– Боже мой!
Ханифа отдергивает руку, и при этом с головы бедуинки соскальзывает платок, открывая длинные волнистые черные локоны с медным оттенком.
– Мама! – Надя протягивает ручки, видя пышную шевелюру, как у матери. – Мама!
– Ох! Мы не можем здесь ее оставить! – Ханифа хватает крошку на руки и прижимает к молодой нежной груди, а девчушка обнимает ее изо всей силы за шею.
– Женщина! – Аббас наконец обретает голос. – Это ребенок белых. Смотри! Ее волосы окрашены, а у корней они светлые!
– И что с того?! Ты сам говорил, что мы не можем вызвать полицию, а то еще нас обвинят в убийстве! Оставишь малышку здесь на произвол судьбы? На верную смерть? С трупом на пару?
– Нет, но… Но что делать? Нашему браку пара месяцев, и никому мы не докажем, что это наш ребенок. Где мы его будем скрывать?
– Ты что-нибудь придумаешь.
Ханифа направляется к выходу, не выпуская из объятий девочку.
– А через пару месяцев мы будем далеко отсюда. Ведь ты будешь учиться.
– Ну, да, но…
– Какое опять «но»?! – нервничает девушка и впервые говорит с мужем в таком резком тоне. – В Польше никто нас не станет спрашивать о дате свадьбы и других глупостях.
– Хорошо. Пойдем отсюда.
Спускаясь по лестнице, мужчина тихо говорит по телефону. Когда они останавливаются на площадке, женщина укутывает свое сокровище в грязное одеяло.
Через минуту они ловят такси, молодые супруги быстро в него садятся и отъезжают от проклятого места и отвратительного района.
– Куда? – спрашивает пакистанец-шофер.
– В поселок Альгамбра, – информирует саудовец.
– А что там? – тихо спрашивает заинтригованная Ханифа.
– Мой знакомый выехал в Индонезию по контракту, и его дом пустой. Можем там жить так долго, сколько захотим.
Ханифа закрывает глаза и кладет голову на плечо горячо любимого мужа. «Он даже еще не знает, что вскоре у нас будет двое детей, – думает она счастливо. – Какой же он хороший человек». Она целует головку девочки, которая во время всего пути прижимается к ней, как испуганный маленький зверек. Она касается ее ручки и чувствует под пальцами толстый браслет на запястье. Ее это удивляет, но некому задавать волнующие ее вопросы. «Ты моя, – шепчет она маленькой в ухо. – Дам тебе нормальный, счастливый дом и безопасность, которых в своей коротенькой жизни ты не знала, обещаю. Я полюбила тебя с первого взгляда, мой ты червячок. – Она гладит ребенка по головке. – Моя ты Хана, мое счастье».
* * *
Хамид и Марыся через пару месяцев розысков решают отозвать все отряды следователей и частных детективов. Они закрываются в доме и почти из него не выходят. Она, заливаясь слезами, просматривает снимки и фильмы со своей маленькой любимой доченькой, а он приводит в порядок какие-то бумаги. Наступает одна-единственная ночь, когда от отчаяния они прижимаются друг к другу и после долгого перерыва занимаются любовью, плача и истерически смеясь. Под утро мужчина отодвигается от жены, садится на кровать и зажигает свет.
– Нужно в конце концов искренне поговорить, Мириам, – сообщает он.
– О чем? У тебя есть какой-нибудь план поиска похитителя? – спрашивает Марыся с надеждой в голосе.
– Дольше уже не имеет смысла. Это была какая-нибудь цыганка, злодейка, которая, забрав украшения, взяла и Надю, потому что та начала плакать. Наверняка она выбросила нашего ребенка в море или в канал. И все. Каждый уголок перекопан, каждый закоулок – и ничего. Расступись, земля! Теперь остается только нам с этим смириться.
– Но ведь кто-то отвечал на наше объявление! – протестует Марыся. – Кто-то ее видел.
– Это какая-то гиена или заскучавший подросток пошутил, – Хамид качает головой. – Никто в условном месте не появился, сама видишь. Нечего себя по-прежнему обманывать.
– Я никогда не перестану искать нашу доченьку! – выкрикивает она дрожащим голосом. – Как долго бы я ни жила!
Она расстроена безразличием и нежеланием мужа.
– Тогда о чем речь? О чем ты хочешь поговорить, если не о поисках нашего ребенка? – резко спрашивает она.
