— Нет никакого щилота! — закричала Ася.
— Не знаете? — возмутился папа. — Медицинский термин! Это специальный такой зажим — щилот. Применяется в хирургии при операциях на тонком кишечнике.
Никто никогда не слыхал. Но папе поверили. Он, между прочим, три года в медицинском институте учился, пока из него ушел. Папа вообще знает невероятное количество слов, о которых Ася и мама слыхом не слышали. У него же такая память! На даты. На термины. На все на свете. Проверять его по Большой Советской Энциклопедии — это даром терять драгоценное время.
— Щепетильностью, — гордо сказала Ася, она все боялась забыть.
— Ого, хорошее слово, — отметил папа.
Со своим «щилотом» он, кстати, наврал. Нету такого слова! Потом он, конечно, признается. Но не сейчас! Сейчас папа был ужасно доволен, потому что самое пленительное в игре — это надуть партнеров. Особенно таких прожженных, как мама и Ася.
Телефон давно уж звонил. Маме пришлось наконец взять трубку.
Игра сразу провисла. Ася с папой лихорадочно шевелили губами, стараясь набрать слов на «ща» в запас, изображая при этом на своих лицах полную безмятежность, будто они и не думают думать, у них, у каждого, этих слов на «ща» прямо пруд пруди, просто не знают, куда девать. От таких титанических усилий проклятые слова, вдруг счастливо мелькнувшие, куда-то проваливались из памяти.
Что там мама говорила по телефону — никто и не слышал.
Наконец положила трубку…
— Твоя очередь! — закричали Ася с папой.
Но мама улыбнулась загадочно, подошла к дивану, где сидела Мария-Антуанетта, отвесила Туське, словно английской королеве, церемонный поклон и попросила учтиво:
— Позвольте вашу ручку…
Туся не позволила, так как не привыкла к дворцовому этикету.
Мама сама взяла ее лапу и церемонно пожала:
— Поздравляю — вы стали бабушкой!
— Как? — закричали в один голос Ася и папа.
У старшей дочери Марии-Антуанетты, у Пенелопы, которая сперва была Пифагор, оказывается, только что родились котята. Это ее хозяин звонил. Они у него в пододеяльнике родились! Он диссертацию пишет. Сидит безвылазно дома. Ночью тоже пишет, даже не спал. А тут вечером прилег, просто — полежать. И вдруг ему сразу снится, будто у его Пенелопы народились котята! Он еще подумал во сне: «Заработался! Всякая чертовня уже снится!» Открыл глаза. А котята уже пищат у него в пододеяльнике.
Целых три штуки! Неизвестно, как быть теперь с диссертацией? Она сразу померкла в его глазах. Ему котят надо теперь доводить до ума…
— Коты или кошки? — все же спросил практичный папа.
— Я тоже спросила, — засмеялась мама. — А он знаешь мне что ответил?! «Это не имеет значения, — говорит. — У нас родились дети, и мы с Пенелопой очень довольны».
— Ответ истинного джентльмена, — захохотал папа.
А Мария-Антуанетта вдруг прыгнула и повисла на шторе. Хоть и не сразу, но до нее дошло!
Сколько перенес этот пудель!
Ася сидела в школе на уроке. Место с ней рядом было пустое. Богданов не пришел почему-то. Ася опаздывала, не успела к нему зайти. Думала, он уже в школе, просто — думала — не дождался. Плохо знала еще Богданова, если так подумала. Он бы дождался!
Был последний урок — «любимого чтения». Нина Максимовна вслух читала «Алису в стране чудес». Она была красива, как Бог, — в новой голубой кофточке и волосы высокие, будто корона на голове. С распущенными, когда волосы словно льются на плечи, Нина Максимовна тоже была красива, как Бог. Это Ася где-то читала: «красив, как Бог». Мужской род — красив, женский — красива, все правильно…
«Алису в стране чудес» Ася знала почти наизусть. Пока Нина Максимовна читала какую-нибудь фразу, Ася слышала внутри себя уже дальше. Если она слышала правильно, чтоб — до слова, то улыбалась сама себе, а если неточно помнила, то огорчалась и опускала глаза. Лицо ее поэтому было в непрестанном — живом — волнении. И Нина Максимовна, о чем Ася, конечно, и не догадывалась, читая и постоянно стараясь держать в поле зрения все лица в классе до одного, все время как-то особенно остро видела перед собой это Асино живое лицо. И оно очень помогало Нине Максимовне читать.
Вдруг дверь немножко приоткрылась со скрипом. И сразу опять тихонько прихлопнулась…
Нина Максимовна переглянулась со своим классом, чтоб они пока не очень шумели, и вышла в коридор. Но быстро вернулась.
— Ася Жукова, ты можешь идти, — вдруг сказала Нина Максимовна. — За тобой пришел папа.
Папа не просто пришел. Он заехал за Асей на машине «Скорая ветеринарная помощь». Машина их ждала возле самой школы, и многие из параллельного третьего «Б», у которого было три урока, но они еще не успели уйти домой, видели, как Ася со своим папой запросто садилась в эту машину.
