Да, глупо. Но на большее сейчас не способен. Песню передавали по радио, и я чуть не расплакался. (Расплакался, но ни за что не сознаюсь.)
* * *
Он взял ее за руку — первое робкое сближение, на которое согласилась Клара. Она сама еще не знала, как вести себя после бегства.
Отдаться на волю чувств? Сбросить ледяную маску, которой она вооружилась, чтобы еще немного продержать оборону? Но, увидев расстроенное лицо Габриэля, ощутив его беззащитность, Клара прониклась сочувствием. Он был уже не уверенным в себе мужчиной, а мальчуганом, нуждавшимся в любви. Она любила обоих, и мужчину, и мальчугана. Ее тронуло то, что он ей говорил, тщательно подбирая слова, с трудом выдавливая из себя фразы, словно продвигался в темноте, боясь свалиться в пропасть.
Габриэль поцеловал руку Клары и наклонился над столом, чтобы быть к ней ближе.
— Помнишь мою историю о двух речках, которые должны слиться? Ты еще над ней так смеялась…
— Помню, — отозвалась она удивленно.
— У меня есть еще одна.
— Пожалуйста, пощади! — воскликнула она, но улыбнулась.
Габриэль набрал в грудь воздуха и продекламировал, как очень плохой актер:
— Будущее — океан, я исследую не спеша его берег, набираясь мужества войти и поплыть. Мне хочется качаться на волнах, хочется, чтобы они баюкали меня. Не бросайся в океан одна, не отдаляйся от меня. Если поплывешь, я, наверное, брошусь тебя догонять. И возможно, захлебнусь раньше, чем догоню. Или останусь на берегу, буду сидеть и ждать твоего возвращения — я не знаю. Но будь уверена: если ты меня подождешь, если мы подготовим наше путешествие, то пустимся в плавание вместе.
— Да-а, — не могла не улыбнуться Клара, — таланта бездна. И где ты только нашел такого скверного писателя?
— Это я сам написал, а потом выучил, — признался Габриэль, опустив глаза и изобразив предельную скромность, обрадованный донельзя, что Клара немного оттаяла.
— И ты всерьез думал таким образом меня убедить?
— Нет, я надеялся тебя рассмешить. И рассмешил, — объявил он торжествующе.
— Я тебя ненавижу, — сообщила Клара, сдаваясь.
— Я тебя тоже очень люблю. Значит, посидим вместе на песке, посмотрим на волны…
Клара снова рассмеялась.
— И что я, по-твоему, должна сейчас делать?
— У тебя есть выбор: ты можешь поцеловать меня сама или позволить мне тебя поцеловать.
— Предложение не работает.
— Жаль, пропадает заранее подготовленный экспромт.
— А что ты приготовил на случай, если я вдруг встану и уйду?
— Кое-что приготовил.
— Телефон!
Телефон Клары запиликал, сообщая о послании. Габриэль кивнул: читай, мол. Клара недоуменно нахмурила брови. Он поднял руку, которую держал под столом, и показал мобильник.
— Ты?
— Да. Эсэмэска была готова, оставалось только послать.
Клара взяла телефон и открыла сообщение.
Слова не приходят на ум,
Как мне сделать так,
Чтоб ты поняла — я люблю тебя.[5]
Клара больше не сдерживалась, она откровенно смеялась.
— Нет, с чужими песнями у тебя нет шанса.
— Когда упустишь единственный шанс на счастье, трудно найти тот, что его вернет.
— Не продолжай! Лучше не надо. — Клара сделала вид, что ей претят банальности.
— Или ты меня поцелуешь, или я буду продолжать. Поверь, у меня еще много чего в запасе. И одно хуже другого. Тебя не было целые сутки, я успел достаточно написать.
* * *
Клара провела рукой по волосам Габриэля. Потом, водя указательным пальцем, стала рисовать его портрет: высокий лоб, прямой нос, губы пухлые, почти женские, твердый мужской подбородок… К покою примирения примешивалось давящее чувство неудовлетворенности. Даже что-то худшее: предчувствие беды. Клара старалась прогнать его и вздыхала.
— Тяжело дышишь? Виной моя внешность?
— Ты красивый. Сам знаешь.
— Я и говорю, дух захватывает от красоты!
Она хотела улыбнуться и не смогла.
— Габриэль… Мне кажется, нам не стоит идти на эту свадьбу, — прошептала она с тревогой.
— Не-не-не! — замахал он руками. — К прошлому нет возврата.
— Это не прошлое. Я совсем о другом. Говорю, что не надо туда идти — и все.
— Но почему?
— Не знаю… Чувствую, а определить не могу…
— Из-за моих родителей?
