — теперь, когда кончил. Не раньше, раньше не мог. Еще минуту назад они обе сливались в его фантазиях — его жена, Конни, их тела, их влагалища, кожа той и другой. Он любил одновременно двух женщин и каждую в отдельности. Айша шевельнулась, его член выскользнул из нее. Широко улыбаясь, они привели себя в порядок.
Айша пошла проверить детей и вскоре вернулась:
— Кажется, спят.
Давненько он не видел ее такой сконфуженной.
— Мы вели себя тихо.
— Ничего подобного. — Она подошла к кухонной раковине и принялась счищать в мусорное ведро остатки салатов.
Он приблизился к ней сзади, крепко обнял ее:
— Позволь мне. Я сам все уберу.
— Вместе уберем.
— Нет, я сам, — твердо сказал он. Наркотик все еще «гудел» в крови, хотя уже и не так бурно, и ему хотелось двигаться, что-то делать. Секс его взбодрил.
— А мне что делать? Спать еще рано.
— Посмотри телик, почитай. А я все уберу.
Он примет валиум, будет ловить кайф отходняка, приводя дом в порядок.
Стоя в его крепких объятиях, она повернулась к нему лицом, посмотрела ему в глаза. Она была спокойна, капельки пота все еще блестели на ее верхней губе. Он слизнул их.
— Что ты скажешь своему кузену?
Ничего.
— Не знаю.
— Гектор.
Она просто произнесла его имя. Но как! Настойчиво, с силой в голосе. Интересно, сумеет он взять ее еще раз, прямо вот здесь, у раковины.
Она повторила его имя.
— Будь добрее к Адаму.
Какого черта? Он разжал объятия, нашарил в кармане сигареты. Открыв раздвижную дверь, он встал в проеме между кухней и верандой. Она последовала за ним, забрала у него сигарету. Он уже и не помнил, когда последний раз видел, как она курит. Это было явно до того, как она забеременела Лисси. Казалось, в этот вечер он вдруг посмотрел на нее и на всю их совместную жизнь другими глазами. Он жалел, что не может исповедаться перед ней, рассказать о том, как он жил последние месяцы, признаться в том, что предал ее, что стал почти равнодушен к ней. Он хотел исповедаться, потому что в эту самую минуту был абсолютно уверен в том, что любит ее, всю, без остатка, любит все, что у них есть. Дом, детей, сад, все еще удобную двуспальную кровать, которая начала проседать посередине, где они на протяжении многих лет всегда спали вместе — их тела сплетены, он ее обнимает, убирает руки только тогда, когда она во сне подтолкнет его, требуя, чтобы он прекратил храпеть. Он не мыслил жизни без нее. Его грудь сдавило, преисполненный решимости, он стиснул кулаки. Он не допустит, чтобы она увидела его страх.
— Я изменюсь, обещаю. Я не буду слишком суров с нашим мальчиком.
Анук посмотрела в зеркало и криво улыбнулась самой себе. Вокруг рта морщинок прибавилось, определенно. Ты становишься тщеславной, крошка, пожурила она себя. Она спустила воду в унитазе, выключила свет в ванной и опять легла. Рис что-то недовольно буркнул во сне, потом повернулся, обнял ее одной рукой. Тело у него было теплое и потное. Анук глянула на будильник: 5.55. Теперь уж она не заснет. Она поцеловала Риса в плечо, потерлась губами о жесткие волоски на его гладкой мальчишеской коже, имевшей соленый вкус, и выскользнула из-под его руки.
— Все нормально? — пробормотал он.
— Угу.
В следующую минуту она уже блевала в унитаз. Подняв голову, она увидела, что Рис с тревогой смотрит на нее сверху вниз. Правой рукой он прикрывал свои гениталии, она чуть не рассмеялась. Она показала на полотенце. Он нагнулся и вытер ей рот. Какой милый, с благодарностью подумала она и почти тут же усмехнулась про себя: должно быть, он меня очень любит.
Она выпрямилась, чмокнула его в лоб:
— Все в порядке.
В его зеленых глазах застыла тревога.
— Рис, ничего страшного. Просто немного простыла.
— Возьми отгул. — Он зевнул.
— Как же, отгул.
— Нет, правда. Я тоже возьму.
Он мочился в унитаз. Она еще не смыла свою блевотину, и его безразличие вызвало у нее отвращение. Внезапно ей захотелось обидеть его, сказать, что свой отгул она меньше всего хотела бы провести в компании с кем-либо. Она потерла живот и глянула на упругие ягодицы возлюбленного, на красивый изгиб его спины. В стране найдутся, наверно, сотни, может быть, тысячи женщин вдвое моложе нее, которые грезят о Рисе во сне и наяву. Некоторые из них охотно выцарапали бы ей глаза за то, как она обращается с их кумиром.
