Действительно, что это я в самом деле? За Канны я готова была пообещать Миле что угодно.
– Обязательно, этим летом!
Надо сделать все, чтобы получилось. Зацепиться в этих краях.
Народу становилось все больше, стульев не хватало, гости уже сидели на спинках диванов, Мила побежала здороваться с вновь прибывшими…
Я спустилась вниз. Ого, а здесь библиотека! Французские, русские книжки, что-то про медиа – муж Ямбург был рекламный магнат. Ирвин Шоу, «Вечер в Византии». Теперь это моя любимая книжка про Канны…
Я перелистывала страницы.
– Ты чего здесь сидишь? Там все наверху танцуют! – передо мной возникла Настя. – А-а, эту книжку Сашка Канторович любит. Мне тоже надо почитать. Алена, знаешь, я давно хотела сказать…
Она присела рядом.
– Ты извини, что тогда так вышло из-за меня. С той статьей… Я накрутила Сашку, я тебе не доверяла тогда – думала, вдруг это все-таки ты про меня рассказала. Прости, а? Сашка разозлился, а потом переживал ужасно, когда тебя уволили. И я тоже…
– Но ты же хотела быть главным редактором? – я все-таки не удержалась. Настя смутилась.
– Я тогда в истерике была, испугалась, что меня выгонят с телика, засуетилась… Но я не хотела, чтобы ты пострадала, так вышло. Я же знаю, как ты Сашке помогала – со мной, с Аркашей. Я тебе благодарна, правда. Простишь, а?
Мне стало тепло и спокойно. От этих слов, от едва заметного покачивания на волнах. Наконец я пришла в равновесие.
– Уже давно простила.
– Хочешь, я тебя в передачу приглашу? Попиарим тебя, поговорим о глянце. Давай, а?
– Здорово. Спасибо.
– Ой, у тебя такие же босоножки, как у меня, McQueen, да? – щебетала Настя и тянула меня наверх. – А вчера у тебя были Chanel, я заметила…
Там все было в самом разгаре. Французская и русская речь, жаркие дружеские объятия, музыка, дым, смех. Про кино здесь никто не говорил – говорили про лодки, особняки, про деньги, про чьи-то разводы. Лазурная Рублевка, Рублевка в глазури… Васильев гладил по худой спине девицу лет двадцати пяти. Лия, Мила, Настя, я закружились в хороводе.
– Я ее вот с такого возраста знаю, на руках ее качала, – кричала Островская Миле и показывала на Настю. – Она мне как младшая сестра!
Настя хохотала.
– Девки, мы вместе, это дико круто!
Танцевать не хотелось. Видимо, я перестаралась вчера. Я отошла в сторону, пошла вдоль левого борта, к корме, где меньше слышно музыку. Вниз по лестнице застучали каблуки…
До меня доносились обрывки разговора, заглушаемые плеском волн.
– …они сказали – потерпите, всего год. Потом повод найдем. Но она, сука, какая оказалась хваткая…
Голос похож на Лиин. Или мне показалось? Я прислушалась.
Захохотали. Кто-то разбил бокал. Волны. Плеск, смех. Музыка…
– Алена, Алена, ты где? Иди сюда, сейчас салют будет! – кричала мне Настя.
Наверное, показалось. Надо бы посмотреть, где Лия…
– Champagne? – официант возник рядом со мной. Я схватила с подноса два бокала.
Да ерунда! Хватит уже прислушиваться, бояться. Здесь ничего плохого со мной не может случиться…
– …что там, какая-то поддержка у нее, почему назначили?
Ветер сносил слова в сторону. Я не могла понять по интонации, кто это говорит. Нет, вряд ли… Ерунду я придумываю. У меня уже привычка, рефлекс на разговоры шепотом.
– …случайность, некого было, самая компромиссная фигура. Счастье посредственности – никому не опасна…
– Салют! Салют! – Где-то над морем ухнуло, прокатилось, вода вскипела огнем, в небе, вышитые огненным стеклярусом, пульсировали цветы и снопы. Яхта вздрогнула. Живая…
И я, пока живая, не буду придумывать себе мании. В небе расцветали и вяли цветы. Недолго живут звезды. Они падали вниз, гасли, превращаясь в дым… Мне на блузку сыпануло пеплом…
Я оглянулась. Лия, Мила и Настя стояли и смотрели на звезды. Ну вот, все в порядке, мы вместе.
– Сейчас к моим друзьям в гости едем! – Настя, уже очень пьяная, тащила меня за руку.
– Нет, нам в Ниццу надо, завтра улетать.
– Ален, я обижусь! Ну, поехали, поехали!
Мы загремели каблуками по дощатому пирсу. Ловили такси, загружались… Настя носилась вокруг, как щенок, загоняла всех по машинам – подскакивала к водителям, объясняла, куда ехать.
Я села в последнюю машину, вместе с парочкой французов. Смотрела в окно на Канны, на Дворец. Уже почти утро… Моя сказка кончалась. Я прощалась с городом, медленно плыла вдоль его парадных декораций. Кино будет досниматься без меня, Канны остаются, а я уезжаю. Даже монетку забыла бросить…
Мы ехали в сторону Антиба вдоль моря. Я помнила эту дорогу слишком хорошо. Я в первый раз ехала по ней с тех пор – таксисты предпочитали автобан.