Дорогой папа все объяснил. Они едут в ветеринарную поликлинику, где работает главным врачом папина сестра тетя Вера. Ну, это Ася знает! Первый раз, что ли? Тетя Вера позвонила папе в театр. У нее все врачи болеют. Один вообще ушел в отпуск. Она по глупости сама отпустила. Тоже, нашел время! Тетя Вера — одна на приеме, а народу столько, что вот-вот кабинет проломят. Санитарку она уволила. Она все равно ничего не делала. Только мазала себе губы. Но без нее еще хуже! Даже стол некому протереть после больного животного. Тетя Вера голову потеряла. Если папа с Асей ее не выручат, то она пропала. Она бросит свою поликлинику и уйдет в Ветеринарный отдел подшивать бумажки. С нее хватит!
Но этого они с Асей никогда не допустят.
— Надо выручать, — сказала Ася.
Папа не зря три года в медицинском институте учился, пока ушел. Он все умеет. Уколы, банки, горчичники, рану собаке зашить — тоже может. Он фельдшером потом на «скорой» работал, было время. Кое-что еще помнит! У Аси тоже руки. Стол она вполне может протереть специальным раствором, чтоб зараза там сдохла. Подержать кота, пока его колют. Пациентов в журнал записать, как фамилия, где живет, на что жалуется. Это хозяин все скажет. Пациенты только визжат и лают. Ася не хуже папы знает. Нервы у нее крепкие. Уж во всяком случае в обморок Ася не грохнется, если, например, кровь…
— Вот еще! — засмеялась Ася. — Я тете Вере на операции помогала.
Папа помнит, это он — просто так, к примеру. Он и Богданова хотел взять. Нина Максимовна отпустила бы, папа спросил. Но Богданов, оказывается, не пришел в школу. Интересно, Ася его утром видела или нет?
— Нет, — сказала Ася. — Проспал наверно.
— Хорошо, если так, — вздохнул почему-то папа.
Надо вечером обязательно к Богдановым заглянуть, проведать, как они там, все ли у них в порядке…
Тут шофер отчаянно засигналил.
Толстый щенок сидел и чесался на самой дороге. И не думает уходить! Шофер снова гуднул. Из-за угла, как безумная, выбежала толстая женщина в лохматом пальто и бросилась прямо под машину. Но машина уже остановилась. А щенок все чесался. Это, выходит, была его хозяйка. Она схватила своего щенка, как безумная, толкнула машину и убежала.
Шофер хотел уже тронуться. Но тут прямо на машину из-за угла выскочили огромный боксер, мраморный дог, две кудлатые болонки, которые исходили визгливым лаем, московская сторожевая, фокстерьер, японский хин и кто-то еще. Истошно закричали хозяева дога, болонок, московской сторожевой, фокстерьера, хина и всяких других. Воробьи с перепугу прянули с тротуара в небо и, наверно, поубивались бы, попадись на их пути провода, потому что с перепугу они взлетели хвостами вперед. Такой вдруг переполох!
— Все, — объявил шофер. — Ближе не подъехать: убьют.
За углом была ветеринарная поликлиника. Честно говоря, почему-то это сразу чувствовалось.
К кабинету, в котором принимала тетя Вера, еще надо было пробиться сквозь коридор. В коридоре тесно стояли люди, собаки, кошки в корзинках и белый гусь в эмалированном тазу. Терпко пахло просыхающей в тепле шерстью, карболкой, щенячьим визгом и человеческим нетерпением.
Папа отважно ринулся во все это, таща Асю за руку.
— Куда? Без очереди? — заволновался коридор, напирая на папу со всех сторон. А белый гусь в эмалированном тазу внезапно ущипнул Асю за палец. Но небольно.
— Вы же видите, что мы без животных, — отбивался папа.
— Знаем, как без животных! — волновался коридор. — А у самого, небось, за пазухой!
— У меня за пазухой крокодил, — отбивался папа.
Но все-таки расстегнул свой плащ и показал, что никого нет.
— Ой, товарищи, это доктор, — вдруг догадался кто-то.
У папы был белый халат под плащом. Предусмотрительный все-таки! Но папа ведь знал, куда он идет. Он все же думал еще пожить на этом веселом свете, а не обязательно быть сейчас растерзанным на глазах у собственной дочери.
Как только прозвучал этот возглас, настроение вокруг папы и Аси мгновенно переменилось. Теперь на них со всех сторон смотрели умоляющие, заискивающие глаза. Хозяйка гуся обхватила свой таз и передвинула его подальше от Асиной ноги, чтобы он случайно не задел девочку. Так она объяснила папе, глядя на него снизу, из-за гусиной шеи. А шикарная молодая дама с маленьким мальчиком осторожно тронула папу за руку и сказала воркующим голосом, каким говорят сытые голуби на весенних теплых карнизах в ранний утренний час, когда их никто из людей не слышит:
