Эрика сходит с трамвая, дальше она идет пешком. Она не смотрит ни налево, ни направо. Служащие запирают двери супермаркета, перед которым, словно ритмично работающие моторы, гудят последние покупательницы. Обладательница дисканта убеждает обладательницу баритона, что виноград сегодня довольно заплесневелый. Особенно на самом дне пластмассовой упаковки. Поэтому она не стала его брать, о чем во все горло дребезжащим голосом оповещает других, вываливая на них кучу мусора из жалоб и упреков. За закрытыми стеклянными дверями возится с кассовым аппаратом кассирша. Никак не сходится итог дневной выручки. Ребенок на самокате, а за ним другой, бегущий рядом и плаксиво бубнящий, что он теперь тоже, как договаривались, хочет прокатиться. Ребенок с самокатом игнорирует просьбы своего менее респектабельного приятеля. В других районах таких самокатов уже больше не увидишь, — приходит в голову Эрике. Когда-то давно ей тоже подарили такой, и она очень радовалась. Правда, ей тогда не разрешили на нем кататься, потому что улица для ребенка полна опасностей.
Мамаша отвешивает оглушительную оплеуху четырехлетней дочке, и у той едва не отлетает голова, какое-то время беспомощно болтаясь туда-сюда, словно кукла-неваляшка, которая потеряла равновесие и поэтому прилагает большие усилия, чтобы снова выпрямиться. Наконец голова ребенка принимает вертикальное положение и воздух оглашают жуткие вопли, на что нетерпеливая женщина отвечает новой оплеухой. Детская головка уже сейчас помечена симпатическими чернилами, ее ожидают худшие времена. Женщина несет тяжеленные сумки, и что до нее, пусть бы этот ребенок провалился сквозь канализационную решетку. Чтобы поколотить дочку, она каждый раз вынуждена ставить тяжелые сумки на землю, это — дополнительная рабочая операция. Однако ее небольшие усилия вполне окупятся. Ребенок обучается языку насилия, но учится весьма неохотно и ничего в этой школе не запоминает. Несколько слов из самых необходимых он уже знает, хотя сквозь его рыдания понять их совершенно нельзя.
Скоро и женщина, и громко орущий ребенок остаются у Эрики за спиной. Если бы они остались там навсегда! Они никогда не смогут шагать в ногу с быстротечным временем. Эрика, словно караван, продолжает свой путь. В этой местности только жилые дома, но район этот нехороший. Припозднившиеся отцы семейств стучатся в двери домов, в которых они, словно ужасные удары молота, обрушиваются на своих домочадцев. Хлопают автомобильные дверцы, хлопают гордо и уверенно, потому что малолитражки здесь явные любимицы в семье и им абсолютно все позволено. Приветливо сверкая, они стоят у тротуара, а их владельцы торопятся к ужину. Бездомный нынче дома не создаст, а если пожелает приобрести таковой, то никогда не сможет его построить. Даже с помощью строительного Сбербанка и долгосрочных кредитов. Тот, у кого дом здесь есть, чаще находится в отлучке, чем у себя дома.
Эрике на пути попадается все больше мужчин. Женщины, словно по тайному волшебному знаку, исчезли в норах, которые здесь называют квартирами. В это время они не выходят одни на улицу. Разве что с мужем — выпить кружку пива в соседней пивной или посетить родственников. Они выходят только в сопровождении взрослых мужчин. Повсюду ощутимы свидетельства их незаметной, но крайне необходимой деятельности. Запахи, доносящиеся с кухонь, иногда — негромкое позвякиванье кастрюль и стук вилок о тарелки. Вспыхивает голубой отблеск телевизора, по которому показывают первый вечерний сериал для всей семьи, вспыхивает сначала в одном окне, потом в другом, потом сразу во многих. Словно искрящиеся кристаллы, которыми украшает себя наступающая ночь. Фасады превращаются в плоские театральные кулисы, за которыми ничего не скрывается; все здесь одинаково, и похожее тянется к похожему. Реальны лишь звуки, несущиеся из телевизора, они и представляют собой подлинное событие. Все люди вокруг в одно и то же время получают одинаковые впечатления, кроме тех редких случаев, когда какой-нибудь одиночка переключится на вторую программу, чтобы посмотреть передачу «Христианский мир». Этим индивидуалистам подробно сообщают о евхаристическом конгрессе, подкрепляя информацию обильной статистикой. Если хочешь быть не таким, как все, за это тоже приходится платить.
