— Мерзавец! — злой рык. — А ну встань!
Раньше здесь был большой танцевальный зал — наверное, самое веселое место в «Сказке Востока». Теперь на месте замечательной сцены, где даже был лифт, и при необходимости сама сцена двигалась по кругу, стоит на возвышении огромный царский трон, захваченный в древнем Багдаде. Перед троном расставлены шахматы, соперник Тимура — его сын Шахрух. Вдоль стен в порядке иерархии в угодливых позах стоят визири и придворная свита. Здесь теперь иная атмосфера, вроде масса всевозможных благовоний, а для бедного Моллы — просто пот и вонь.
— Ну, — кривой походкой подошел Тамерлан к Несарту, с грубой силой схватил убеленную бородку, напрягаясь, и даже скривив лицо от ярости, дернул так, что хилый старичок упал к его ногам. — Встань, собака! Быстрей, — вновь он схватил бороду. — Теперь скажи, как ты умудрился меня накануне обыграть?
— Повелитель, — еле может говорить Молла, — ты, видимо, отвлекался на беседу с послом.
— Я не о шахматах говорю! — рявкнул Великий эмир.
— Не понимаю.
— Сейчас поймешь. Пятьдесят палок! Охрана тут же стала срывать со старика одежду, а он вдруг безудержно засмеялся.
— Ты еще смеешь хохотать, когда я чиню суд и расправу? — в крайнем гневе Великий эмир.
— Повелитель, — слезы то ли от смеха, то ли еще от чего в глазах старика. — Посмотри на меня, — за двадцать лет отсидки в зиндане города Мараги Молла Несарт переболел чахоткой, с тех пор всегда был худой, а теперь к старости совсем кожа до кости, — зачем такая расточительность? Я и от пяти палок помру.
— Сейчас посмотрим.
— Мой Повелитель, — не унимается Молла. — Позволь последнее слово, точнее вопрос, — и, увидев молчаливое согласие: — Ты с Шахрухом в поддавки играешь? Хе-хе, там ведь давно ему мат.
— Хватит паясничать! — чуть мягче стал голос Тамерлана. — Учитывая мое милосердие и твое незавидное одинокое положение, вопреки жажде моей свиты увидеть скоро казненным тебя, выполню твое последнее желание, если оно есть.
— Конечно, есть, мой Повелитель. Скажи, в чем на сей раз моя вина?
— Хм, а ты не знаешь? Главный конюх «Сказки Востока» бежал.
— Боже, Повелитель! При чем тут я? От одного твоего имени весь мир бежит. А посмотри на меня, — голый Молла развел тощие руки. — Кто из-за меня может бежать, даже зайцы в поле меня не замечают.
— Кстати, а что ты ночью в поле за городом делал?
— Повелитель, не поверишь, у меня ведь легкие слабые, вот и пошел чистым воздухом подышать, — Молла Несарт оглядел большой зал. — Раньше в «Сказке Востока» такой аромат был!
— Что ты хочешь сказать?
— Боже! Только то, что ты велик и цветешь благоуханием. Вот только свита твоя, лишь бы ты их любил, душатся, как бабы, а боясь гнева твоего, тем более казни, так ветры пускают, что, порой, как сейчас, дышать нечем.
— Ха-ха-ха! — безмятежно расхохотался Тамерлан, небрежным жестом в сторону охраны дал знать, чтобы свита ушла, и после этого: — Клянусь, старик, вот в этом ты прав, — хлопнул он от удовольствия в ладоши.
Наверное, ошибочно говорят, что незаменимых людей нет. На самом деле каждый человек по-своему неповторим. Прозорливым умом Тимур это понимает. Он (и в него сын Мираншах) азартный игрок, без шахмат не может, и в этом, да и в том, что порой правду говорит, Молла Несарт ему очень нужен, и поэтому он, уже полушутя, предлагает:
— Так и быть — прощаю, если эту партию вместе с Шахрухом хотя бы до ничьей сведешь.
— У-у! — глядя на шахматную доску, задумался Несарт. — А если не смогу?
— Пять палок, — голос Повелителя совсем игрив.
— На двоих с Шахрухом? — торгуется Несарт.
— Играй, — предвкушая азартную схватку, потирает костлявые руки Тамерлан.
Как закончилась эта партия — неизвестно, да и неважно, скорее всего вничью, ибо Повелитель сам поддавался в игре со своим незадачливым сыном Шахрухом. Зато важно иное — жизнь
Моллы Несарта, как и всего заведения «Сказки Востока», стала совсем тягостной, незавидной. Теперь он даже спит под охраной. В шахматы по-прежнему играют почти каждый день или ночь, однако теперь при нем никаких важных бесед, либо их уже нет, потому что все почти что готово к походу, всюду военные. И «Сказка Востока» теперь как казарма, благо, что еще коней сюда не заводят. А сам Повелитель злой, видно, что он торопится, чего-то ждет не дождется. Все-таки дождался. Как он радовался, просто ликовал. И когда гонец доставил известие, аж стал прыгать, как ребенок. И хотя это было втайне и секретно от всех, Молла Несарт вскоре узнал, что по заказу Тамерлана венецианские купцы-конкуренты предали Бочека, на каком-то острове он захвачен в плен, и сейчас его тайными тропами доставляют в Тебриз. А что же с Малцагом, ведь и он там был?
