В-общем, припадки подобного рода не были столь уж редки в жизни деятеля литературы: более или менее периодично они возникали и в Москве, и лечились либо запоями, либо свежими девочками, либо поездками в какие-нибудь экзотические места. В убогих условиях уездной больницы прибегнуть к этим испытанным антидепрессивным акциям было затруднительно, — потому и буйное, скоро проходящее состояние носило теперь характер долгой скрытой истерики.
— Айя-а-аа… Йяу-уу!.. Господи, спаси меня грешного, многогрешного, макрогрешного, омерзительного… Ыйя-ааа!..
В дверь постучали: в этой небольшой, привилегированной палате на двоих, куда перевели наконец Кошкодоева, персонал всегда стучался, прежде чем войти. Заглянула сестра:
— Вадим Ильич, к главврачу! Вас междугородная.
Умылся под раковиной, подвигал лицевыми мускулами, снимая следы душевных слабостей. Кто, интересно? Жена? Пора, пора отсюда линять.
Но в трубке рокотал умеренно низкий, с четкою дикцией, убедительный голос:
— Я вас приветствую. Не пытайтесь угадывать: Николай Ипатьевич Кучемоин, вспоминаете теперь?.. Ну, какой уж я такой партийный босс, — весьма умеренная величина, так скажем… Узнал о несчастье с вами, и — скорблю, скорблю, скорблю… Надеюсь, что мерзавцы будут найдены и получат по заслугам. Вчера был на брифинге с правоохранительными органами — и вот так, прямо в глаза, высказал все, что думаю о их работе по раскрытию данного преступления. Хотя вообще скажу прямо: пока у руля представители этой плутократии, надеяться не на что. Только мы сможем навести должный порядок. И он будет наведен! Но вы не волнуйтесь: мы наблюдаем, держим на контроле ваше дело. Как здоровье, талант наш дорогой?.. Близки к поправке? Прямо бальзам на душу… Ждем-с, ждем-с, хха-ха… К выписке свяжитесь, вышлем машину. Ах, администрация обещала? Видите, как вас любят… Ну, а мы тогда встретим, встретим обязательно…
— Вадим Ильич! Я хотел бы попутно решить с вами один вопрос. Извините, конечно, что в таких обстоятельствах разговариваю о делах… Тут вот что: звонил главный редактор издательства, где ваш роман лежит, как его… да, совершенно верно, «Вампиры с Альдебарана» — спрашивал о вас: как, мол, дела, как здоровье… А я ему отвечаю: писатель истинно здоров и счастлив лишь тогда, когда у него безо всяких задержек выходят книги и получаются гонорары. Да у меня, говорит, уже перо дымится на его договор, и бухгалтерия на аванс собирает, есть только один нюанс… был, мол, разговор о поддержке вашей партии… вы не забыли? Как-то покинули тогда Емелинск, конкретно не договорились, я думал, после возвращения задействую вас… Но теперь обстоятельства несколько изменились… На прошлой неделе погиб один депутат нашего Законодательного Собрания, на машине разбился — прямо эпидемия с этими машинами, ей-богу!.. — срочно намечаются довыборы. Наша партия наметила кандидатуру: молодой, перспективный, из новой волны, прогрессивный чрезвычайно, много вкладывающий сил и средств в развитие местной экономики и культуры…
— Коммерсант? — осторожно осведомился писатель.
— И коммерсант, и предприниматель! Да обаятельный парень, вы с ним поговорите! Я ведь что звоню-то: он тамошний, маловицынский, так что вам и проще, и карты в руки…
— Что от меня требуется, конкретно?
— Напишите статью, и мы опубликуем ее в самой массовой областной газете. Только надо спешить: сегодня напишете — сегодня она уже будет у нас, завтра в номере, тут же автоматически срабатывают три фактора: дымящееся перо подписывает договор, то же перо подпиписывает рукопись в печать, и оно же — ведомость на аванс. Как, неслабо?
— Не слишком ли высоко вы котируете мое имя?
— Не-ет, милый Вадим Ильич, вашему имени мы цену знаем. Это в столицах вы можете шуметь, и вас никто не услышит. А здесь ваш авторитет очень высок. Так что… так что вот так! Да вам и надо встряхнуться, разогнать кровь. А мы умеем быть благодарными, и вы в этом еще убедитесь. На вашу статью возлагаются очень большие надежды.
— Да хоть кто это такой?
— Дмитрий Рудольфович Рататуенко, тамошний уроженец и большой человек. Да вы познакомитесь — я звонил ему, он, наверно, уже ожидает вас в палате. Пока! Жду! Как соловей лета!..
Рататуенко, Рататуенко… Нет, фамилия ничего не говорит. Ч-черт знает… Все-таки в этих делах партийные боссы авторитеты слабые, надо запросить официальное мнение.
Он набрал номер районной администрации, и минут десять еще слушал поток восхвалений будущему кандидату в депутаты. Вот теперь другое дело.
