За комплексный дизайн пришлось заплатить не только Настины «косушные» деньги, но и весь Володин аванс. Денег было очень жалко. Чем, собственно, отличается «комплексный дизайн» от прежнего посещения парикмахерской? Лет пятнадцать назад Лена раз в два месяца приходила в салон, делала стрижку, маникюр и педикюр, красила брови и ресницы. Это обходилось: стрижка — пять рублей, маникюр и педикюр по рублю, ресницы и брови — полтора; итого, с чаевыми, десять рублей. Зарплата у нее была сто восемьдесят. Следовательно, она тратила одну восемнадцатую только своей зарплаты.
Если перенести нынешние цены на прежнюю жизнь, то она зарабатывала лишь на искусственные ногти.
Настя, увидев мать, свалилась от изумления в кресло.
— Отпад! Мама, ты — панк?
— А, — махнула рукой Лена, — ты еще пяток моих не видела, «китайская ножка», чтоб она отвалилась!
От цвета «спелая слива» на волосах осталась только «слива», то бишь некая зелень, отливающая синевой. Сожженные волосы торчали во все стороны, словно Лена попала под удар эклектического тока. Брови, пронзительно черные, выщипаны в тонкую ниточку и вульгарно изогнуты английской «S». Непривычная к столь длинным ногтям, Лена держала пальцы растопыренными.
— Где этот чертов химик? — Лена знала, на ком можно сорвать раздражение. — Неси ремень, я ему покажу, как над матерью издеваться. Весь в отца!
Петя забаррикадировался в туалете и кричал оттуда, что он не виноват, они в шестом классе химию еще не изучают. Смешали все порошки, а толку нет, потом немного подогрели их на плите. Как маме — так можно людей пугать, как папа — так бросил их, а он, Петя, всегда крайний.
Через полчаса Лена остыла. Настя подошла к двери и позвала брата:
— Выходи, подлый трус! На сегодня казнь отменяется.
Петина реакция на мамину новую внешность отличалась от Настиной.
— Ты чем-то заболела? — спросил заботливый сын.
Володя пришел к заключению, что любовником жены может быть только один из ее изобретателей. Во-первых, круг внеслужебного общения жены достаточно узок и известен ему отлично. Во-вторых, у них давно установилась привычка знать все друг о друге: где кто находится в данную минуту и что делает. Предположить, что Лена познакомилась с кем-нибудь и не проболталась! Маловероятно. Правда, и рассказа об изобретателе по фамилии Иванов он не помнил. Но ведь мог и забыть. В-третьих, изобретатели были поголовно мужчинами — он ни разу не слышал от Лены о женщине, вступившей на тропу Эдисона и Кулибина. Продолжая и дальше мыслить логически, Володя пришел к выводу, что без помощи Зои Михайловны ему не обойтись.
Именно в тот день, когда Лена экспериментировала со своей внешностью, он приехал в «Олимп».
— Зоя Михайловна, у меня к вам большая и необычная просьба. Не могли бы вы дать мне адреса всех ваших изобретателей по фамилии Иванов?
— Конечно нет, Володенька. Да и зачем вам?
Она прекрасно понимала, зачем Володе понадобились Ивановы. «Он меня напрасно приревновал», — говорила растетеха Лена Соболева о своем муже. Значит, возможный любовник — Иванов. Зоя Михайловна не торопилась демонстрировать свою осведомленность, со скрытым злорадством наблюдала, как Володя ужом на сковородке выкручивается.
— Видите ли, Зоя Михайловна… у меня есть подозрение…
Володя второй раз вынужден был рассказывать посторонним людям об измене жены. Он бы врагу подобного не пожелал!
— …подозрение, что Лена, моя супруга, — зачем-то уточнил Володя и еще добавил:
— нынешняя… словом, вступила с Ивановым в неформальные отношения. — Он шумно выдохнул, пройдя трудный участок, и заговорил спокойнее:
— Буду вам крайне признателен за помощь! Вы любите французские духи? Позвольте сделать вам подарок. — Он протянул коробочку с духами.
— Подкупить меня хотите, голубчик?
— Ни в коей мере. Это маленькая благодарность за ваши хлопоты. Я прекрасно понимаю, что прошу вас о неприятном одолжении.
— Да уж, — задумчиво сказала Зоя Михайловна.
Духи были поддельными, в этом она не сомневалась. Куплены в каком-нибудь киоске у метро. Откуда у Соболевых деньги на настоящие? Но духи вполне годились на подарок сторожихе в дачном поселке, которая в отсутствие Зои Михайловны включала свет на крыльце, как бы предупреждая залетных воров, что в доме хозяева.
