– Сообщили, что Колокол начинает ворчать.
– И что? Пусть себе ворчит.
– Я должна быть там.
– Ты совершенно себя не жалеешь, Сима, – возмутился я. – Ну, сколько можно мотаться по свету? Человечество все равно не спасти.
Оно само не хочет, чтобы его спасали.
– Я не спасаю человечество, – возразила Серафима, – я просто выполняю свою работу.
– А отдыхать когда?
– На том свете отдохну, – беспечно отмахнулась она.
Я тогда совершенно не придал значения этим ее словам – все так говорят, думая, что шутят.
– Ну, не злись, – сказала Сима. – Я ненадолго. Зато снова приеду к тебе не через два месяца, а недельки через две…
Я даже обрадовался, дурак. И успокоился.
– Некрасивое дерево, – сказал я Симе. – А почему на нем листьев нет?
– Листьев нет, – согласилась Серафима, – зато, оно цветет. На каждой веточке и на макушке распускается белый цветок. Но цветет оно редко – раз в сто лет.
– Ни фига себе! – присвистнул я. – А мы с тобой дождемся, когда оно зацветет? Мне кажется, ему еще расти и расти до момента цветения.
– Да, это молодое дерево, оно еще ни разу ни цвело. Ему чуть больше девяноста лет.
– Совсем молодое…, – язвительно усмехнулся я.
– Да, молодое, – споря, сказала Сима. – Есть экземпляры и тысячелетние. А этому всего ничего. Так что, если будешь ухаживать за ним так, как я тебе расскажу, обязательно увидишь, как оно цветет.
– Ты что, оставляешь его мне?
– Да, – удивленно взглянула на меня Серафима. – Я дарю это дерево тебе. Я везла его через океан и через всю Россию. Не так просто было получить разрешение, между прочим. У тебя ведь нет ни одного комнатного растения. Теперь будет.
– Напомни, как оно называется, – попросил я.
Сима повторила, и я тут же снова забыл.
– Буду называть его просто, – решил я, – дерево Серафимы.
Когда я закончил поливать дерево Серафимы, пришел Егор. Он привез из ремонта мой компьютер.
– Ну, наконец-то! – обрадовался я.
– Да понимаешь, дядь Жень, – стал оправдываться парень, словно это он был виноват в задержке, – праздники. Хотели вообще после девятого вернуть, но я настоял. Практически при мне доремонтировали.
– Спасибо, Егорка. Я без этого агрегата, как без рук. Нечем заняться совершенно. Телевизор надоел, книжку твою я прочитал.
– Теперь в Интернете висеть будешь?
– Ага, – сказал я, – буду.
В этом компьютере вся моя жизнь, вся моя странная жизнь с
Серафимой, все шестнадцать лет, исключая те дни, которые мы были рядом. Я как-то подсчитал – если сложить все дни, когда мы с Симой жили под одной крышей – получилось чуть больше полугода. Всего полгода. Но каких! Возвращаясь из своих экспедиций, в которые случались у нее по шесть раз в году, она приезжала ко мне и мы были семьей. Два или три дня, редко – больше. Первые сутки мы с Симой практически не вылезали из кровати, покидали ее только для того, чтобы покурить, попить кофе и снова в постель – любить друг друга.
До умопомрачения, до почти полного физического истощения. Но, как не хлебом единым, так и не одной только постелью счастлив человек. Нам было хорошо вдвоем, нам не нужна была никакая компания. Нам было хорошо даже помолчать вдвоем. Но молчали мы мало, мы разговаривали, ведь за два месяца разлуки накапливалось многое, о чем хотелось рассказать. Я рассказывал Симе о том, как жил без нее, о своих проблемах и неудачах, делился своей радостью от успехов, но большей радостью для меня была она, Сима, и те дни, когда я был с ней. Она тоже рассказывала мне многое о своей работе, о странах, в которых ей довелось побывать. Сима была прекрасной рассказчицей. Я очень многое узнал о мире, о котором я практически ничего не знал, разве что те крохи, которые можно было узнать из передач Юрия Сенкевича "Клуб кинопутешественников". Но в этих передачах рассказывалось только то, что было разрешено знать советскому гражданину, а Сима рассказывала все, как есть. Тратить столь драгоценное время на рестораны мы с
Симой считали расточительством, мы с большей охотой ходили в театры, в основном предпочитали "Красный факел". Зная дату ее очередного приезда, я загодя покупал билеты в театр. Репертуар "Красного факела" был нами просмотрен полностью, на некоторые спектакли ходили по нескольку раз.
Но проходили эти два-три дня, и Серафима улетала в свою Америку, чтобы снова прилететь в Новосибирск через два месяца. Я ждал ее с нетерпением, набираясь мужицких сил для новых постельных безумств.
