— «Ура» пока еще говорить рано, — успокаивает Вера Алексеевна, — ли-сын-ма… южнокорейским, короче говоря, пособникам временно удалось вторгнуться за тридцать восьмую параллель на территорию Северной Кореи, но все равно результатом этой войны будет только то, что вся Корея станет народной и свободной. Победа останется за нами! И никакого места для паники и упаднических настроений тут нет и быть не может. Нечего реветь. Вольно!
— Вольно! — повторяет Виктор.
От объяснений Веры Алексеевны девочки веселеют и начинают обниматься друг с дружкой: победа останется за нами! Как это можно было думать иначе? Ясно, что победа останется за нами!
Родительский день. Многие ребята с раннего утра висят на заборе — высматривают, не покажутся ли родители. Я не собираюсь висеть на заборе: когда приедут, тогда и приедут. Моя мама, даже если встанет в семь утра, раньше двенадцати из дому не выберется. Так что мне бесполезно выглядывать.
— Разойдитесь сейчас же по своим местам! — требует Дор-Мир. — Что вы хотите? Чтобы свалился забор? Чтобы Литфонду пришлось платить за чужой не особенно крепкий забор?
Никто ее не слушает и никуда не расходится.
— Вот что, — решает Доротея Мироновна, — чтобы вы не скучали на заборе, у нас запланирована прогулка. Пока ваши родители успеют приехать, мы пойдем в поход.
Большинство не хочет никакой прогулки, но малыши соглашаются, потому что привыкли слушаться старших. А мы с Олей соглашаемся просто так. Чем слоняться по участку, лучше идти в поход. Олина мама, возможно, и вовсе не приедет сегодня — Оля все-таки не уверена, что она в Москве, а не в каком-нибудь Тбилиси. Костя Постников из первого отряда тоже идет с нами и еще один мальчик поменьше. Вообще-то он мой ровесник, но на полголовы ниже меня.
Дор-Мир ведет нас вдоль пруда в рощу. Она говорит, что за прудом есть роща. Пока мы видим только низенькие кусты и широкий луг. Мы идем и идем, трава на лугу сменяется высокой жесткой осокой, под ногами начинает хлюпать и чавкать вода, но зато правда, впереди торчат тощие редкие осинки.
— Это начало рощи! — радуется Доротея Мироновна.
Ноги у нас все чаще проваливаются в теплую черноватую воду.
— Еще немного, и мы выйдем на сухое место!
— Доротея Мироновна, мы зашли в болото! — говорит Оля. — Надо поворачивать обратно — пока не утопли.
— Никакого болота здесь быть не может! — спорит Дор-Мир. — Я смотрела по карте. Тут есть дачные поселки, пруд и роща.
— Так то на карте. А на самом деле тут болото.
Малышам вода уже по пояс. Наши нарядные платья, надетые по случаю родительского дня, насквозь промокли и покрылись черной ряской.
Доротея Мироновна приставляет руку к глазам козырьком и отыскивает на небе солнце.
— Поворачиваем налево! — решает она.
Костя сворачивает влево и проваливается по грудь.
— Но пасаран! — сообщает он.
— Тогда вот что, — говорит Дор-Мир, — стойте! Перестаньте кидаться во все стороны. Не будем ступать в воду так, без разбора. Ищите кочки и перебирайтесь с кочки на кочку!
— В болоте, между прочим, водятся пиявки, — пугает Оля. — Доротея Мироновна, вы как хотите, я иду назад.
— Ты никуда не идешь! Ты идешь туда, куда у нас запланировано! И ты мне здесь не будешь отрываться от коллектива!
Я не очень-то верю в пиявок. Мне нравится блуждать по болоту. Молодец Доротея Мироновна, что придумала поход! Тепленькая вода, сверху припекает тепленькое солнышко. Хорошо — настоящее болото! Я в первый раз в жизни в настоящем болоте. Иногда нога погружается в вязкую тину, и становится немножко страшно. Но это даже здорово, когда вот так немножко страшно. Жалко, конечно, если папа с мамой уже приехали, но ведь их я все равно увижу, а болота, может быть, не увижу больше никогда…
— Никто не идет ни назад, ни вперед! — командует Дор-Мир. — Мы встанем на одном месте и будем громко кричать.
Мы громко кричим «ау!.. ау-у!..», но отвечает нам только эхо.
— Здесь не может быть слишком огромного болота, — рассуждает Доротея Мироновна. — Это густо заселенная местность, особенно в летнее время. Надо идти все время прямо, тогда обязан быть дачный поселок. Главное, не терять из виду солнце.
— Солнце не стоит на небе, оно движется с востока на запад, — дразнится Оля.
— Не умничай, Ольга! Мы тоже будем двигаться. И вы, ребята, ничего не бойтесь, я пойду первая! Если я провалюсь, тогда вы не идите за мной.
