– Тейт Миллер, – сказала я в камеру.
– Что будете петь, мисс Миллер? – с улыбкой поинтересовался куратор шоу.
Твёрдо взглянула на него:
– Я не буду петь.
Фырканье со стороны судей. Я не поддалась искушению показать Шейну средний палец и даже голову в его сторону не повернула; смотрела на Вонга.
– Я буду играть, – повернулась к камере и объявила: – Metallica «Battery».
Дяденька с бородой резко вскинул на меня глаза – наконец-то удостоив мою персону вниманием. Со стороны FB полетели смешки; хохот Шейна звучал громче всех.
Мистер Вонг продолжал улыбаться:
– Очень интересно! Вы уверены?
– Это одна из самых сложных композиций у данной группы, – озадаченно изогнув бровь, сипловатым голосом произнёс бородатый дядечка.
– Знаю, – ответила я, перекидывая ремень через плечо.
– Вы настолько в себе уверены? – поинтересовался мистер Вонг.
Который раз за день мне задают этот вопрос?..
Решительно взглянула ему в глаза:
– Я могу начать?
– Очень интересно! – звонко протянул куратор шоу, потирая ладони. – Что ж, прошу, начинайте.
Повернулась к судьям, именно такие были указания насчёт второго этапа конкурса: я должна играть для них.
– Эй, принцесса, – криво улыбаясь, протянул Шейн, – если облажаешься, а ты облажаешься, я позабочусь, чтобы твоё выступление показали по телеку первым и с самого начала до конца.
– Вырежьте это! – скомандовал мистер Вонг операторам. – Шейн, ты не должен так говорить с участниками шоу.
– Она не участник, – фыркнул Шейн, заведя руки за голову, принимая расслабленную позу, – она – сталкер.
– Это тоже вырежьте, – устало добавил куратор, массируя указательным пальцем висок.
– В профайл посмотри, – раздался жёсткий голос Калеба, обращённый к Шейну, – она прошла первый тур.
– Прошла, – нехотя согласился тот и заинтригованно вздёрнул брови, – но вот каким способом…
И я заиграла!
Мне не было страшно. Я больше не нервничала. Сердце вернулось к нормальному ритму, потому что теперь… им управляла музыка… Она была везде. Во всём теле. Музыка рождалась в моей голове, текла по венам до самых кончиков пальцев и била по струнам, рождая волшебство. Игра на гитаре – моё волшебство.
Я растворялась в её звуках, покидала этот мир, сама становилась музыкой. Это была эйфория. Это незабываемо. Это бесподобно и ни с чем не сравнимо. Музыка – моя жизнь. Моя гитара – моя жизнь. И сейчас моя «крошка» со мной, а значит, во мне не осталось места для сомнений и неуверенности. Я играю так, как умею, – неидеально, но вкладывая всю душу.
Начав с лёгкого перебора, невесомо задевала кончиками пальцев новёхонькие струны, закрыв глаза, не думая ни о чём. Пока не пришло время показать мощь настоящего рока! Рока легендарной группы!
Барабаны застучали в голове! Бас-гитара творила невероятное! Это слышала лишь я, но меня слышали все. И я играла! Играла, как всегда выкладываясь на полную, независимо от того, где это происходило: на репетиции, на улице, на концерте, или здесь – на прослушивании.
Ритм звучал безупречно! В нём я была уверена на все сто! А когда началось соло, я открыла глаза и сосредоточила взгляд на грифе. Это была самая сложная часть и никогда и ни за что не скажу, что играю её безупречно. Играю так, как чувствую. Так, как могу и умею это делать.
Гитара завывала. Кончики пальцев наполнялись огнём. Приятным огнём. Это была сама лучшая боль на свете. Барабаны по-прежнему звучали в голове, и ритм-гитара, которая стала фоном для моего соло. Ладони становились влажными, капельки пота сбегали по вискам и спине, я чувствовала, как к ней прилипает футболка. Но это всё было неважно, только не теперь, когда я и музыка стали одним целым!
Я ни на кого не смотрела, только на гриф моего Гибсона. Соло-партия закончилась, и я вновь вернулась к быстрому ритму. К очень быстрому! К такому, что хотелось сорваться с места, запрыгать, как сумасшедшая, и затрясти головой, как это бывает в клубах на концертах. Я играла всё быстрее и быстрее, ударяя по струнам со всей мощью, со всем усердием… Гибсон горел и плавился в моих руках, барабаны разрывали голову изнутри – это была наша совместная партия. И вот последние аккорды… резкие, мощные, я вложила в них всю себя без остатка и, напоследок ударив по струнам, резко подняла гитару в воздух.
И наступила тишина. Везде. В помещении. В моей голове.