Вот где сломался Молла Несарт, тайком по ночам плачет. Днем он хмурый: не до острот и не до игры; глаза красные, воспаленные.
— Ты как отживший век пес, — ухмыляется над ним Тамерлан. — Даже не знаю. Тебе бы во благо — добить тебя. Хе-хе, да грех на душу брать тоже не хочется.
— С тебя не убудет, ты как малик,[224] — кое-как огрызается Молла.
— Ничего-ничего, потерпи, — доволен Великий эмир. — На днях увидишь подарок.
«Каков же «подарок?» — мучился Несарт. И его догадка оправдалась: в огромном, некогда роскошном ярком холле «Сказки Востока», где теперь полумрак, у центрального фонтана что-то тяжелое бросили, развернули у ног Тимура, и он захохотал:
— Мой друг, Бочек! Как тебя так угораздило?! Вот гады! А ну вставай, дорогой, вставай. Да помогите же ему! Ух, скоты! Если бы он еще немного похудел — всех бы казнил. Пошли. Не хнычь. Теперь я рядом, и все будет хорошо. Ты ведь богатый, Бочек. А богатые не плачут, лишь откупаются. Пошли, дорогой, ведь это твое заведение. Узнаешь? Как я рад! Как я рад вновь тебя обнимать, лицезреть. Умница!
Больше Молла Несарт купца Бочека не видел. Посредством прислуги-рабов, что еще сохранились в «Сказке Востока», он узнавал, что где-то в подвалах над Бочеком издеваются, что-то выпытывают, вымогают, заставляют какие-то бумаги подписать.
А как-то вызвали Моллу Несарта прямо среди ночи к Тамерлану в шахматы играть. Войдя в огромный зал, Молла оторопел, вначале Бочека не узнал: лишь его подобие, жалкая тень, на коленях стоит, осунулся, постарел, обмяк, ноздри разорваны, зубов нет, а в глазах собачья тоска, никакой искры, жизни. Понял Молла, что это представление для него разыгрывается. Словно никого в зале нет, подошел он к Бочеку, так они ростом вровень, по-родственному обнял и сквозь выступившие невольно слезы:
— Терпи, Бог с нами. Отдай все, пусть подавятся.
— Уже отдал, — еле прошепелявил Бочек.
— О, какая братская встреча! — подошел Тамерлан. — Вот видишь, Молла, этот раб по чьему-то недоразумению получил свободу, всякими нечистыми способами, а более благодаря мне, обогатился. И что ты думаешь? Возомнил из себя господина, наперекор мне, своему хозяину и благодетелю, решил пойти. А я, как наместник Всевышнего на этой земле, свершу справедливость — верну на положенное ему место — он как был рабом, так им и умрет. Убрать! — небрежный царский жест.
Тут же Бочека уволокли. А Тамерлан словно по-дружески обнял Моллу Несарта, поманил к шахматному столу:
— Если выиграешь на сей раз — будешь жить.
— А если проиграю? — исподлобья жестко глянул Молла Несарт.
— Как твой дорогой Бочек — вернешься в положение раба.
— Сам ты раб! — Молла скинул с плеча тяжелую руку Тамерлана. — А я никогда рабом не был и не буду!
— Ха-ха-ха! Рабом не был? Не будешь? — Великий эмир сверху стал наносить яростные удары кулаком, потом поверженного еще пинал ногами, пока сам не выбился из сил, и, уже задыхаясь, приказал: — Этого туда же.
Так Бочек и Молла Несарт с парой тощих волов попали в подвальные помещения «Сказки Востока» крутить огромные жернова для подачи воды в ванную Тамерлана.
На вид крупный Бочек смог ходить по кругу только до полудня, а потом упал будто мертвый, и его таскали еще полдня.
А вот сухопарый Молла Несарт выдюжил до конца. И когда более даже волы не смогли передвигаться, их развязали. И тогда Несарт первым делом пытался заботиться о ближнем, кое-как в чувство его привел, заставил воды попить.
— Эх! — как в последний раз истошно простонал Бочек. — Знать бы, что с племянником, и смерть нипочем.
— А ты что, не знаешь? — кинулся к нему Несарт и на ухо стал шептать.
— О Боже! Неужели? Ты их спас! Как я рад! Я просто счастлив! — блеснули жизнью глаза Бочека, а чуть позже, уже грустно, на тяжелом выдохе он добавил: — А я поверил, что он у Хромца, — все отдал. Иначе и золотого бы он не получил.
— Не жалей, не жалей о бренном.
— Не жалею, Молла. Все вкусил. Я и вправду рабом родился, и то, о чем мечтал, сбылось — стал богатым и знаменитым. А вот подлецом всю жизнь быть не смог… А теперь мечта — наложить бы на себя руки. Помоги, друг.
