После этого мне пришлось для пробы пробежать по движущейся дорожке. Движения моих ног, впервые в жизни обутых в кроссовки, снимались на видеокамеру. Я посмотрел запись вместе с продавщицей, которая по большей части демонстрировала все в замедленном темпе, а время от времени даже останавливала изображение. Чувство, будто эти ноги, бессмысленно бегущие по дорожке, принадлежат не мне, а кому-то другому, который давным-давно купил здесь пару кроссовок, только усиливалось от таких внезапных остановок. Может быть, тот, другой, уже умер, подумал я, а его кроссовки стоят где-нибудь в глубине темного шкафа.
— Вот видите, — сказала продавщица после примерки третьей пары, — пятка вашей левой ноги все еще опускается не совсем прямо.
Из коробки вынули новую пару. В заключение я еще раз пробежал по белой полосе, тянувшейся вдоль всего магазина, а продавщица присела на корточки, чтобы оценить приземление моих пяток.
Я взял и «Дневник тренировок для бегунов», а еще — цифровые часы фирмы «Найк», указывающие время пробежки с точностью до сотых долей секунды, заплатил 486 гульденов и 50 центов и вернулся домой.
Жена посмотрела, как я раскладываю свои обновки на обеденном столе в гостиной.
— Сколько тебе лет, между прочим, как ты думаешь? — спросила она.
— Две недели назад мне исполнилось сорок семь, — ответил я.
Я натянул на ноги бесшовные носки и нырнул в кроссовки. Жена фыркнула; выражение ее лица было почти таким же, как чуть меньше года назад, когда она сказала, лежа в шезлонге на Менорке, что размышляет о жизни после моей смерти, — только теперь на ней не было солнечных очков. Я снова нагнулся над кроссовками и стал завязывать шнурки.
— Но ты же не собираешься выставлять себя на посмешище здесь, перед соседями? — спросила она.
Я посмотрел ей прямо в глаза и почувствовал, как сердце у меня екнуло.
— Нет, — сказал я. — Сначала поеду на море.
Жена подняла брови.
— Я буду бегать в дюнах, — уточнил я.
Я хотел добавить: «Или на пляже» — но не стал.
Однажды в старом номере журнала «Космополитен» я прочитал, что тому, кто хочет ходить «налево», надо начать с организации так называемых бесконтрольных часов, своеобразных белых пятен посреди дня, не дающих проследить, где именно ты находишься. Когда партнер привыкает к «бесконтрольным часам», можно начинать обманывать.
Разыскать «Тимбукту» оказалось не так-то просто. Расспросив кое-кого в самом Вейк-ан-Зее, я в конце концов нашел его у начала Северного пирса, километрах в четырех от городка. Добираться надо было по извилистой дороге.
Ветряки рассекали своими крыльями ветер, который тем субботним утром дул в сторону моря. Чайки почти неподвижно парили в воздухе над дюнами, обнесенными колючей проволокой; на заднем плане виднелись подъемные краны и стоящие на приколе морские суда, а за ними — пламя и белые облака дыма из доменных печей. Поскольку дуло с берега, над парковкой в начале пирса висел запах угля и нефти. Запахом дело не ограничивалось: сильные порывы ветра приносили к пляжу клубы мелкой угольной пыли.
Я рысцой пробежался по пирсу. В «Дневнике тренировок для бегунов» для первого дня предлагалась такая схема: семь одноминутных пробежек, а между ними — двухминутные перерывы, заполненные ходьбой. Хотя ветер дул мне в спину, я каждый раз радовался, когда найковские часы отсчитывали последние десять секунд до перерыва. После трех одноминутных спринтов я отхаркнул к бетонному парапету Северного пирса плотный сгусток мокроты. Сердце, бившееся где-то глубоко в горле, подсказало мне, что если я в этот же день верну кроссовки в «Ран-Инн», то, скорее всего, получу обратно немалую часть денег. Найковские часы не надо было обменивать: они создавали ощущение скорости независимо от того, бегали с ними или нет.
После трех с половиной минут я повернул направо кругом. Теперь пришлось двигаться против ветра, но зато краешком глаза, залитого по́том и слезами, я мог, чередуя пробежки и ходьбу, следить за террасой «Тимбукту». Там сидело не больше двадцати пяти человек, и мне не показалось, что одним из них был Макс Г. Мужчина в шортах и с теннисной ракеткой бил и бил по мячу у самой черты прилива; бурая собака в белых пятнах бегала за мячом.
