Оставив машину перед Домом студента, Сашо пешком отправился в кондитерскую. Русский бульвар был в этот час непривычно пуст, только несколько провинциалов торчали у музейных витрин. Внезапно неизвестно откуда выскочил великолепный пойнтер, дружелюбно обнюхал его и проводил до самой кондитерской. Как всегда в это время, там было немало свободных мест, но за занятыми столиками Сашо не увидел никого из своих. Он уже готов был уйти, как вдруг заметил чей-то знакомый затылок и шею — очень короткую и очень волосатую. Кишо? Ну конечно же, Кишо, и с ним две девушки, на вид вполне ничего. Одну из них он вроде бы где-то видел — большая, как у теленка, голова, но черты лица крупные, красивые и симпатичные. Наверно, довольно высокая, если судить по великоватой, почти мужской руке, которая спокойно лежала на столе. Похоже, волейболистка или что-нибудь в этом роде. Сашо подошел, сохраняя на лице небрежное выражение — чтоб эти малявки чего не подумали. Теперь он мог получше рассмотреть и другую — очень бледная кожа и очень темные волосы, закрывающие часть лица.
— Привет!
— Привет! — ответил Кишо. — Садись!.. Садись и слушай.
Все лицо у Кишо было усыпано черными корявыми родинками, словно по нему расползлись какие-то насекомые. Самая большая, чуть заостренная, торчала между бровями, как маленький рог. Кишо был чем-то вроде инвентарной принадлежности «Варшавы» с самого ее основания. Заведующие и официантки сменяли друг друга, кондитерская медленно ветшала, а он был все тот же — «Кишо с родинками». Был он уже немолод — лет тридцати пяти, и из них по крайней мере последние десять работал ассистентом в университете. И вряд ли его ожидало что другое, потому что по-настоящему он интересовался только бриджем. Кишо создал свою собственную теорию, свою школу, подготовил даже свою команду. Правда, на состязаниях его ученики, как, впрочем, и он сам, оказывались обычно в самом хвосте. Система Кишо была столь же сложна, сколь и остроумна, и пользоваться ей было почти невозможно.
— Объяснял им один эскиз! — сообщил Кишо. — Просто гениальный. Сегодня утром придумал. Только вот карт со мной нет, так что слушай внимательно.
— Я слушаю, — сказал Сашо покорно.
Но слушать не стал. Только сейчас он вспомнил, что высокая девушка — из команды Кишо. Один раз он видел ее на состязаниях — пасует противу всякой логики и всегда очень удачно, словно видит карты противников. Вторая девушка вблизи показалась ему гораздо красивее, чем можно было подумать издалека. Ее бледные ненакрашенные губы были так нежны, что казалось, она ими только дышала — не ела, не говорила. Одета она была в темный костюмчик, правда, несколько старомодный, но зато идеально выглаженный. И вид у нее был совсем не современный — чуть меланхолический взгляд и на лице тоже вроде уныние. Какой-то запоздалый романтизм. Дать бы ей в руки большой золотой якорь, крест или сердце — очень бы подошло. Девушка, казалось, заметила, что за ней наблюдают, по лицу ее пробежала нервная дрожь.
— Правда, гениально? — возбужденно спросил наконец Кишо.
— Да, поразительно! — серьезно ответил Сашо.
— Понимаешь, подрезаешь туза тузом. Так? Оставляешь девятку… Нет, это просто гениально…
— Ты забыл нас познакомить, — терпеливо напомнил Сашо.
— Ах, да!
Высокую девушку звали Донка, темноглазую — Криста. Откуда вдруг это немецкое имя? Девушка, видно, немножко нервничала, закурила сигарету и тут же погасила ее о край пепельницы.
— Вы правы, — сказал Сашо. — Вам совсем не идет курить… Такой я всегда представлял себе Лауру.
— Какую Лауру?
— А какая вам больше нравится.
Девушка обиженно взглянула на него.
— Может, вы имеете в виду Петрарку? — сказала она. — Но кто сейчас о нем помнит… Я подумала, что не так вас поняла.
— Криста у нас девушка умная, — серьезно сказал Кишо. — Она даже знает, что такое пиццикато.
— И что же это значит?
— Ничего особенного — просто дергаешь струну пальцем. Ведь так? Но это слово мне всегда почему-то страшно нравилось! — Он засмеялся.
Подошла официантка. Видимо, она только что поступила в «Варшаву», потому что оглядела компанию весьма недружелюбно. Старые официантки их хорошо знали и любили.
— Можно кампари? — спросил Сашо.
— Кампари нет! — ответила та с удовольствием.
— Тогда сироп, только, пожалуйста, холодный.