Камеры продолжали снимать то, как часто я дышу, высоко вздымая грудь. То, как капельки пота рисуют дорожки по всему лицу, то как дрожат руки, но не от волнения, а от адреналина… Смогут ли зрители это понять?..
Смогут ли судьи это понять?
Не знаю, сколько длилась пауза. Тяжёлое рваное дыхание – всё, что слышала я. И я всё ещё была там – в эйфории, и улыбалась самой широкой, удовлетворённой улыбкой на свете. Это был миг счастья. Я всегда счастлива, когда играю.
Кто-то откашлялся. Мистер Вонг поднялся на ноги, твёрдо кивая головой:
– Что ж, мисс Миллер, это было… впечатляюще, должен признать.
Бородатый дядечка выглядел задумчиво. Он почёсывал бороду и пожёвывал нижнюю губу, глядя на мои дрожащие от восторга руки.
Судьи. Конечно же, здесь ведь ещё и судьи имеются.
Тяжело дыша, повернула голову к ним, всё ещё не в силах побороть улыбку.
Глаза Калеба были самыми странными… На этот раз они блестели больше обычного, но в них не было уже знакомой мне теплоты, они казались… такими пристальными, внимательными, заворожёнными…
Однажды я была на концерте Three Days Grace – одной из моих любимых групп, и вот примерно таким же взглядом, порядка десяти минут не двигаясь с места, я глядела на их вокалиста, не в силах поверить, что наконец увидела Адама собственными глазами. Понятия не имею, почему вдруг это сравнение родилось в моей голове… Наверное, адреналин по мозгу слишком больно ударил.
Парень-азиат и длинноволосый блондин многозначительно переглядывались, кивая друг другу и делая пометки в блокнотах. Судья с иссиня-чёрным хаером волос выглядел сдержанно удивлённым, словно пытается держать марку мировой знаменитости, но так, чтобы не казаться законченным скрягой.
Итак. Шейн.
Ноль эмоций. Вообще никаких. Пустое лицо. Пустые глаза. Как у куклы. Искусственный человек, манекен. Даже презрение к надоедливому сталкеру куда-то пропало, словно я и не играла только что перед ним и для него. Для всех них. Словно и нет меня на этом месте. Словно я и есть – пустое место.
Я долго и с вызовом смотрела ему в глаза, в то время как трое из участников группы, а также мистер Вонг и бородатый дядечка переговаривались. А Шейн смотрел на меня. Точнее – сквозь меня, так, пожалуй, будет правильнее. И этот его взгляд лучше всяких слов говорил о том, что пора бы мне уже двигать к выходу, ловить такси и покупать на последние деньги билет на самолёт.
– Тейт, – позвал мистер Вонг, и я наконец заставила себя отказаться от игры в гляделки с Шейном, – я могу к тебе так обращаться?
– Да, конечно.
– Отлично, – мистер Вонг подровнял стопку бумаг на столе, сцепил пальцы в замок и внимательно поглядел мне в лицо, – сейчас вам нужно будет ответить на несколько вопросов, прежде чем судьи и мистер Ларсен – наш многоуважаемый музыкальный критик – примут совместное решение о вашей дальнейшей судьбе на шоу. То есть о том, проходите вы в следующий тур или нет.
Не уверена, что мне это поможет, но всё же приятно осознавать, что кроме как кучке самовлюблённых идолов, судить участников доверили ещё и кому-то со здравым смыслом и многолетним опытом.
– Хорошо, – кивнула я.
– Хорошо, – повторил мистер Вонг. – Итак, Тейт, где вы обучались мастерству игры на гитаре?
Дыхание наконец пришло в норму, эйфория отступила и началась, на мой взгляд, самая сложная часть.
Камеры продолжали съёмку.
Глубоко вздохнула, облизала губы и коротко пожала плечами:
– Дома.
– Дома? – удивился куратор, изогнув бровь.
Кто-то сбоку фыркнул, но на голос Шейна не похоже. Возможно, блондин, или кореец.
– Это запрещено? – без стеснений поинтересовалась я.
Мистер Вонг сделал пометку в блокноте:
– Нет, разумеется. Как давно вы играете на гитаре?
– На акустической – с пяти лет, на электро, в общей сложности, четыре года, но до тех пор, пока не приобрела свой инструмент, играть выходило не очень часто.
– И как давно вы приобрели свой инструмент?
– Год назад.
– Всего? – теперь обе брови куратора изогнулись домиком. – Значит целиком и полностью вы смогли посвятить себя игре на электрогитаре лишь год назад?
Мистер Ларсен, судя по выражению лица, не упускал из внимания ни единого слова. На судей смотреть не хотелось. Даже на Калеба с его этим странным выражением лица.
Что ж… ответим честно:
– Я не могла позволить себе раньше совершить такую покупку. Точнее могла, но… не хотелось приобретать инструмент сомнительного качества и с неважным звучанием.
