Я думал, что больше ее не увижу.
Прошлое – как пожилой ротвейлер. Не обращаешь внимания – он оставит тебя в покое. Уставишься в глаза – непременно прыгнет и укусит. Сегодняшняя встреча со старым знакомым – не более чем случайность, но иногда мне кажется, что, оглядываясь назад, я вызываю из небытия призраков.
Я давно решил не привязываться к одному бару. В Глазго на каждом углу по пивной и с дюжину между ними, так стоит ли лишать себя выбора? Я бродяга и брожу от одного кабака к другому, исчезая до того, как ко мне пристанет какой-нибудь Джимми/Бобби/Дэйви, положивший жизнь на порог бара. Я моряк, бороздящий алкогольные просторы, а они всего лишь сухопутные крысы.
Люблю заведения, которые честно хотят обчистить твои карманы, накачать спиртным и выставить в положенный час. К черту викторины, караоке, жратву и спортивные каналы. Поставьте в бар что-нибудь, кроме музыкального автомата, и ноги моей там не будет.
Вчера я открыл новую землю. С виду местечко прямо по мне, старомодное, без претензий, без музыки, без стаи завсегдатаев, что хлопают друг друга по спине и пьют наперегонки.
Внутри все так же просто. На стенах только реклама алкогольных марок; правда, плакаты совсем старые: «О боже, мой "Гиннесс"», «Мартини amp; Россо», «Виски "Блэк энд Уайт"» и даже зеленая фея, вызванная к жизни бокалом абсента. И почему только меня это сразу не насторожило. В центре островом стоял бар. Я поднял паруса. Третий кабак, четвертая пинта. Я собирался кутить всю ночь. Хотел сбиться со счета.
Я смотрел под ноги, на красный ковер с абстрактным рисунком, который то расплывался, то превращался в тысячу смеющихся чертей. Интересно, что видят другие. Цветочки? Огни больших городов? Прекрасных нимф? Я глубоко задумался и оказался у стойки до того, как понял, что ошибся с местом.
Пиво раскрыло мне глаза. Помимо непременного богомерзкого «Теннентс Лагер» – широкий выбор отличных элей и пафосного односолодового виски. Эдакая пивнушка в духе старого времени, пристанище настоящих шотландцев, за отсутствием главной составляющей – нищеты.
Но даже из паршивого бара тяжело уйти. Я заказал пинту светлого и встал у стойки, считая зеленые плитки на стене. Когда кружка опустела на три четверти, я успел насчитать полторы сотни, считая две обрезанные за одну, и тут чья-то рука похлопала меня по спине. Я напрягся, приготовился к бою, обернулся и увидел Джонни Мака.
Мне тут же захотелось уйти, но импульс прошел, а я остался. Мы не виделись семь лет, но Джонни почти не изменился. Несколько новых морщинок вокруг глаз, да, может, волосы на висках слегка поредели. Такой же худой и костлявый, темные волосы не по моде длинные, но по-прежнему роскошно кудрявые. Когда мы общались, последним писком были длинные пальто из секонд-хэнда. Я носил твидовую рухлядь в елочку, которая начинала источать жуткий запах, стоило в ней попасть под дождь, а Джонни практически жил в шинели оливкового цвета – по ночам она служила ему вторым одеялом.
Наверное, не мне судить, но, похоже, Джонни давно не следит за модой. Шинель он сменил на длинный темно-синий пуховик с дыркой на рукаве, залатанной, видимо, с помощью велосипедной аптечки. Под курткой – футболка с причудливым рисунком. Потертые джинсы заляпаны той же краской, что и стоптанные кроссовки. Джонни расплылся в широкой улыбке, и я заметил брешь на месте левого резца.
– Я так и думал, что это ты. Господи, просто не верится. – Он обхватил меня рукой за плечи и неожиданно обнял вопреки своим западношотландским корням. – Мы с тобой, Гудини, лет сто не виделись. Как твои фокусы?
Бармен почтил своим вниманием Джонни, и мне не пришлось отвечать. Он отпустил меня и, наклонившись к бару, заказывал выпивку. Джонни был пьян в хлам, но только уж в совсем дрянном кабаке его отказались бы обслужить. Каждому ясно, что Джонни Мак, трезвый он или пьяный, не доставит хлопот. Наконец он кивнул на меня:
– И ему, что он там пьет.
– Не стоит, я уже ухожу.
– Да ладно, не валяй дурака.
– Нет, Джонни, мне пора.
Бармен привык к дружеским перепалкам. Он вытер руку полотенцем и стал ждать, когда я сдамся. Возможно, он получает процент от выручки, потому что стоило Джонни потребовать пинту, он налил мне еще светлого.
– Я там с компанией, – кивнул Джонни в дальний угол бара.
– Я сказал, что не могу.
Вышло чересчур резко. Бармен покосился тревожно: вероятно, посчитал Джонни не таким уж безобидным и опасался драки. Хмель улетучился из глаз Джонни, и он, кажется, впервые за вечер меня увидел.
