XXXIV
Теория вечного повторения
Когда я ставлю в известность о разрыве моих родителей (которые в разводе с 1972-го), они пытаются вправить мне мозги. «Ты уверен?», «Может, еще помиритесь?», «Подумай хорошенько…» Психоанализ имел большое влияние в шестидесятые годы; наверно, поэтому – не вижу другого объяснения – мои родители убеждены, что все случилось по их вине. Они переживают куда сильнее меня, так что об Алисе я даже не упоминаю. Одной катастрофы на сегодня достаточно. Я спокойно объясняю им, что любовь живет три года. Они протестуют, каждый на свой лад, но оба не слишком убедительно. Их любовь продлилась ненамного дольше. Я только диву даюсь, понимая, что в моей истории они узнают свою. С ума сойти: оказывается, мои родители всю жизнь надеялись, думали и в конце концов поверили, что я не такой, как они.
Мы живем на Земле, чтобы переживать те же события, что наши родители, в той же последовательности, – и точно так же они до нас совершали те же ошибки, что их родители, и так далее до бесконечности. Но это не самое страшное. Хуже другое – когда сам регулярно вляпываешься в одно и то же дерьмо. А это как раз мой случай.
Каждые три года я наступаю на те же грабли. Какое-то постоянное дежавю. Все в моей жизни повторяется. Я будто запрограммирован на повтор, как компакт-диск, когда нажмешь клавишу «Repeat». (Мне нравится сравнивать себя с механизмами, потому что механизмы легко починить.) Это не комизм повторяющейся ситуации, а вполне реальный кошмар: представьте себе высоченные русские горки с головокружительными петлями и отвесными спусками. Вы прокатились разок, и вам достаточно. Спускаетесь на землю, охая: «О-ля-ля! Три раза чуть не сблевал всю сахарную вату, чтоб еще когда-нибудь, да ни за что!» Так вот, мне, дураку, одного раза не хватило. У меня абонемент на Адскую Трассу. Аттракцион «Space Mountain» – мой дом родной.
Я наконец понял фразу Камю: «Надо представить Сизифа счастливым». Он хотел сказать, что мы всю жизнь делаем одни и те же глупости, но это, быть может, и есть счастье. Придется мне освоиться с этой мыслью. Полюбить мое несчастье, потому что оно щедро на рецидивы.
Вот вам сон. Я толкаю свой камень по бульвару Сен-Жермен. Останавливаюсь во втором ряду. Полицейский требует: «Проезжайте!» – и грозит оштрафовать меня за парковку камня в неположенном месте. Мне приходится сдвигать его, и вдруг он выскальзывает у меня из рук и катится вниз по улице Сен-Бенуа все быстрее и быстрее. Мне его уже не остановить: надо сказать, эта гранитная глыба весит как-никак шесть тонн. Выкатившись на угол улицы Жакоб, он врезается в маленькую спортивную машину. Капот, дверца и красавчик за рулем – всмятку. Мне нужно подписать протокол на пару с сексапильной и заплаканной молодой вдовой. Я покусываю ее плечико. В графе «номерной знак» пишу: «С.И.З. И.Ф.» (подержанная модель). И толкаю камень дальше, вверх по улице Бонапарта, выбиваясь из сил, сантиметр за сантиметром, пока не закатываю его на автостоянку Сен-Жермен-де-Пре. Завтра все начнется сызнова. А вы представляйте меня счастливым.
С тех пор как я решил покончить с ночной жизнью, каждый вечер куда-нибудь иду: надо же попрощаться. Шила в мешке не утаишь: все уже знают, что я один. Найти холостяка-всесексуала моих лет в Париже в 1995 году так же трудно, как бомжа в гштаадтском «Палас-отеле». Людям невдомек, что я умираю от горя: я всегда был худым, даже когда жил счастливо. Я шляюсь повсюду со своим отчаянием напоказ. Сегодня Алиса в очередной раз заявила мне, что не может больше лгать мужу и мы должны расстаться. Она обычно бросает меня в пятницу вечером, чтобы не мучиться совестью в выходные, а потом объявляется в понедельник после обеда. Так что я позвонил Жан-Жоржу и спросил, не принести ли вина к ужину или что-нибудь на десерт.
Я решил изменить Алисе с ее лучшей подругой. Жюли не пришлось долго упрашивать пойти со мной на этот ужин: я сказал ей, что мне очень плохо, а я давно заметил, что ни одна женщина не может устоять, когда ухажер ее лучшей подруги говорит, что ему очень плохо. Должно быть, это пробуждает в них чувство долга: самоотверженная сестра милосердия дремлет в каждой.
