Клер Рабиновиц испытывала непримиримую антипатию ко всем своим попутчикам по рейсу компании «Эл Ал», которым она летела в Израиль, чтобы собственными глазами увидеть летний домик на побережье, неподалеку от Тель-Авива; она уже сделала первый взнос с условием, что ей будет предоставлена возможность выбора. В салоне первого класса или в зале ожидания у выхода на посадку, где, убивая время, она прогуливалась из агрессивного любопытства, она почти никого не встретила. В самолете не было ни одного мужчины, хоть какого угодно возраста, путешествующего с семьей или в одиночестве, который мог хотя бы приблизиться к тому стандарту, который она с гордостью установила для себя. Здесь не было ни одного, кому бы ее Лю не мог дать сто очков вперед. Сэмми Зингер, который теперь был в Калифорнии или на пути в Австралию или на Гавайи, предостерегал ее, что это может случиться, и она выслушала его предупреждение как комплимент. Когда она с кем-нибудь — с детьми или с Сэмми — говорила о Лю, она никогда не говорила о нем как о своем Лю. Но когда она думала о нем, он по-прежнему оставался ее Лю. Она медленно пересиливала свое нежелание признать, что воссоздать прошлое будет уже невозможно. Она приняла, как само собой разумеющееся, что все остальные на этом рейсе тоже были, как и она, евреями, даже те, кто выглядел по-американски и казался атеистом.
Когда они на восходе солнца пересекали Средиземное море, ничто не предвещало какой-либо новой катастрофы. В сводке новостей промелькнуло сообщение о том, что где-то там, внизу, нефтяной танкер столкнулся с крейсером. Она была не в настроении, и ее ничуть не волновало, что это может быть заметно по выражению ее лица. Еще одна причина ее тайных разочарований крылась в том, что пока она не испытывала того чувства, на которое рассчитывала: направляясь в Израиль, она не чувствовала, что едет домой.
Вскоре после того как зазвучал сигнал тревоги, мистер Джордж К. Тилью почувствовал, как затрясся его мир. Он увидел, как в его Стиплчез-парке остановилась отключенная от электросети карусель «Эльдорадо»; ее изящные вращающиеся платформы с сидящим тут же императором замерли. Он с удивлением обнаружил, что исчезли и два его пилота времен Второй мировой войны, словно их кто-то отозвал. Его знакомец по Кони-Айленду, мистер Рабинович с расстояния смотрел на застывшие механизмы, словно прикидывая, сможет ли он исправить повреждение. Нахмурившись, мистер Тилью направился к себе в кабинет. Он потер рукавом свой котелок, прежде чем повесить его на крюк. Он почувствовал, как гнев в нем остывает. Депрессия снова вернулась к нему.
Его встреча с высокими властями — с Люцифером, а может быть, и с самим Сатаной, у которых он собирайся потребовать объяснений в связи со странным поведением своего дома, — снова будет отложена. Никаких сомнений в том, что его дом погружается вниз без его на то разрешения и благословения, не оставалось. Точными замерами губительное погружение было обнаружено. Оглядывая теперь из-за шведского бюро свой дом, он увидел, как тот прямо на его глазах резко пошел вниз. Он еще и понять не успел, что же это происходит, как весь нижний этаж исчез. Его трехэтажный дом стал теперь двухэтажным. Он еще продолжал недоуменно взирать на происходящее, когда сверху, все усиливаясь, начал лавиной сыпаться всякий мусор, а потом стали падать большие комья земли, камни и всевозможные глыбы. С грохотом и скрежетом в его дом врывалось что-то новое, на что он никак не рассчитывал. Он увидел болтающиеся электрические провода. Он увидел разорванные листы железа. Он увидел трубы. Он узнал громоздкое днище с плотным плетением рефрижераторных трубок, закованных в кристаллическую таящую ледяную шубу.
Его подавленное настроение улетучилось.
Он увидел японца в красном пиджаке и на коньках, отчаянно цепляющегося за кромку пола.
Это был каток из Рокфеллеровского центра!
Он не мог сдержать улыбки. Он увидел, как побледнел, задрожат и в панике бросился бежать мистер Рокфеллер. Голый мистер Морган, склонив голову и рыдая, упал на землю и начал молиться. На императоре тоже не было никакой одежды.
Мистер Тилью не мог сдержать смеха. Под солнцем нет ничего нового? Вот здесь, перед ним происходило нечто новое, он получал урок, который прежде считал абсолютно невозможным. Даже ад был не вечен.