– Что случилось?
– У меня встреча.
Он посмотрел на часы на стене, стрелки ползли к половине одиннадцатого.
– Ладно, ну удели мне десять минут. Мы столько не виделись. Поди, лет шесть, а? – уже не так настойчиво сказал он.
– Около того.
– Может, больше. – Джонни поднял кружку и сделал глоток. На верхней губе осталась пена, Джонни вытер рот и сделал второй глоток, глядя на меня поверх кружки. – Ну так что у тебя происходит?
– Да ничего особенного.
– Все практикуешь черную магию?
– Нет, бросил. Дурацкое занятие.
– Да, старик, никогда не думал, что ты это скажешь.
Я поднес кружку ко рту, уходя от ответа, и сделал большой глоток, чтобы допить поскорее и убраться отсюда.
– Что ж, это правда.
Джонни, похоже, забыл, что его послали за пивом. Он стоял и ждал, когда я расскажу ему, почему отказался от призвания. Пусть ждет. Джонни Мак никогда не умел держать паузу.
– На той неделе я встретил твою мать в городе. – Он помолчал, ожидая моей реакции, и продолжил: – Она сказала, у тебя проблемы.
– Не знаю, с чего она так решила.
– Так у тебя все в норме?
Я развел руками:
– Сам видишь.
– Это хорошо, – неуверенно протянул он.
Я заставил себя улыбнуться.
– У меня все отлично, ты же знаешь мою старушку. Она любой насморк превращает в трагедию. С ней всегда так. – Я улыбнулся шире. – Как говорится, слухи о моей смерти сильно преувеличены.
Джонни кивнул, не спуская с меня глаз:
– Рад слышать.
За столиком в углу я заметил стройную брюнетку лет тридцати. Еще до того, как она направилась к нам, я знал, что она с Джонни. Благодаря кудрям и живой улыбке Джонни всегда нравился женщинам, вот только его привлекали строгие католички, невинные мадонны, которые отказывались с ним спать. Джонни оставил веру за школьными воротами, но в те дни его сексуальная жизнь прочно зависела от церковных догм. У девушки было милое лицо и веселый, но трезвый взгляд. Она обняла Джонни за талию, он улыбнулся, и я понял, что в определенном возрасте даже ярые католички сдают позиции.
– Там ребята умирают от жажды.
Джонни хлопнул себя рукой по лбу.
– Эйли, родная, прости. Я встретил Уильяма, и он меня заболтал. – Он сверкнул на меня глазами. – Такой пустозвон, спасу нет.
Эйли улыбнулась. Одета со вкусом, длинные волосы зачесаны на бесхитростный косой пробор. От невзрачности ее спасала улыбка. Улыбка и фиалковые глаза – увидев ее на афише кинотеатра, я бы решил, что они нарисованы. Интересно, чем она занимается. Джонни нравятся праведницы. Судя по коричневым сапогам на низком каблуке, юбке и пиджаку в тон, похожим на униформу, она Учительница или социальный работник.
– Присоединяйтесь!
Я покачал головой. Почему-то мне было трудно смотреть ей в глаза.
– Простите, я не могу.
Эйли не стала меня уговаривать, только покачала головой с деланым сожалением и потянулась за тремя кружками пива. Удивительно, как она смогла обхватить их своими маленькими ручками.
– Приятно познакомиться, Уильям. – Она улыбнулась Джонни: – Даю тебя десять минут.
Джонни поцеловал ее, едва не опрокинув кружки.
– Ты мое золотце.
– Я знаю, – снова улыбнулась Эйли. – Высшей пробы.
Джонни смотрел, как она осторожно пробирается к столику.
– Кто бы мог подумать, что я стану подкаблучником? – сказал он скорее с гордостью, чем с сожалением.
Мы поглазели на стройную фигуру, расставляющую на столе кружки.
– Красивая девушка, да, – сказал я. Джонни бросил на меня мрачный взгляд, полушутливый, но многозначительный, и я добавил: – Я завязал с шашнями.
– Ты совсем раскис, да. Не надо сдаваться. Ты еще найдешь хорошую женщину. Свою.
– Ладно, намек понял. – Я осушил стакан и протянул руку. – Рад был тебя повидать, Джон.
– И я. Может, еще выпьем вместе, когда у тебя будет время.
– Я надолго уезжаю.
Джонни понял, что я вру, но не стал спорить. Вместо этого полез в карман.
– Вот. Я дам тебе свой номер. На всякий случай. – Он принялся рыться в бумажнике. – Черт, вечно эти долбаные визитки куда-то деваются. – Ну надо же. У Джонни Мака есть визитки. Я невольно улыбнулся. – Держи. – Он нацарапал на клочке бумаги пару телефонов и адрес. – Теперь можешь поймать меня дома, на работе и где угодно. Мобильники, блин. Еще недавно с ними ходили только яппи.
Я взглянул на, кажется, знакомый адрес и сунул бумажку в карман, собираясь выбросить ее в ближайшую урну.