Караван машин остановился у знакомого забора. Настя распахнула калитку.
Все было как тогда. Только у бассейна стояли шезлонги.
В доме убрано. Настя, значит, ждала гостей. Теперь я знала про этот дом все и не чувствовала обиды. Она же ни в чем не виновата.
Лия улыбалась мне и махала рукой из дальнего угла гостиной. Нет, это не она, конечно. Опять про «Гламур» какой-нибудь сплетничают.
Я смеялась, пила, и все тонуло в рассветном белесом забытье… Гости расползлись по саду. Спать, хочется спать…
Странные резкие звуки разрезали утреннюю тишину. Сирена! Все оживились, загалдели. Настя засуетилась, побежала к воротам, споткнулась, упала на колени, уперлась ладонями в траву, поднялась… Она напилась…
– Что случилось? Что происходит?! – услышала я голоса над ухом.
– Соседи полицию вызвали!
– Это здесь часто. Шуметь нельзя после одиннадцати…
У ворот что-то происходило. Кричала Настя. По-французски. И по-русски:
– Отпустите! Ce n’est pas légal! Вы не имеете права!
Народ выбежал на лужайку. Я с трудом сползла с шезлонга… Настю в наручниках держали двое полицейских и тащили к выходу. Калитка была распахнута. Я увидела знакомую машину с мигалкой… Черт, что происходит? Это был дурной сон, кошмар, преследовавший меня. Я сплю? Настя оглянулась. Лицо испуганное, перекошенное, испачканное землей… Все замерли, приросли к месту.
– Алена! Алена!
Она зовет меня? Я побежала к ней, залипая каблуками в мягкой траве лужайки. Только бы не упасть. Бежала я медленно, как во сне, когда прилагаешь все силы, но цель все дальше, дальше…
– Настя! Настя! Что случилось?! Что им надо? Мы шумели? Объясни, что заплатишь штраф! Штраф заплатить, да?
Двое полицейских смотрели на меня. Я видела, как напряжены их руки, державшие Настю. И пальцы, лежащие на кобуре.
Она произнесла заплетающимся языком:
– Алена, это не шум. Это то… Ты понимаешь? Это за то. – А глаза у нее совсем трезвые. – Позвони Волкову или Сашке позвони, я прошу тебя! Срочно позвони!
Ее уже выводили из калитки. Я же стерла, я стерла номер Канторовича!
– У меня номера нет, Настя, у меня нет телефона!
– В сумке, наверху, у меня в спальне! Позвони, умоляю! – успела она крикнуть, и ее затолкнули в машину. Автомобиль рванул с места. Я стояла на тротуаре и смотрела ей вслед.
На поляне уже никого не было, все тихо сидели в гостиной. Звонили, вызывали такси. Молчали.
Подошла Лия и сказала:
– Уходим. Пойдем пешком вниз, до трассы, и там поймаем машину.
Я не сразу ее поняла.
– Алена, проснись!
– Да… Нет, я не могу. Надо позвонить, Настя просила.
– С ума сошла?! После всего этого? Надо смываться!
– Лия, ничего не будет. Мне наверх надо, телефон ее найти, подожди меня здесь.
– Ты дура? Хочешь познакомиться с кутузкой французской?
Ха, мне уже не страшно, я там была.
– Оставайся, а я поеду. Дай мне деньги взаймы. Триста евро дай. Я все потратила, сегодня за пляж последние отдала.
– Как же?.. А если бы и я все потратила?
– Ты бы никогда так не сделала. Ты же ответственная у нас.
Я достала двести. У меня оставалась еще сотня и немного на карте.
– В двенадцать чек-аут. На самолет не опоздай, – Лия ушла.
Я закрыла калитку. Осталась одна, в огромном пустом доме, рядом с черной дырой бассейна. Вдруг мне стало страшно. Что я здесь делаю? Может, надо было ехать вместе с ней?
Пока шла наверх, включала везде свет – здесь полно темных закоулков. На стенах висели картины – большие цветные пятна, но разглядывать их было сейчас недосуг.
Настина сумка лежала в спальне на кровати. Огромный белый подиум… Поискала в телефоне последние звонки. Канторовича не было. Был Волков. Я набрала телефон Аркадия – отключен. Нашла, наконец, Канторовича в записной книжке. Не подходит. Еще раз, буду звонить, пока не умрет батарейка.
– Алло, Саша? – Голос у меня дрогнул.
– Настя, девочка, ты? Алло, не слышу тебя!
Он отозвался, и я почувствовала облегчение.
– Саша, это я… Это Алена! – закричала я в трубку, успев отметить, как он нежно говорит с ней…
– Алена? – И как изменился его голос сейчас, как будто он поперхнулся, услышав мое имя.
– Алена, ты? А где Настя? Я думал, это Настя, у меня телефон ее определился. Вы вместе? Вы где?
