— «Большинство присутствующих знает, кто я такая», — прошептал он. Дункан спал, но Хелен услышала его, потянулась через проход и взяла Гарпа за руку.
И на высоте в несколько тысяч футов над уровнем моря Т.С. Гарп заплакал, сидя в самолете, который нес его домой, в ту исполненную ярости и насилия страну, где ему предстояло стать знаменитым.
17. Похороны Главной Феминистки и другие похороны
«После смерти Уолта, — писал Т.С. Гарп, — вся оставшаяся жизнь казалась мне лишь эпилогом». Когда умерла Дженни Филдз, Гарп, должно быть, почувствовал растерянность, ибо жизнь явно шла по какому-то плану. Но какому?
Сидя в офисе Джона Вулфа в Нью-Йорке, Гарп пытался вникнуть в смысл великого множества планов, которые строились вокруг похорон его матери.
— Я же не давал разрешения на похороны, — сказал Гарп. — Да и о каких похоронах вообще идет речь? Где ее тело, Роберта?
Роберта Малдун терпеливо объяснила, что тело отправлено туда, куда хотела Дженни. Но тело — это не главное, сказала Роберта. Просто будет устроено мемориальное действо, которое незачем считать «похоронами».
В газетах, однако, писали, что это будут первые феминистские похороны в Нью-Йорке.
А из полиции сообщили, что ожидаются беспорядки.
— Значит, все-таки «первые феминистские похороны»? — спросил Гарп.
— Она так много значила для нас, женщин! — сказала Роберта. — Не сердись. Ты ведь ей все-таки не хозяин, знаешь ли!
У Джона Вулфа от удивления округлились глаза.
Дункан Гарп не отрываясь смотрел в окно офиса Джона Вулфа на сороковом этаже здания, высившегося над Манхэттеном. Возможно, Дункану казалось, что он снова летит на самолете.
В соседней комнате Хелен звонила по телефону в добрый старый Стиринг, пытаясь связаться с отцом; она хотела, чтобы Эрни встретил их в Бостоне.
— Ну ладно, — медленно проговорил Гарп; на коленях у него сидела маленькая Дженни Гарп. — Ладно, Роберта. Я приду. Хотя ты прекрасно знаешь, что я этого не одобряю!
— Ты туда пойдешь? — изумился Джон Вулф.
— Нет! — вырвалось у Роберты, но она тут же поправилась: — Я хотела сказать, что это вовсе не обязательно.
— Знаю, — сказал Гарп. — Но ты права. Ей бы, возможно, это вполне понравилось, так что я пойду. А что, собственно, там будет?
— Там будет много всяких выступлений… — сказала Роберта. — Но ты же не хочешь идти, Гарп!
— Еще они собираются читать отрывки из ее книги, — сказал Джон Вулф. — Мы пожертвовали несколько экземпляров.
— Ты же не хочешь туда идти, Гарп! — нервно повторила Роберта. — Пожалуйста, не ходи.
— Я хочу пойти, — сказал Гарп. — И обещаю не шипеть и не улюлюкать — что бы там эти задницы о моей матери ни говорили. Я и сам могу прочитать кое-что из написанного ею, если, конечно, кому-то интересно. Вот вы, например, знаете, что она писала по поводу того, что ее называют феминисткой? — Роберта и Джон Вулф потрясенно переглянулись; лица у обоих посерели. — Примерно так «Я ненавижу, когда меня так называют, ведь это ярлык, который на меня навесили другие и который совершенно не соответствует ни моему отношению к мужчинам, ни тому, как и о чем я пишу!»
— Я не хочу спорить с тобой, Гарп, — сказала Роберта. — По крайней мере, сейчас. Ты прекрасно знаешь, что Дженни говорила и совсем иное. Она действительно была феминисткой, нравился ей этот ярлык или нет. Просто именно она оказалась способна указать женщинам на многие творимые против них беззакония и всегда боролась за то, чтобы женщины имели право жить так, как им хочется, имели право делать свой собственный выбор.
— Вот как? — сказал Гарп. — А может, она, по-твоему, еще и верила, что все происходящее с женщинами происходит с ними, потому что они женщины?
— Только полный идиот может верить в это, Гарп, — сказала Роберта с упреком. — Ты что же, всех нас сплошными джеймсианками считаешь?
— Пожалуйста, прекратите наконец этот дурацкий спор! — вмешался Джон Вулф.
Дженни Гарп тихонько пискнула и шлепнула Гарпа по коленке; он удивленно посмотрел на девочку — словно совсем позабыл, что на коленях у него сидит живое существо.
— Ну, в чем дело? — спросил он малышку. Но Дженни опять притихла, рассматривая что-то в широком просторе, открывавшемся из окон офиса Джона Вулфа, и видимое только ей одной.
— В котором часу состоится ваше действо? — спросил Гарп у Роберты.
— В пять.