— Выполню вашу просьбу при одном условии: вы никогда и никому не проговоритесь о моем участии в ваших семейных дрязгах. Упаси боже, если меня привлекут по делу о каком-нибудь избиении или прочей глупости.
— Сам хотел просить вас сохранить все в тайне.
— Надеюсь, вы понимаете, голубчик, что не этот одеколон подвигнул меня помогать вам, а уверенность в том, что жену вашу оболгали.
Вечером, вспоминая этот унизительный разговор, Володя вдруг явственно представил себе Зою Михайловну в одеждах римской матроны, восседающей в ложе цирка во время боя гладиаторов. Презрительно наблюдает схватку и время от времени велит подбросить рабам новые орудия убийства.
— Хлеба и зрелищ, — проговорил Володя вслух.
— Что? — переспросил Гена. — Я замечаю, ты стал бормотать как придурочный. Переутомился на любовном фронте?
— Где?
— Ну, со своей Штангой. Дать женщине такое прозвище!
— Осел! Штанга — это штанга, снаряд спортивный.
— Ой, мамочки, а я думал… Ты хочешь сказать, что у тебя дамы сердца нет?
— Отстань.
— Нет, погоди! Ко мне твоя Лена приходила разнюхивать. Говорит, ты ей сам сказал.
— Что сказал?
— Что завел любовницу.
— Так и сказала?
— Дословно.
— Подлая! Генка, все бабы — сволочи!
— Наконец дошло! — возликовал Гена. — Я тебе сколько лет твердил? За каждым ангельским личиком прячется дьявольская харя! К сожалению, без них не обойтись. Но спокойно живет только та часть человечества, которая натянула на своих баб паранджу и не дает им выхода из декрета. Пока моя Мила занималась детьми, лучше ее не было. Стала карьеру делать — как подменили, сухарь в юбке. Вовка, давай в мусульманство перейдем?
Услужливая память вычеркнула из Генкиного сознания подлинную причину развода.
Ведь Мила как бы простила его тогда. Почти три года бывшей жены он не видел. Приходил к детям, когда ее не было дома, или звонил по телефону, ждал детей на улице. Поэтому «сухарь в юбке» — утешающая фантазия.
Генка постоянно кривляется, слова в простоте не скажет. А Лена утверждала, что это защитная реакция, что он замаскированно страдает.
— Ты страдаешь? — прямо спросил Володя.
— Отчего? — удивился Гена. — Слушай, мы можем договориться, чтобы обрезание нам не делали. Тебе хотелось бы стать обрезанным? Мне не улыбается, привык по-христиански.
— Болтун! — отмахнулся Володя.
Значит, Лена посмела приписать мужу собственные грехи? Подлость за подлостью! Надо же быть таким идиотом! Двадцать лет хранить верность! И кому? Да у них на завод из пяти институтов студентки на практику приходят.
А когда в НИИ работал? Там восемьдесят процентов — женщины. Осел рогатый! Неизвестный науке зверь — лысый осел рогатый!
Нет, напрасно он тогда ее не побил. Ничего, на Иванове отыграется, на ее Пупсике.
«Если Ленка проговорится о моих намеках, — думал Гена, — прощай наша дружба».
Сколько раз убеждался: как только бабы вмешиваются в мужские отношения — все, пиши пропало. Надо их в клетках держать. Нет, лучше в гареме.
— Володь, как насчет мечети? — спросил он.
— Мечи, — кивнул Володя, решив, что речь идет о покере.
В шахматы они тоже играли, но больше в карты на мытье посуды.
На следующий день Володя получил список, выполненный Зоей Михайловной с бюрократической аккуратностью. Лист разбит на графы. В первой стоял порядковый номер (всего семнадцать), во второй — фамилия, имя, отчество, затем следовал год рождения, адрес и телефон, образование и место работы, в последней графе указывалось изобретение и отмечалось, выдано авторское свидетельство или нет.
Признано было только открытие некоего Иванова Сидора Ивановича из деревни Притулки Саратовской области. Он предложил смешивать свиные фекалии с двадцатью шестью другими ингредиентами, чтобы получить удобрение, заменяющее коровий навоз. Этого агронома Володя исключил как иногороднего. По той же причине еще пятерых. Потом вычеркнул всех, кому перевалило за семьдесят, и гениального шестнадцатилетнего подростка с пятью изобретениями. Володе не пришло в голову, какая издевка таилась в том, что Зоя Михайловна включила в список стариков и детей. Он кипел ненавистью, и накачанные мышцы звали в бой.
В списке оставалось пять соискателей его ненависти. В тот роковой вечер Иванова выкрикивала имя мужа, но Володя запомнил только «Пупсик». Один из пятерых, Пупсик, скоро превратится в навоз без добавления посторонних ингредиентов.