В баре я заказал пол-литровый бокал пива. Пот капал со лба в глаза, маленькими ручейками стекал вниз и щекотал спину. Пока я разглядывал кроссовки у себя на ногах, мне пришли на ум слова Кристины о том, сколько мне лет, по моему мнению. Два серфера в гидрокостюмах заказали по большому бокалу желтого лимонада. Томительные басовые ноты песни Боба Марли «No Woman, No Cry» разносились над пляжем. Я попробовал представить себе Макса на этой террасе, но это удалось мне лишь отчасти.
— Ну и как это было? — спросила Кристина, когда я плюхнулся на диван.
— Это было killing,[13] — ответил я.
Она села рядом со мной и положила руку на мое голое колено.
— Значит, ты бросишь?
— Завтра пойду опять.
Жена непонимающе посмотрела на меня.
— Это действительно тяжело, — сказал я, — но в то же время приносит большое удовлетворение. Заново познаешь возможности собственного тела.
На следующий день я увидел, что серебристый кабриолет уже стоит на парковочной площадке Северного пирса. День выдался солнечный, и крыша была откинута назад. В нескольких метрах от машины я начал разминку. Было что-то вызывающее в этой убранной крыше, словно «мерседес» приглашал прикоснуться к нему. По пирсу гуляли семьи с детьми; я включил на часах секундомер и начал первую минутную пробежку.
Как раз в это время из Северного морского канала выходило грузовое судно. Я видел флаг, развевающийся на юте. Страну происхождения я не мог определить до тех пор, пока не прочитал на носу название: «Odessa Star».[14] От носа до кормы судно было покрыто бурой коркой ржавчины; ближе к ватерлинии она становилась желтоватой, будто десятки мужчин неделями стояли по бортам и непрерывно мочились. На палубе стояли такие же ржавые краны, но не было видно ни единой живой души: никого, ни одного члена команды. Приближаясь к выходу из гавани, «Звезда Одессы» дала несколько гудков, которые прозвучали, словно лай тюленя или моржа, страдающего эмфиземой легких.
Ришарда Х. я увидел только тогда, когда чуть не наткнулся на него. Он стоял, упираясь одной ногой в стенку пирса. Одна штанина задралась высоко над лодыжкой; на нем были солнечные очки, и он разговаривал по мобильному телефону.
— Я тоже очень устаю от таких вещей, — услышал я, пробегая мимо. — Но об этом с ним вообще нельзя…
Я пробежал еще немного, потом остановился и обернулся.
Ришард Х. уже не стоял, поставив ногу на стенку, а шел между гуляющими по пирсу людьми, размашисто жестикулируя, спиной ко мне. Невольно я огляделся — нет ли поблизости и Макса? — но нигде его не увидел. Я медленно пошел к началу пирса.
— Кстати, надо что-нибудь сделать с этим гудком, — услышал я слова Ришарда Х., когда приблизился к нему. — Ты людей напугал.
Он остановился; я тоже остановился. Ришард Х. поднял правую ногу и снова поставил ее на стенку.
— Что?.. — сказал он. — А где ты стоишь? О’кей, но все-таки помаши, а? Иначе я… О’кей, о’кей… Я тоже машу…
Он поднял руку над головой и уставился куда-то поверх воды; я проследил за направлением его взгляда. За одним из грязных окон того, что на «Звезде Одессы», наверное, было рулевой рубкой, я увидел неясное движение руки, закутанной в белую ткань.
— Да, я тебя вижу, — сказал Ришард Х. — Второе окошко слева… Бен, за это заплатят в следующий раз… И тогда я возьму омара покрупнее… Без салата. Ха, ха, ха… О’кей, парень, отбой… Счастливого плавания!
Он захлопнул мобильник, покачал головой и тихонько усмехнулся себе под нос.
Я почувствовал, что пот на моем лбу стал холодным, и уставился на «Звезду Одессы», которая удалялась по водной глади. Больше ни за одним окном не наблюдалось никаких признаков жизни.
Я посмотрел в сторону, и почти одновременно то же самое сделал Ришард Х. Целую секунду мы смотрели друг другу в глаза. Потом Ришард Х. сдвинул солнечные очки на лоб.
— Знакомое лицо, — сказал он.
На Максе была черная рубашка навыпуск; когда мы остановились у его столика на террасе, руки он не подал. И не сделал ни одного жеста, который бы выглядел приглашением занять свободные кресла.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, — сказали мы с Ришардом Х. одновременно.
Только тогда я понял, что вопрос был обращен не ко мне, и несколько секунд разглядывал свои кроссовки.
— Пойду возьму пива, — сказал Ришард Х. — Макс, хочешь чего-нибудь еще?
Он указал на пустой бокал у Макса перед носом. Из бокала торчала палочка для перемешивания, а на его дне лежали остатки льда и помятый кружок лимона.