Малыши потихоньку ревут.
— Прекратите! — командует Доротея Мироновна. — Ведите себя как подобает московским пионерам и писательским детям! Главное, держитесь за мной! — Она задирает юбку до подмышек, вытягивает вверх руку с босоножками и устремляется вперед.
— Смело, товарищи, в ногу! — запевает Оля.
Мы подхватываем:
— Духом окрепнем в борьбе! В царство свободы доро-о-огу…
Малыши всхлипывают и громко вскрикивают, когда проваливаются особенно глубоко.
В конце концов мы действительно выбираемся на сухое место и оказываемся в роще. Наверно, той самой, которая была на карте. Потом мы топаем — уже не через болото, а по проселку, — обратно к своей Ильинке.
Возле пруда нас встречает Вера Алексеевна с группой родителей. Многие мамы плачут и кидаются обнимать своих детей.
— Вы уволены! — говорит Вера Алексеевна Доротее Мироновне. — Чтобы сегодня же, слышите, сегодня же вас не было на территории лагеря!
— Вы обязаны дать мне предупреждение за две недели! — не сдается Дор-Мир. Она вся облеплена тиной и водорослями.
— Я обязана отдать вас под суд! Вы едва не угробили мне тридцать человек детей! И главное, помимо всего прочего, вам потребовалось проделать это именно в родительский день!
— Я ничего такого не имела в виду, вы сами знаете, я только хотела, чтобы они не ломали забор.
— Вы хотели, чтобы я вместе с вами села в тюрьму! Вот что вы хотели! Я первая отвечаю за этих детей. За их жизнь и здоровье!
— Это из-за неправильной безответственной карты! — оправдывается Дор-Мир. — Я изучала местность по карте.
— Вы преднамеренно затащили детей в болото! Никому ни слова не сказав. Понимаете вы это наконец или нет?!
Доротея Мироновна решает немножко схитрить:
— Не такое уж, поверьте, страшное болото, правильнее назвать, небольшой бочажок.
— Да, я вижу — совсем небольшой! Промокли до ушей. Чудо, что никто не пострадал.
— Так это нам просто стало жарко, — объясняет Оля. — Жарко стало, мы немного и окунулись.
— А ты, Ожанова, у меня первая поедешь в Москву! — обещает Вера Алексеевна. — Хватит тут с вами цацкаться! Будешь окунаться у себя на кухне в корыте!
— Да пожалуйста, пожалуйста, с превеликим удовольствием! — фыркает Оля. — Только, к вашему сведенью, моя мама сейчас находится в Тбилиси.
— Твоя мама сейчас находится в болоте! Нам сказали, что вас видели идущими в сторону болота. Писатели уже два часа ищут своих детей в болотной грязи!
Поскольку у нас на территории мало воды — нам привозят ее только для варки и умывания, решено искупать нас в пруду. Невозможно, чтобы мы стояли на линейке, с головы до ног покрытые черной тиной.
Из пруда мы вылазим более-менее чистые, а по дороге даже успеваем немного обсохнуть. На линейке мы читаем монтаж — много всяких стихотворений одно за другим. Каждый по очереди делает два шага вперед и читает по нескольку строчек. Мои мама с папой появляются как раз тогда, когда Валерик замечательным звонким голосом читает про американского мальчика, который от бедности должен работать манекеном в витрине. «Я мальчик, я совсем не манекен!» — говорит Валерик, и все родители начинают ему аплодировать. Мои мама с папой не хлопают — наверно, не слышали начала и не поняли. Жалко все-таки, что они опоздали. Я уже сказала свои две строчки: «Мы на солнце загорели, стали все, как шоколад!» Дальше говорил мальчик из третьего отряда: «Даже мамы еле-еле узнают своих ребят!» Нет, все-таки в лагере хорошо…
Мы идем обедать, и нам дают консервированный сливовый компот. Девочки говорят, что это каждый год так: в родительский день дают сливовый компот. Потом вместо мертвого часа нам разрешают выйти с родителями за ограду. Мы с папой и мамой усаживаемся в закутке за задней калиткой.
— Ну, так расскажи, — говорит мама, — чем же ты тут занимаешься?
— Ничем…
— Совсем ничем?
— Ну… Иногда картошку чищу…
— Какую картошку?
— На кухне. Тут каждый день нужно много картошки. Вообще-то должны чистить дежурные. Но они убегают. Капельку почистят и убегают. А мне даже нравится чистить картошку.
— Что же в этом интересного? — удивляется мама.
— Ну… Во-первых, не так уж зря проходит время…
— Не знаю, — сомневается мама, — может, конечно, и лучше, чем просто дурака валять, но, по-моему, все-таки обидно: как-никак мы заплатили за твое пребывание здесь четыреста десять рублей! Сидеть и чистить картошку можно было бы дома задаром.
