Мауро Монагас мотнул головой назад, в сторону Лусио Ларраса, который находился сзади, рядом с дверью, и ответил в том же тоне:
— Он уже сказал: свернуть мне шею.
Дон Антонио даз Нойтес улыбнулся: казалось, ситуация начала его забавлять. Он поискал бутылку коньяка, сделал большой глоток и подержал ароматный напиток во рту, слегка наклонив голову, с иронией наблюдая за толстяком, который стоял перед ним с явным вызовом.
— Вот, значит, чего бы тебе хотелось? — насмешливым тоном спросил бразилец. — Чтобы Лусио отправил тебя на тот свет, когда ты чувствуешь себя счастливым, принося себя в жертву ради любимой женщины? Это же надо! — воскликнул он. — Старики вечно выставляют себя на посмешище, когда влюбляются. Одни спускают все ради первой попавшейся шлюшки, которая хорошо сосет… Другие бросают жен и даже детей, а ты, не имея ни жены, ни детей, ни возможности разориться, решил пожертвовать своей свинской жизнью. — Он отрицательно помотал головой. — Только меня это не устраивает, Монагас! Твоя жизнь не стоит двух тысяч боливаров! Даже двадцати! И я не собираюсь оказывать тебе такую услугу — убивать как героя. — Он злорадно усмехнулся. — А хочу, чтобы ты всю жизнь меня помнил. И ее! Клянусь, ты у меня будешь вспоминать об этой девушке всякий раз, когда тебе приспичит высморкаться или подтереться. — Он повернулся к Лусио Ларрасу и кивнул. — Убери его отсюда! — сухо приказал он. — Убери его, но не убивай: отрежь ему другую руку.
Негр Абелардо Чиринос, вероятно, смекнул, что дело срочное, и запросил вдвое больше обычного, но, когда ему это пообещали, проявил расторопность, несвойственную Управлению по делам иностранцев, потому что через час он появился вновь и принес четыре документа; передавая их одной рукой, другой взял тысячу боливаров.
— И что теперь? — спросил Себастьян, когда они опять оказались на улице.
— Ты же слышал, что сказал Монагас, — ответила мать. — Мы уезжаем. Надо как можно скорее покинуть город и поискать место, где этот человек — как там его зовут — никогда не сможет найти твою сестру. Я уверена, что это тот самый — тощий, которого мы видели в парке. Он еще был похож на стервятника, который кружит вокруг своей добычи. Давайте поскорей уедем! — взмолилась она.
— К морю?
Себастьян повернулся к брату: это он задал вопрос.
— Если они будут нас искать, то начнут с побережья. Разве не так?
— Так. Полагаю, что так, — согласился Асдрубаль. — Но у этого типа в городах тоже свои люди.
— Согласен! Нам не следует ехать ни к морю, ни в города. — Себастьян сделал паузу, улыбнулся: казалось, он посмеивается над самим собой и над ситуацией, в которой они оказались. — Остаются сельва, льянос и Анды… Кому решать?
— Не думаю, что сейчас время шутить, — рассердилась мать. — Над нами висит серьезная угроза. — Она помолчала. — И не думаю, что сельва — подходящее место для твоей сестры.
— Нет, конечно. Не подходящее. — Себастьян сделал паузу. — И я вовсе не шучу. Просто иногда у меня складывается такое впечатление, что кто-то где-то пытается над нами поиздеваться. Куда он стремится нас загнать? Да существует ли на свете такое место, где бы мы могли жить спокойно? Куда бы мы ни направились: в города, сельву, льянос или горы, — повсюду есть мужчины, а мы уже знаем, что происходит с появлением Айзы.
— Она не виновата.
— А ее никто и не обвиняет. — Он повернулся к сестре, которая шла молча, опустив голову и с отсутствующим видом, словно находилась очень далеко отсюда. — Тебе прекрасно известно, малышка, что я тебя не виню, однако, нравится нам это или нет, такова действительность. — Он покачал головой. — Мне кажется, будто я странствую по свету с бочонком пороха под мышкой, ожидая, что кто-то вот-вот подожжет фитиль… — Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза: — Почему бы не решить это тебе? Льянос или Анды?
Айза остановилась посреди тротуара; другие тоже остановились и посмотрели на нее.
Она была необычайно серьезна и выглядела так, будто ей все шестьдесят, когда сказала:
— Что-то случится, куда бы мы ни направились. — Она сделала длинную, очень длинную паузу и затем очень тихо добавила: — Только когда я исчезну, вы сможете жить спокойно.
Они так и замерли посреди тротуара на Университетском проспекте, а в двух шагах от них уже начало бурлить уличное движение. Каракас зажил своей обычной жизнью — с машинами, рычащими автобусами и спешащими прохожими, которые по рассеянности налетали на застывших посреди улицы Пердомо.