Йоссарян не верил своим ушам. Где капеллан так хорошо научился говорить «Идите вы в жопу!»? К тому времени, когда Йоссарян добрался до низа этого эскалатора, капеллан был уже на его верху и исчез из вида. Гэффни начал говорить Йоссаряну, что им лучше вернуться к лифтам, чтобы спуститься к Макбрайду и другим, но тут снова раздался голос Стрейнджлава, заявлявший, что им нечего опасаться, кроме нехватки портных.
— Мы забыли кое-что еще, и у некоторых из нас в штабе весьма помятый вид. У нас есть утюги, но нет никого, кто знает, как ими пользоваться. У нас есть материя, нитки и швейные машинки. Но нам нужен кто-нибудь, кто умеет шить. Кто-нибудь меня слышит? Если вы умеете шить, отзовитесь.
— Häagen Dazs. Я умею стирать и гладить. Мой офицер-оружейник — сын портного.
— Немедленно направляйтесь сюда к нам.
— Слушаюсь, сэр. Как мы можем до вас добраться?
— Об этом мы тоже недодумали!
— Гэффни, — сказал Йоссарян, когда им оставалось еще десять миль до самого низа. — Сколько мы здесь пробудем?
— Все мое будущее может лежать здесь, — ответил Гэффни. — Когда мы спустимся до конца, я покажу вам кое-что. Это на озере под Вермонтом на полутора акрах неподалеку от подземной площадки для гольфа и хорошей лыжной трассы на территории Бен энд Джерри, если вы собираетесь покупать.
— Сейчас? Вы полагаете, что я собираюсь покупать сейчас?
— Человек всегда должен заглядывать в будущее, говорит добрый сеньор Гэффни. Это домик на берегу, Йо-Йо. Через пару месяцев вы сможете утроить ваши деньги. Вы должны его увидеть.
— У меня не будет времени. У меня назначена встреча за ланчем.
— Вашу встречу можно отложить.
— Вероятно, я захочу прийти на нее.
— Если это действительно война, то все планы отменяются.
— И свадьба тоже?
— Когда с неба сыплются бомбы? На самом деле теперь, когда эта свадьба записана на пленку, она нам больше не нужна.
— А сейчас с неба сыплются бомбы?
Гэффни пожал плечами. Спустившись после заключительной поездки в лифте по длинному эскалатору до самого низа, они узнали, что это неизвестно и Макбрайду. Отчаянная парочка секретных агентов, понятия не имевших, чем себя теперь занять, тоже не знала этого.
У Стрейнджлава, чей голос раздался снова, ответ был.
— Нет, никаких бомб над нами пока не обнаружено. Это приводит нас в некоторое недоумение. Но нам, здесь находящимся, нечего опасаться. У единственных военно-воздушных сил в мире есть бомбы, которые могут проникнуть на такую глубину, не взорвавшись раньше, и все эти бомбы принадлежат нам. Мы предусмотрели все, кроме разве что некоторого количества парикмахеров. Пока мы ждем, нанесет ли кто-нибудь по нам ответный удар, нам нужно несколько парикмахеров, даже один нас устроит. Если меня слышит хоть какой-нибудь парикмахер, пусть немедленно отзовется. Мы предусмотрели все. Через две-три недели все наши службы начнут функционировать, если вы будете подчиняться моим правилам. Если кто-нибудь из вас чувствует, что ему будет затруднительно следовать моим инструкциям, то прошу его немедленно последовать этой моей инструкции и покинуть нас сегодня. Сейчас генерал Бингам пошлет все наши «Б-Страшные» и «Шшшшшш!» для нанесения второго удара, но сначала мы должны получить подтверждение того, что у них на борту нет портных и парикмахеров.
Рауль нахмурился и сказал: «Merde».[110] Долговязый, с копной рыжих волос, веснушчатый Боб выглядел гораздо менее жизнерадостным, чем обычно. У обоих были семьи, о которых они теперь волновались.
Макбрайд тоже волновался.
— Если там, наверху, война, то я не уверен, что хочу остаться здесь.
Майкл же хотел остаться, а Марлин была с ним согласна, и Йоссарян не осуждал его.
Есть потребность в сапожнике, сообщил Стрейнджлав.
— Merde, — сказал Рауль. — Этот тип набит merde.
— Да, мы все предусмотрели, но об этом мы тоже забыли, — продолжал доктор Стрейнджлав с деланной ухмылкой. — У нас здесь склады забиты этими великолепными ботинками на уровне последних достижений, но рано или поздно их нужно будет чистить и ремонтировать. А кроме этого, мы предусмотрели все. Мы можем жить здесь вечно, если вы будете делать то, что я вам говорю.
Они находились рядом с платформой железнодорожной станции у узкоколейки; Йоссарян был уверен, что ему уже приходилось видеть такие пути прежде. Малые габариты туннелей допускали движение поездов только небольшого размера, и все это по масштабу напоминало аттракцион в Луна-парке.