— Мне кажется, время выбрано специально, чтобы половина нью-йоркских секретарш смогли на час раньше уйти с работы, — заметил Джон Вулф.
— Не все работающие женщины в Нью-Йорке — секретарши, — парировала Роберта.
— Но секретарши — единственные, кого будет особенно не хватать на работе как раз между четырьмя и пятью часами дня, — возразил Джон.
— О господи! — вздохнул Гарп.
Вошла Хелен и сообщила, что так и не дозвонилась до отца.
— Он, наверное, на тренировке, — предположил Гарп.
— Но борцовский сезон еще не начался, — возразила Хелен.
Гарп глянул на календарик в своих наручных часах, которые до сих пор показывали европейское время. В последний раз он переводил часы в Вене. Впрочем, Гарп знал, что тренировки по борьбе в Стиринг-скул начинаются не раньше Дня благодарения. Хелен была права.
— Когда я позвонила в офис спортзала, мне сказали, что он дома, — сказала Хелен, — а дома никто трубку не брал.
— Ничего, мы просто возьмем в Бостоне машину, и все, — сказал Гарп. — К тому же вылететь мы сможем только сегодня вечером: я должен пойти на эти чертовы похороны.
— Ничего ты не должен! — упрямо возразила Роберта.
— А если честно, тебе нельзя идти, — прибавила Хелен. Роберта и Джон Вулф снова мрачно переглянулись; Гарп же по-прежнему ничего не понимал.
— Что ты хочешь этим сказать? — обратился он к Хелен. — Что значит «нельзя»?
— Это же феминистские похороны, — пояснила Хелен. — Ты статью-то в газете прочитал или удовлетворился одним заголовком?
Гарп укоризненно взглянул на Роберту Малдун, но та смотрела на Дункана, который вытащил подзорную трубу и сверху наблюдал за Манхэттеном.
— Правда, Гарп, тебе нельзя туда идти, — призналась Роберта. — Я не стала говорить, потому что думала, тебя от самой этой идеи уже тошнит. Мне в голову не приходило, что ты захочешь туда пойти.
— Значит, мне это не разрешается? — спросил Гарп.
— Это похороны для женщин, — сказала Роберта. — Женщины любили ее, они ее и оплачут. Так нам хотелось.
— Между прочим, я тоже ее любил! — гневно сверкнул глазами Гарп. — И я — ее единственный сын! Ты имеешь в виду, что я не вправе пойти на это дурацкое представление только потому, что я мужчина?
— Зря ты называешь это «дурацким представлением», — сказала Роберта.
— А где будет «дурацкое представление»? — спросил Дункан. — И что это такое?
Дженни Гарп снова пискнула, но Гарп даже внимания не обратил, и Хелен забрала у него девочку.
— Ты хочешь сказать, что на похороны моей матери мужчины не допускаются? — спросил Гарп у Роберты.
— Это совсем не похороны, я же говорила, — сказала Роберта. — Скорее митинг — демонстрация нашего глубочайшего почтения…
— Я пойду туда, Роберта, — твердо сказал Гарп. — И мне совершенно безразлично, как это действо называется.
— О господи! — Хелен с малюткой Дженни на руках направилась к дверям. — Пойду попробую еще раз до отца дозвониться.
— Я вижу человека с одной рукой, — сообщил Дункан, глядя в подзорную трубу.
— Пожалуйста, Гарп, не ходи! — мягко попросила Роберта.
— Она права, — сказал Джон Вулф. — Я тоже хотел пойти. В конце концов, именно я напечатал главную книгу Дженни. Но мне не разрешили. Пусть поступают как хотят, Гарп. Мне кажется, Дженни одобрила бы эту идею.
— Мне это совершенно безразлично, — упрямо повторил Гарп.
— Видимо, так оно и есть, — сказала Роберта. — И это вторая причина, по какой не следует там появляться.
— Ты еще не знаешь, как некоторые представительницы женского движения восприняли твою книгу! — попытался предостеречь Гарпа Джон Вулф.
Роберта Малдун сделала страшные глаза. Гарпа и раньше обвиняли в том, что он выезжает за счет репутации своей матери и женского движения. Роберта видела рекламу «Мира глазами Бензенхавера», которую Джон Вулф выпустил сразу после гибели Дженни. Роман Гарпа черпал популярность и из этой трагедии, ведь реклама била на жалость к автору, потерявшему не только сына, «но теперь еще и мать».
К счастью, Гарп этой рекламы не видел, а Джон Вулф о ней сожалел.
«Мир глазами Бензенхавера» продавался, продавался, продавался. Долгие годы он служил предметом различных литературоведческих дискуссий, изучался в колледжах. Временами там изучали и другие книги Гарпа. Один из курсов, например, включал автобиографию Дженни Филдз, три романа Гарпа и написанную Стюартом Перси «Историю школы имени Эверетта Стиринга». Цель этого курса, видимо, состояла в том, чтобы отыскать в книгах все те факты жизни и творчества Гарпа, что могли сойти за правду.