— Не только.
Конечно, причина в родителях, кто бы сомневался. Клара боится встретиться лицом к лицу с четой Сансье. Главным образом с матерью. Она о ней немало наслышана и, поскольку ее фотографий у него нет, воображает властной матроной с суровым пронизывающим взглядом и поджатыми губами. Из тех, что могут одной фразой смешать с землей.
— У меня дурное предчувствие, Габриэль, — призналась Клара и приподнялась на локте.
— Что ты говоришь? С каких пор ты стала суеверной?
— Мы получили приглашение и поссорились. Мне кажется, эта свадьба… принесет нам несчастье. Мы могли бы… найти какой-нибудь предлог…
— Исключено! Я не могу так поступить с Артуром и Луизой.
— Тогда иди один.
— И это исключено. Я не хочу идти туда без тебя, — поспешно сказал он.
Габриэль уже привык к налетающей порой на Клару мрачности. Это происходило внезапно, без видимых причин, к счастью, ненадолго. Он решил списать это на прошлое, о котором она никогда не говорила.
— Вот увидишь, все будет хорошо, — уверил он ее.
Она поцеловала его и прилегла, но на сердце оставался камень. А сказать больше было нечего. Сейчас она постарается заснуть, доверит свою тревогу ночи. Кто знает, может, завтра проснется с легким сердцем? Но Клара не сомневалась, что тяжесть никуда не денется. Отравляла ей счастье ее тайна, поутру она будет, как всегда, ждать ее. И еще это странное предчувствие. Скорее переплетение смутных неприятных ощущений, заставляющих представлять себе будущее совсем уж мрачно. До сих пор предчувствия ее не обманывали. Сейчас она предчувствовала катастрофу. Наверное, потому и убежала — хотела обмануть судьбу.
Но Клара запрещала себе обозначать словами пугающую ее неотвратимость, не хотела укоренить ее в реальности. Но отмахнуться от нее тоже не могла.
Конец их любви близок.
Сабрина, на высоких каблуках, скрестив руки, стояла возле примерочной. Потом нетерпеливо постучала:
— Ну что? Надела?
— Да. Теперь снимаю, — отозвалась Клара.
— Э нет, погоди, — запротестовала подруга. — Я хочу посмотреть. Давай выходи!
— Нет. Я в нем жутко смешная.
— Ты всегда преувеличиваешь. Выходи!
Клара вышла, скривив губы, по-детски выражая недовольство.
— Ну и?.. — спросила она.
— Правда смешная.
— Вот видишь! А я что говорила?
— Примерь другое, — посоветовала Сабрина.
— Зачем? Фасон же одинаковый, только финтифлюшки разные.
— Для моего удовольствия. Ты даже представить себе не можешь, как мне приятно видеть тебя смешной!
— Ах ты, гадючка! — расхохоталась Клара.
Сабрина была ее лучшей подругой. Они одновременно пришли работать в бар в центре города и сразу прониклись друг к другу симпатией. Сабрина с первого взгляда оценила, как она выразилась, «высший класс» Клары, а Клара — бешеную энергетику брюнетки, которая вмиг умела поставить на место зарвавшегося клиента. Зеленые глаза красивой молодой женщины с длинными волосами были ласковее лагуны, но при необходимости вспыхивали ледяным изумрудным блеском. Красиво очерченные губы открывали в улыбке остренькие зубки, придававшие ей вид шаловливой школьницы. Сабрина была то сдержанной, то порывистой, а когда говорила, меткие и выразительные слова поддерживала не менее выразительными жестами, словно стремилась завоевать не только собеседника, но и окружающее пространство.
Девушки вышли из магазина и не спеша побрели по улице, останавливаясь перед витринами.
— Ничего не могу найти, — жаловалась Клара. — А ты, скажи на милость, почему мне не помогаешь?
— Нашла знатока в королевских праздниках! — усмехнулась подруга. — Последняя свадьба, на которой я гуляла, была у моего двоюродного братца. Женщины были похожи на торты, мужчины блестели жуткими нейлоновыми костюмами. Невеста сидела под фатой, вся в искусственных цветах. Единственное, что я хорошенько разглядела, так это ее трусы, когда пьяные гости решили стащить с нее чулки. Я боялась, что они сейчас ее изнасилуют с согласия моего милого братца!
— Стоп! А как тебе вот это? — воскликнула Клара, останавливаясь перед очередной витриной.
— Согласна, самое то, — согласилась Сабрина. — Подними глаза выше, взгляни на вывеску и поймешь, почему нет этикеток с ценами. Мечты бесценны, это всем известно.
— Пойдем померим, — восторженно предложила Клара.