Два месяца – достаточный срок для восстановления сил, но не настолько большой, чтобы я успел увлечься кем-то еще. Был, правда, один большой перерыв в наших отношениях. В восемьдесят шестом. Сима объяснила просто – были проблемы, мне пришлось их решать. Такой ответ меня, конечно, не устроил, но я знал, что настаивать на другом бессмысленно. Сима была не из тех женщин, которые любят откровенничать и держатся за своих мужчин. Она была самодостаточна и независима, и жила так, как хотела. Мне оставалось одно из двух – либо принять предложенные отношения, либо забыть Серафиму навсегда.
Я выбрал первое. В тот период, когда Серафима не появлялась и даже не звонила, у меня было три-четыре интрижки. Но ничего серьезного, я был уверен, что Сима вскоре даст о себе знать. От нечего делать я даже съездил в Болгарию по турпутевке от профсоюза. Повалялся на пляжах Слынчева Бряга, покупался в Черном море. От нечего же делать трахнул старшую группы, Ниночку, кагэбэшницу, как ее все называли за глаза. Но все равно мне было скучно. Я мечтал о Серафиме. Я ждал ее.
Я всегда ее ждал.
Кстати сказать, Серафима никогда не брала с меня клятву хранить ей верность. Единственным ее условием было, чтобы к ее приезду, о котором она всегда мне сообщала заранее электронным письмом, все было чисто. Чтобы в доме даже не пахло посторонней женщиной, и чтобы я до ее приезда проверился у венеролога. И все-таки, войдя в мой дом, Сима принюхивалась, осматривала ванную – нет ли там дамской косметики и длинных волос в массажной щетке, кухню зачем-то, естественно, спальню, и только после осмотра бросалась в мои объятия.
Полгода…
Все остальное здесь, в компьютере. Она писала мне электронные письма каждый день. Писала их дома в Америке, где бывала не чаще, чем в СССР и где жила не дольше, чем в моей квартире, писала в экспедициях. Сначала у меня не было компьютера, да и об Интернете тогда я, как и большинство советских граждан имел весьма смутное представление. Сима звонила мне, но очень редко. А мне звонить ей не было разрешено, я даже не знал, как и на какой номер мне позвонить.
Да и куда звонить, если Сима все время в разъездах?
Однажды на мое ворчание по поводу ее редких звонков "оттуда", и еще более редких встреч, она сказала мне, как отчитала:
– Извини, но чаще мы видеться не можем. Ты знаешь, какая у меня работа. Кроме того, мы этот вопрос уже обсуждали, и возвращаться к нему снова я не хочу. Будет так, как есть. – И добавила, смягчившись, видимо, поняв, что перегнула палку: – Я пишу тебе письма, Женя. Каждый день. Они короткие, правда, по нескольку строк.
– Какие письма? – не понял я. – Я не получал ни одного.
– Я пишу тебе электронные письма. В следующий раз я куплю тебе компьютер и привезу его в Россию. Мы подключимся к Интернету, я научу тебя пользоваться электронной почтой, и потом вышлю тебе все эти письма. Все разом.
Она отправила мне все свои написанные ранее письма. Я сохранил их, как и все последующие. Всего в моем компьютере пять тысяч сто тридцать четыре письма Серафимы, около двадцати мегабайт памяти.
Иногда я выборочно перечитываю некоторые. Ориентируюсь по датам.
Может перечесть их все? Боюсь, у меня не хватит времени. Его осталось очень мало…
Я с нетерпением ожидал, когда Егор подключит все провода, стоя у него за спиной с пустой двухлитровой банкой в руках.
– Все готово! – отрапортовал Егор. – Прошу, присаживайся, дядь
Жень. Агрегат готов к путешествию по виртуальному миру.
– Спасибо, я чуть позже…
– А ты что, опять пенек свой поливал? – спросил Егор, увидев у меня в руках банку и подходя к дереву Серафимы. – Настырный ты. Этот пенек никогда не зацветет… Ух ты! Дядь Жень, а ты видел тут что-то…
– Что?
– На ветках. И на макушке. Растет оно что ли?
Я внимательно посмотрел на обрубки и увидел, что кора на их торцах подозрительно вздулась, а посредине вздутий – радиальные трещинки. Еще четверть часа назад ничего подобного не было.
– Дерево должно зацвести, – убежденно сказал я. – Оно зацветает.
Серафима обещала… раз в сто лет. Наверное, сегодня у этого пенька, как ты его назвал, юбилей.
– Сотка?
– Сто лет.
– А Серафима…, – Егор кивнул на портрет, – это она?
– Она.
– Жена?
Я кивнул. Неважно, что наш брак с Симой не был оформлен.
– А от чего она умерла? Ведь она умерла? Или… Я просто смотрю, рамка черная…