А в палате его встретил и скромно представился симпатичный, воспитанный молодой парень, с ходу заговоривший о силлабическом стихосложении и эстетике дадаизма. «Ни хрена себе!» — подумал Кошкодоев. Они долго беседовали. К чести писателя сказать — парень ему совсем не понравился. За всеми изысками проступал делец, личность жестокая и циничная. Но — не губить же договор! Слишком многое стоит за ним: гонорар, книга. А ради нее можно пойти на все. Может, как раз она-то и спасет мир! И, проводив гостя, он вновь разложил чистый лист, и начертал заголовок: «ТОТ, КТО НУЖЕН ОБЩЕСТВУ».
КОНЕЦ БЛАГОРОДНОГО ВОСЬМИЧЛЕННОГО ПУТИ
Утром Верка притащила сожителю новый паспорт. В него вписаны были следующие данные владельца: «Потеряев Мумба Васильевич, место рожд. — г. Малое Вицыно, Емелинской обл., национальность — русский». И фотография: в бубу, но без шапочки.
— Но уай роtiеriаjеff? — озадачился африканец. — Май нэйм из Околеле. Май фазер из Мньяпу.
— Кончай! — прикрикнула на него Вертолетчица. — Кому она здесь нужна, твоя нерусская фамилия? Женишься на мне — я кто тогда буду? Околеле, да? Спасибо! Сунь да Пху уже есть, теперь еще и Околеле появится. Ты паспорт потерял? Потерял. Сам потерялся? Потерялся. А ведь мы, маловицынцы, по сути, потеряевцы и есть: тут целая такая волость была, сейчас еще село стоит. Насчет имени я не спорю: Мумба так Мумба. Только вот с детишками как быть? Захочу я, например, дочку назвать Ларисочкой — дак что, она и будет величаться Ларисой Мумбовной? Или парень: Тимофей Мумбович, пожалуйста вам! Ладно, придумаем чего-нибудь, я ведь понимаю, что имя тебе дорого… свой ведь мужик-от, куда тебя девать! На отчество я тебя на свое записала, никак твоего папу, свекра своего, ни выговорить, ни вспомнить не смогла. Ну и наплевать! Вот, прописку шлепнула, насчет работы договорилась: пойдешь в артель, кузовки с корзинками плести. Они коммерческие, хорошо получают. По выходным концертами будешь подрабатывать, на выездах. Ну, чего ты ербезишься?
— Пост, пост… Мистэр Afignаtоff. Открит-ка…
— А, на почту-то? Один сбегаешь? Ох, да опять ведь все перепутаешь, угодишь в ментовку… Беда с тобой, эким мужиком! Сумку бери, минтая дорогой купим, пожарим потом…
На почте им, по предъявлению паспорта, объяснили, что гражданин Афигнатов не оставил, к сожалению, адреса — но просил интересующихся его личностью оставлять свои адреса или телефоны, чтобы он мог установить с ними контакт.
Он заявился тем же вечером, часов около восьми. Застучали в калитку, негр выглянул и увидал м-r Afignаtоff: в джинсовом костюме, кроссовках, черная каскетка на голове. Побежал открывать, повис на шее Учителя, слюня его толстыми губами. Стоящая поодаль Лизоля глядела на него удивленно и укоризненно.
— Извините… — сказал Антон Борисович, высвобождаясь. — Не будете ли любезны напомнить, при каких обстоятельствах… Хоть память — инструмент и несовершенный, но я абсолютно точно могу утверждать, что в числе близких мне людей не встречалось представителей вашей расы. Тем более, среди жителей этого благодатного места… — он окинул взглядом улицу, убогую Веркину избу.
— Ну мало ли, Антоша, — мягко молвила Конычева. — Может быть, и встречал человека, а потом забыл. Так тоже бывает, и очень даже нередко. Ну и что же, что представитель негритянской национальности? У меня была знакомая, с корейцем жила. И имела при этом высшее образование. Ты успокойся, не волнуйся.
— Dо уоu sреаk еnglish? — спросил Мбумбу.
— О, сеrtаinlу! — обрадовался Гуру.
И они завели оживленный разговор. Не обратили даже внимания на возникшую тут же Вертолетчицу. Она кивнула Лизоле, словно старой знакомой, показала на стоящие на земле сумки и чемоданы:
— Что, в гости наехали? Или нагостились уже?
— Можно сказать, что нагостились. Хватит. Дома столько дел! — хохотнула киноработник.
— А пойдемте к нам! Я рыбу как раз нажарила, за бутылкой сейчас сбегаю… посидим, поокаем. Меня Вера зовут, — она протянула ладонь.
Конычева, чуть помедлив, подала свою:
— Елизавета Петровна… впрочем, Лиза… очень приятно. Скажите, это кто — ваш муж?
— Муж — не муж… Объелся, короче, груш. Где тут другого-то найти? А этот — ничего… Пляшет, на барабане играет. И не особенно чтобы алкаш. О чем это, интересно, они базарят?