– В Таиланде я потерял мою любимую дочь, но еще раньше я потерял другого любимого человека, – начинает Хамид серьезным голосом, и Марыся не решается его перебить. – Надя была только поводом, ради нее мы все это время были вместе. Ты уже давно избрала и отдала свое сердце и честь другому… А так как он погиб, решила подло меня обмануть и использовать.
– Что ты выдумываешь? – страх и стыд хватают Марысю за горло. «Вот, значит, как! – проносится у нее в голове. – Значит, он все узнал».
– Не ври, ничто не поможет. Не тот отец, кто случайно дал жизнь, а тот, который любит и воспитывает. А я любил нашу… твою маленькую девочку всем сердцем, каждой частью своего естества, все мысли были о ней…
У Марыси слезы текут ручьем.
– Когда ты узнал? – спрашивает она шепотом, едва слышно.
– Случайно, конечно, – уязвленный муж с издевкой смеется. – Даже ты об этом не знаешь, потому что много времени проводила с подругами. Как-то у малышки была высокая температура, острый живот, и я решил отвезти ее к врачу. Тот, опасаясь, что это аппендикс и нужно оперировать, сделал все анализы. Перед операцией нужно знать также группу крови. Оказалось, что у ребенка группа, которой нет ни в твоей, ни в моей семье. Из нашей 0 RH+ нельзя сделать АВ RH—. Гены такие фокусы не выкидывают, – шутит он сквозь слезы.
– Завтра я уеду, – сообщает Марыся, поднимаясь с кровати.
– В моем кабинете на письменном столе документы на развод. Подпиши их, – тихо просит обиженный муж. – На твоем счету – те сто тысяч долларов, которые ты получила от меня в качестве свадебного подарка.
– Я не хочу от тебя денег, потому что не ради денег за тебя выходила, – сообщает ему жена. – Хочу только в последний раз сказать, что я никогда не перестану искать Надю. Никогда! Я знаю, чувствую материнским сердцем, что она жива!
Дрожа всем телом, она прикладывает руку к груди.
– Так же, как моя мама нашла меня, так и я найду мою доченьку. Пусть я должна буду этому посвятить остаток моей жизни.
Wallahi (араб.) – ради Бога (Здесь и далее примеч. пер.).
Шариат – досл.: «дорога, ведущая к водопою»; закон, руководящий жизнью приверженцев как суннитского, так и шиитского ответвления ислама. Ислам не признает разделения светской и религиозной жизни и поэтому регулирует как обычаи религиозные, организацию религиозной власти, так и ежедневную жизнь мусульманина. Шариат опирается на принцип, что закон должен касаться всего, что нужно для духовного и физического развития личности.
Imszi barra (араб. ливийск.) – уходи, проваливай, выметайся.
Абая (араб.) – традиционная верхняя одежда в мусульманских странах; широкий, свободный плащ для женщин и мужчин.
Махрам (араб.) – мужчина – опекун женщины.
Галабия (или джалабия) (араб.) – мужская одежда в виде длинного платья/плаща с разрезом под шеей.
Бакшиш (араб.) – взятка.
Salam alejkum (араб.) – день добрый, здравствуйте (досл.: «мир с тобой»).
Alejkum as-Salam (араб.) – с тобой (также) мир; ответ на приветствие.
Шармута (араб.) – девка.
Hafla usbu (араб.) – прием семьи.
Fisa (араб. ливийск.) – быстро.
Кохль (араб.) – традиционный краситель для глаз из размолотого галенита (свинцового блеска); он черного цвета.
La illaha illa-llah, wa Muhammad rasulu-llah (араб.) – так называемая шагада, или символ веры, один из пяти столпов: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его»; троекратное публичное произнесение шагады является условием принятия ислама.
Szukram dżazilan (араб.) – большое спасибо.
Мусульманский календарь – лунный календарь, в котором двенадцать месяцев по двадцать девять или тридцать дней, принят главным образом в религиозных целях приверженцами ислама. За начало летоисчисления принят первый день лунного года, в котором состоялась хиджра, то есть эмиграция пророка Мухаммеда из Мекки в Медину (15 или 16 июля 622 г.).
Mabruk (араб.) – на счастье.
Фатва (араб.) – по мнению одного из выдающихся ученых, мусульманского теолога, просветляющее обращение в веру; теперь чаще носит характер указания или даже приговора в мусульманском законе (шариате); первоначально означало клятву или провозглашение священной войны.
Мутавва (араб.) – служащий нравственно-религиозной полиции.
