Однако Хелен и Гарп, воображая себе Джилси Слопер, даже подумать не могли, что это — вечно печальная, измученная тяжелой работой и тяжелой жизнью окторонка.
— Джон Вулф, похоже, делает для твоей книги абсолютно все, разве что сам ее не пишет, — сказала Хелен.
— А знаешь, мне жаль, что не он ее написал, — сказал вдруг Гарп. Он уже перечитал «Бензенхавера» и преисполнился глубочайших сомнений. В «Пансионе „Грильпарцер“», думал Гарп, безусловно присутствовала определенность насчет того, как миру полагается себя вести. А вот насчет «Бензенхавера» он этого сказать не мог — явный признак, что он стареет. С другой стороны, он знал, что всякий художник, старея, должен становиться лучше.
Итак, холодным августовским днем Гарп, Хелен, малышка Дженни и одноглазый Дункан выехали из Новой Англии в Европу; большинство же людей в это время как раз направлялось через Атлантику им навстречу.
— Почему бы вам не подождать до Дня благодарения? — спрашивал их Эрни Холм. Однако «Бензенхавер» должен был выйти в октябре, и Джон Вулф уже успел получить массу откликов — еще в начале лета он разослал рецензентам гранки романа, причем неправленые; все отклики были исполнены самого искреннего энтузиазма: книгу как хвалили, так и ругали с одинаковым энтузиазмом.
У Вулфа, правда, возникли некоторые затруднения с Гарпом по поводу сигнальных экземпляров — он ни за что не хотел показывать ему суперобложку книги. Однако теперь Гарп относился к «Бензенхаверу» без особого энтузиазма, так что Джону Вулфу ничего не стоило водить его за нос.
В итоге и сам Гарп увлекся предстоящей поездкой и говорил только о тех книгах, которые собирается написать. («Добрый знак!» — сказал Джон Вулф Хелен.)
Дженни и Роберта отвезли Гарпов на машине в Бостон, откуда они вылетели в Нью-Йорк
— Вы насчет самолета не тревожьтесь, — сказала им на прощанье Дженни. — Он не упадет!
— Господи, мама! — воскликнул Гарп. — Ты-то откуда знаешь? Самолеты вечно падают.
— А ты в самолете маши руками, как крыльями, — посоветовала Дункану Роберта.
— Какие глупости! Не пугай его, Роберта, — сказала Хелен.
— А я и не боюсь! — воскликнул Дункан.
— Если твой папа все время будет говорить, — сказала Дженни, — вы нипочем не упадете.
— Если он все время будет говорить, мы и приземлиться никогда не сможем, — возразила Хелен.
Гарп вдруг обиделся и заявил:
— Если вы немедленно не прекратите ваши шуточки, я весь полет буду нарочно портить воздух, и в итоге произойдет большой взрыв.
— Ты лучше почаще пиши нам, — попросила Дженни. Вспомнив милого Тинча и его последнее путешествие в Европу, Гарп сказал, матери:
— На этот раз, мам, я буду просто вп-п-питывать и вп-п-питывать вп-п-печатления! И не собираюсь п-п-писать ни с-с-слова!
Они оба посмеялись немного этой шутке, а Дженни даже чуточку всплакнула, хотя это заметил только Гарп и поцеловал мать. Зато Роберта, которую перемена пола сделала прямо-таки взрывоопасной в плане поцелуев, перецеловала всех по нескольку раз.
— Господи, Роберта, да уймись ты! — упрекнул ее Гарп.
— Ты не волнуйся, я присмотрю за нашей старушкой, пока тебя не будет, — пообещала Роберта, обнимая Дженни своей огромной ручищей; рядом с ней Дженни казалась прямо-таки лилипуткой, и Гарп вдруг заметил, что его мать совсем поседела.
— Мне никакого присмотра не требуется, — строго сказала Дженни Филдз.
— Еще бы! Мама у нас сама за всеми присматривает! — поддержал ее Гарп, а Хелен обняла Дженни, потому что знала, насколько это правда.
Из иллюминатора самолета Гарп и Дункан хорошо видели, как Дженни и Роберта машут им с балкона аэровокзала. В салоне им, правда, пришлось некоторое время объясняться со стюардессой, потому что Дункан непременно хотел сидеть у окна и слева от прохода.
— Но справа от прохода у окна тоже очень хорошо сидеть, — уговаривала его стюардесса.
— Не очень, если у вас правого глаза нет, — возразил ей Дункан, и Гарп про себя восхитился тем, с какой отвагой его мальчик воспринимает свое увечье и как спокойно говорит о нем.
Хелен и малышка устроились справа от них через проход.
— Ты бабушку видишь? — спросила Хелен Дункана.
— Да, — ответил он.
Несмотря на то что на балконе собралась целая толпа провожающих, непременно желавших видеть, как взлетит самолет, Дженни Филдз все равно выделялась своим белоснежным медицинским нарядом.