Аурелия Пердомо обняла дочь, свою младшенькую, — женщину, которая вымахала выше ее, — и зашептала:
— Ты же знаешь, что ты наша радость, и если ты исчезнешь, жизнь потеряет смысл. — Она погладила ее по голове привычным ласковым жестом. — Единственное, о чем мы просим, — никогда не меняйся, потому что ты такая, какая есть, и мы хотим, чтобы такой и осталась. — Она повернулась к Себастьяну: — А теперь ты решай, ты же старший. Куда направимся?
Тот пожал плечами:
— Не все ли равно? Единственное, что приходит мне в голову, это пойти на автовокзал и сесть в первый же автобус.
— В Сан-Карлос.
— Сан-Карлос?
— Да. — Кассир начал терять терпение. — Этот автобус едет по маршруту: Маракай, Валенсия и Сан-Карлос. А в понедельник возвращается через Валенсию и Маракай обратно в Каракас. Неужели вам это так сложно понять?
— Нет. Мне не сложно это понять. Я всего-навсего хочу, чтобы вы мне объяснили, где находится Сан-Карлос.
Человечек взглянул на Себастьяна поверх очков, словно подозревая, что его разыгрывают, однако лица всех четверых пассажиров хранили серьезное выражение (одно из них было такое, прекраснее которого он не встречал), и, повернувшись, он ткнул в какую-то точку на замызганной и засиженной мухами карте, которая висела на стене за его спиной.
— Сан-Карлос находится вот здесь, — показал он. — В штате Кохедес.
— Там красиво?
Он недоуменно посмотрел на женщину, которая задала вопрос.
— Не имею понятия, сеньора. Я там никогда не был. Для меня дальше Лос-Текес если кто не мечет стрелы, значит, стучит на барабане. Там живут одни только индейцы и негры. Я родился в Каракасе, и меня отсюда не вытащить даже под дулом пистолета.
— Как вы думаете, мы найдем там работу?
— Вы с островов?
— Да.
— В таком случае вполне возможно. Жителям льянос нравятся канарцы. Они говорят, что вы умеете работать на земле. — Кассир несколько раз побарабанил пальцами по нижней части окошка в знак того, что начинает терять терпение. — Ну, давайте же! — поторопил он. — Решайте! Едете вы Сан-Карлос или нет? Не могу же я целый день заниматься вами.
Себастьян вопросительно посмотрел на мать: она молча кивнула — и начал пересчитывать деньги.
— Ладно, — согласился он. — Дайте мне четыре билета. Сколько времени до отправления?
— Двадцать пять минут. Вы можете подождать в буфете.
Они расположились в буфете и, заказав себе арепы и напитки, заметили, что большинство посетителей не сводят взгляда с Айзы, переговариваются и даже порываются подойти ближе, хотя было ясно, что присутствие Себастьяна и Асдрубаля их останавливает.
Наконец с другого конца стойки ясно прозвучал голос:
— Не дури! Это братья.
Малосимпатичный с виду мулат, который даже не снял желтую рабочую каску, выкрикнул на весь буфет:
— Прошу прощения, сеньора! Не хочу вас беспокоить, просто мы здесь с товарищами поспорили. Правда ли, что все трое — ваши дети?
Аурелия внимательно посмотрела на спрашивающего, заметила, что все, кто был в баре, ждут ответа, и после короткой заминки отрицательно покачала головой, указывая рукой на Айзу и Себастьяна.
— Вот эти двое — мои дети, — сказала она и затем кивнула в сторону Асдрубаля: — А это мой зять…
По широкому залу пробежал легкий говорок разочарования, и не одна пара глаз с завистью воззрилась на Асдрубаля, который, хотя в первый момент и растерялся, постарался изобразить невозмутимость.
Когда стало заметно, что интерес мужчин к Айзе уменьшился из-за того, что она была замужем, а ее благоверному, судя по виду, ничего не стоило прошибить стену кулаком, Асдрубаль наклонился над столом и тихо прошептал:
— А почему не Себастьян? Он же старше.
— Себастьян с Айзой похожи. Они пошли в меня и в род Асканио. Ты пошел в отца. — Аурелия сморщила нос, в шутку изобразив досаду. — Ты сильнее и грубее. Глядя на твои бицепсы и ручищи, они сто раз подумают, прежде чем решиться пристать к твоей «жене».
— Неплохая идея, — согласился Себастьян, потягивая лимонад, словно речь шла о жаре или о том, что собирается дождь. — На самом деле, совсем неплохая, по крайней мере, пока мы перебираемся с места на место.
— У меня есть и получше, — заметила Аурелия.