Сироп оказался очень вкусным, но было просто грешно пробавляться сладкой водичкой, имея в кармане столько денег. Осушив стакан, Сашо осторожно предложил:
— Знаете что, поехали в «Панораму». Там на веранде сейчас очень приятно.
— Приятно, — проворчал Кишо. — Был я там однажды — ободрали как липку.
— Мы только выпьем кампари…
— Ну да, знаю я, туда только войди.
— На себя у тебя есть деньги? — напрямик спросил Сашо.
— И у нас есть! — возбужденно заявила Донка. — Поедем, Кишо, ну пожалуйста!.. Я там никогда не была.
— Мне нельзя, я не могу задерживаться, — решительно заявила Криста. — Я не предупредила маму.
— Ничего, мы сначала проводим Кристу, — предложил Сашо. — Я на машине, — добавил он небрежно.
— Одной мне неудобно! — возразила Донка. — Там бывают друзья моего отца. Другое дело, если нас двое.
— Знаю, что другое, но…
— Послушай, Криста, давай позвоним твоей матери и скажем, что ты будешь ночевать у меня. Ведь ты уже ночевала.
Криста молчала, не зная, на что решиться. И все же спустя десять минут они уже шли по бульвару. Донка и Кишо впереди. Девушка на целую голову возвышалась над своим спутником, хотя оказалась не такой уж массивной, а наоборот, стройной, просто приятно стройной, как с удовольствием отметил про себя Сашо. Рядом с ним в туфлях на низких каблуках шагала Криста, лицо у нее было растерянное.
— Послушайте, — сказал Сашо, — мне в самом деле совестно. Если ваша мать…
— Вы только и думаете, как бы от меня избавиться! — сердито прервала его девушка. — Не бойтесь, я не стану вам навязываться.
— Я же нарочно вас поддразниваю! Лучше скажите, кто вам придумал такое имя?
— Я сама! — ответила она с вызовом. — А что, оно вам тоже не нравится?
— Тоже… — Сашо засмеялся. — И как же это случилось?
— Ну как… Меня зовут Христина, а поскольку мое имя… — Она запнулась.
— Показалось вам слишком христианским… И поскольку вы… — теперь запнулся он.
— Комсомолка, активистка и так далее… Все верно.
— Я буду называть вас Христиной.
— Мы с вами больше не увидимся! — резко бросила девушка. — Вы со мной невежливы. И держитесь как взрослый… А я этого не люблю. Да и сколько вам лет?.. Каких-нибудь двадцать шесть? — спросила она презрительно.
— Всего двадцать четыре, — ответил Сашо. — Да и то еще не исполнилось. Но давайте не будем ссориться. Это правда, что у Донки отец — писатель?
— Что же тут удивительного? — она назвала фамилию, которой Сашо никогда не слышал. — Неужели вы не читали «С Бимбо на Марсе»?
— Слава богу, нет. Бимбо это кто, собака?
— Обезьяна… А марсиане приняли человека за обезьяну, а обезьяну за человека. И сделали ее своим царем.
— Довольно глупо! — пробурчал Сашо.
— Не так уж глупо, как вам кажется. Это же сатира!
В ресторане девушки сразу же отправились звонить по телефону. Условились, что первой говорить будет Донка, ей мать не откажет. Донка набрала номер.
— Тетя Мария?
— Я. Это ты, Донка?
— Тетя Мария, можно Криста сегодня переночует у нас? Мама и папа на даче, а я одна побаиваюсь!
В сущности, не бог знает какая ложь — родители Донки действительно были на даче.
На том конце провода наступило молчание.
— Передай трубку Христине, — сказал голос.
Девушка судорожно глотнула и взялатрубку.
— Я слушаю, мамочка.
— Это правда, доченька? То, что мне сказала Донка?
— Да, мамочка! — ответила девушка ясным недрогнувшим голосом.
— Откуда вы звоните?
— Из уличного автомата… Мы как раз идем к Донке.
— Хорошо, моя девочка… Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мамочка.
Криста положила трубку и вздохнула.
— Теперь я всю ночь буду как отравленная.
— Почему? Разве тебе не хотелось пойти? — спросила Донка сочувственно.
— Конечно, хотелось! — ответила Криста. — Но не такой ценой.
В ресторане было много свободных мест — и на веранде и в зале, но Донка внезапно заупрямилась.
— Только не на веранде. Уж если тратить деньги, то по крайней мере надо спустить их по-человечески.
Они нашли удобный столик, не слишком далеко от рояля. Обе девушки вдруг сразу потеряли всю свою непринужденность и сидели за столом выпрямившись, словно куклы. Пианист, не слишком стараясь, лениво наигрывал какие-то собственные вариации на темы Гершвина, и, может быть, именно поэтому слушать его было очень приятно.
— Послушайте, — сказал Кишо, — чем пить дорогие итальянские помои, не лучше ли заказать вино?