— Интересно, почему это бабуля выглядит такой высокой? — спросил у Гарпа Дункан, и действительно: плечи и голова Дженни Филдз возвышались над толпой. И Гарп догадался: это Роберта подняла его мать под мышки, точно ребенка. — Ой, да это же Роберта ее подняла! — воскликнул, тоже догадавшись, Дункан. Гарп смотрел на мать, взлетевшую в воздух, чтобы помахать им на прощанье, поднятую сильными руками бывшего «крепкого орешка» из «Филадельфия Иглз». Улыбка у Дженни в эти мгновения была смущенная, доверчивая и так тронула его, что и он замахал ей в ответ, прекрасно понимая, что сквозь стекло Дженни ничего не увидит. Впервые в жизни мать показалась ему старой и усталой, он отвернулся и стал смотреть через проход на Хелен и их крошечную дочку.
— Ну вот, кажется, взлетаем, — сказала Хелен, и Гарп взял ее за руку через проход, потому что знал: Хелен ужасно боится летать.
В Нью-Йорке Джон Вулф поселил их в своей квартире; спальню он предоставил Гарпу, Хелен и малышке Дженни, а гостевую комнату любезно согласился разделить с Дунканом.
Взрослые изрядно засиделись за ужином и выпили слишком много коньяка. Гарп рассказывал Джону сразу о трех романах, которые собирался написать в ближайшем будущем.
— Первый будет называться «Иллюзии моего отца», — говорил Гарп, — и речь в нем пойдет об отце-идеалисте, который постоянно придумывает для своих детей этакие «маленькие утопии». А когда дети подрастают, он организует маленькие колледжи, где тоже старается создать утопическую атмосферу. Однако все терпит крах — и колледжи, и дети. Сам же он все пытается выступить в ООН с давно подготовленной речью, которую постоянно пересматривает и улучшает, однако его даже на порог не пускают. Затем он делает попытку построить бесплатную лечебницу, но и это предприятие терпит крах. Затем начинает борьбу за введение общегосударственной бесплатной транспортной системы. Между тем жена от него уходит, дети взрослеют, и чем взрослее они становятся, тем сильнее бьет их жизнь — обычная история. Да и общего у них — только ужасные воспоминания об утопических условиях, в которых отец пытался их выращивать. В конце концов этот великий «утопист» становится губернатором Вермонта.
— Вермонта? — переспросил Джон Вулф.
— Да, Вермонта, — сказал Гарп. — Но на самом деле он воспринимает себя как великого правителя некоего государства и принимается строить очередную утопию. Ну, в общем, ты понимаешь!..
— «Король Вермонта»! — воскликнул Джон Вулф. — Неплохое название. Гораздо лучше, чем то, первое.
— Нет-нет, — возразил Гарп. — Это же совсем о другом. Кстати, вторая книга будет называться «Гибель Вермонта».
— И в ней будут те же действующие лица? — спросила Хелен.
— Нет-нет, — сказал Гарп. — Это совсем другая история.
— Ну что ж, пока что твой замысел мне нравится, — сказал Джон Вулф.
— Во второй книге однажды после зимы весна так и не наступает… — начал рассказывать Гарп.
— Да в Вермонте настоящей весны и не бывает никогда! — заметила Хелен.
— Нет-нет, — нахмурился Гарп, — не так. В тот год там и лето не наступает, зима никак не кончается, и вдруг однажды солнце пригревает так сильно, что все почки на деревьях разом распускаются. Возможно, в мае. Словом, за один день набухают почки, все деревья покрываются листвой и цветами, а уже через день все цветы опадают, листочки сворачиваются от холода, и наступает осень.
— Чересчур короткий период выгонки и опадания листьев? — спросила Хелен.
— Очень смешно! — кисло улыбнулся Гарп. — Но происходит именно это. И снова наступает зима; и теперь зима будет вечной.
— А люди умирают? — спросил Джон Вулф.
— Насчет людей я не уверен, — сказал Гарп. — Кое-кто, разумеется, уезжает из Вермонта…
— Неплохая мысль! — заметила Хелен.
— Но некоторые остаются. А некоторые умирают… Впрочем, возможно, умирают все, — сказал Гарп.
— И что все это означает? — спросил Джон Вулф.
— Буду знать, когда до конца доберусь, — отвечал Гарп.
Хелен рассмеялась.
— И после всего — еще и третий роман? — удивился Джон Вулф.
— Он называется «Заговор против великана», — сказал Гарп.
— Это же стихотворение Уоллеса Стивенса[13], — заметила Хелен.
— Да, разумеется. — И Гарп прочитал его наизусть.
ЗАГОВОР ПРОТИВ ВЕЛИКАНА
Первая девушка
Когда тот деревенщина придет
И станет, бормоча невнятно, острить топор,
Я резво побегу вперед,
Распространяя аромат гераней
И тех цветов, которые никто и никогда еще не нюхал.
Его надолго это остановит!
Вторая девушка
Я тоже убегу вперед
И всюду разбросаю по ветвям
Гирлянды брызг цветных,
Подобных крошечным икринкам.
Запутается он в этих бусах насмерть!
Третья девушка
O, la… le pauvre! Бедняга!
Я ж побегу почти с ним рядом,
Пыхтя забавно.
А он наклонится конечно же — послушать.
И прямо в ухо великанье я флейтой пропою
Мелодию, что миру хриплых звуков неизвестна.
И от мелодии волшебной он на куски развалится!
— Какое милое стихотворение, — сказала Хелен.