До Эрики доносятся лающие турецкие голоса. К ним прибавляются гортанные сербо-хорватские контратеноры. Кучки мужчин, словно выпущенные из детского лука, маленькие группки, составленные из устремившихся сюда одиночек, пробирающихся теперь вместе — к арке под насыпью городской железной дороги, ведущей в зал пип-шоу. Заведение находится под сводом одного из виадуков, над которым проносятся поезда. Использовано каждое, даже самое маленькое помещение, не потеряно ни клочка территории. Туркам форма свода наверняка близка, потому что напоминает мечеть. Возможно, все происходящее напоминает им о гареме. Под арками виадука устроены клетушки, набитые голыми женщинами. Одна за другой, одна за другой, всякая в свой черед. Венерина гора в миниатюре. В малом формате. Тангейзер совсем уже близко, и скоро он ударит по камню своим посохом. Арка построена из кирпичей, и внутри нее уже многим довелось поглазеть на красивых женщин. Маленькое заведение, в котором потягиваются и извиваются голые женщины, аккуратно и точно встроено в арку. Женщины постоянно сменяют друг друга. Они осуществляют ротацию в соответствии с определенным принципом неудовольствия, обслуживая целую череду таких пип-шоу, чтобы клиенты, задержавшиеся наподольше, и постоянные посетители всегда в определенные интервалы могли созерцать разные тела. Иначе они сюда больше не придут. Это — своего рода абонемент. В конце концов, они несут сюда свои драгоценные денежки и бросают их монета за монетой в ненасытно зияющую щель. Потому что ровнехонько тогда, когда начинается самое интересное, нужно бросить еще десять шиллингов. Одна рука бросает, другая бессмысленно выкачивает мужскую силу и соки. Дома мужчина ест за троих, а здесь из него все просто выплескивается на пол.
Каждые десять минут наверху с грохотом проносится электричка Венской городской железной дороги. Она сотрясает весь свод, однако девушки продолжают извиваться, не испытывая особых потрясений. Им это уже знакомо. Они привыкли к тому, что время от времени раздается глухой шум. Монетки летят в щель, окошечко открывается, и перед зрителем появляется розовая плоть: настоящие чудеса техники. Эту плоть нельзя лапать руками, да это и не получится, потому что она отделена стенкой. Окошко, выходящее на велосипедную дорожку снаружи, полностью заклеено черной бумагой. Для украшения на нее желтой краской нанесен приятный глазу орнамент. В черную бумагу вделано маленькое зеркальце, в которое можно глядеться. Никто не знает, для чего оно, может быть, чтобы потом причесать волосы. В соседнем помещении — небольшой секс-шоп, там можно купить все, что пожелаешь. Женщин там не купишь, но в порядке компенсации есть узенькое нейлоновое белье с разрезами спереди или сзади. В это белье дома можно одеть жену и потом трогать все, что хочешь, и жене не придется совсем стягивать трусики. В комплекте к ним продаются маечки: в верхней части проделаны два круглых отверстия, так что женщина может выставить в них свои соски. Остальное тело просвечивает сквозь прозрачную ткань. Все оторочено маленькими рюшами. На выбор есть белье темно-красного или черного цвета. Блондинке больше подходит черное, брюнетке — красное. В ассортименте есть книги и брошюры, узкопленочные фильмы и видеокассеты, покрытые слоем пыли разной толщины. Этот товар здесь не в ходу. У клиентов дома нет соответствующей аппаратуры. Гигиенические резиновые изделия с рифленой поверхностью различных узоров расходятся много лучше, равно как и надувные имитации женского тела. Сначала клиенты глазеют на живую женщину, а потом приходят сюда и покупают куклу. Ведь покупатель, к сожалению, не может прихватить с собой красивых обнаженных дам, чтобы потом в укромном местечке обрабатывать их, пока не лопнут. Эти женщины наверняка не знали в своей жизни ничего такого, что достало бы их до самого нутра, иначе бы они не выставляли себя напоказ. Они бы покорно пошли с клиентом, вместо того чтобы дергаться тут перед всеми, будто они как раз этим самым сладким делом занимаются. Ведь такая профессия вовсе не для женщины. Лучше всего было бы сразу прихватить одну из них, все равно какую, в принципе все они одинаковы. Они, по сути, не отличаются друг от друга, разве что цветом волос, а вот мужчины всегда индивидуальны, одному подавай то, а другому — это. Похотливо потягивающаяся свинья там, на подиуме, по другую сторону барьера, в качестве компенсации настоятельно желает про себя, чтобы у этих ослов там, за окошечками, отвалился член, который они вовсю надраивают. Таким образом, каждый что-то получает, и атмосфера здесь достаточно раскованная. За каждую услугу имеешь услугу в ответ. Они платят и за это кое-что получают.