Жюли очень сексапильна, и в этом ее главная проблема. Она вечно сетует, что парни в нее не влюбляются. Действительно, прослеживается досадная тенденция: всем хочется перво-наперво завалить ее где попало, чтобы произвести пальпацию молочных желез, зачастую переходящую ниже. С ней особо не церемонятся, но это и ее вина: никакой закон не обязывает ее носить футболочки размера лет на восемь, заканчивающиеся повыше пупка, в который продето золотое колечко.
– Знаешь, если бы ты не давала сразу, они бы влюблялись. Мужчины – как рагу, их надо хорошенько потомить.
– То есть ты советуешь мне делать с мужчинами то же, что делает с тобой Алиса?
Не такая уж она дурочка, эта Жюли.
– Э-э… Вообще-то нет. Будь мила с парнями, их скорее пожалеть надо, это такие хрупкие создания.
Жан-Жорж все отлично устроил. У него умиротворенные души беседуют в добром согласии. Агрессивности нет места в его доме, хотя он всегда полон знаменитых артистов. Актеры, режиссеры, кутюрье, художники и даже артисты, пока не нашедшие себя. Я заметил: чем одареннее люди, тем они симпатичнее. Это правило без исключений. Мы с Жюли уселись на софу и принялись за канапе.
– Ты давно его знаешь, этого Жан-Жоржа? – спросила она.
– Всю жизнь. Не суди по первому впечатлению: сегодня он может ни разу со мной не заговорить, но это мой самый лучший друг, ну в общем, один из немногих представителей моего пола, чье общество я могу выносить. Мы как пара педиков, только что не спим вместе.
– Ну что, – нежно шелестит она, выпрямляясь, так что два тугих шара плоти оказываются прямо перед моим носом, – скажешь мне, что с тобой стряслось?
– Алиса меня бросила, жена тоже, и у меня умерла бабушка. Я не знал, что можно быть таким одиноким.
Я жалуюсь, а сам под шумок продвигаюсь по софе все ближе к ней. Кадрить на вечеринках несложно: главное – сокращать расстояние. Надо уметь завоевывать позиции, сантиметр за сантиметром, так, чтобы это не слишком бросалось в глаза. Если вы положили глаз на девушку, подойдите к ней (дистанция 2 метра). Если она все еще нравится вам на этом расстоянии, заговорите с ней (дистанция 1 метр). Если она улыбается вздору, который вы несете, пригласите ее потанцевать или предложите выпить (дистанция 50 сантиметров). После этого сядьте рядом (дистанция 30 сантиметров). Как только у нее заблестят глаза, аккуратно заправьте ее прядь волос за ушко (дистанция 15 сантиметров). Если она позволяет поправлять ей прическу, говорите, наклонившись еще ближе (дистанция 8 сантиметров). Если дыхание ее учащается, прижимайтесь губами к ее губам (дистанция 0 сантиметров). Вся эта стратегия, разумеется, преследует цель достичь отрицательной дистанции вследствие проникновения инородного тела внутрь данной особы (приблизительно на 12 сантиметров, если брать среднестатистическую величину по стране).
– Я сир, как камень, – продолжаю, стало быть, я, сокращая зазор, отделяющий меня от непоправимого. – Нет, я несчастнее камня, от камней ведь никто не уходит и камни не умирают.
– Угум-м, круто… Киснешь, ясно.
Я начинаю недоумевать, что находит Алиса в этой очаровательной идиотке. Наверно, мне выдали дезу. Не может это быть ее лучшей подругой. Тем не менее я продолжаю свой номер.
– В общем-то… Счастливых писателей не бывает… Я имею то, что заслужил.
– Да ну? Почему? Разве ты пишешь книжки? А я думала, ты устраиваешь праздники?
– Э-э… Да, верно, но я как-никак опубликовал там-сям, с грехом пополам, худо-бедно, несколько текстиков, – говорю я, глядя на свои ногти. – «Путешествие на край чего-то там», может, слышала?
– Э-э…
– Так это мое. Еще я написал «Невыносимую бесполезность бытия», а сейчас заканчиваю «Страдания молодого Марронье»…
– А когда твой следующий праздник? Пришлешь мне приглашение?
Есть девушки с такими коровьими глазами, что вы вдруг чувствуете себя пригородной электричкой. Но я должен сделать над собой усилие: если я с ней снюхаюсь, Алиса этого не переживет, держись, старик, надо.
– Знаешь, Жюли, в чем главное преимущество развода? Можно мыть руки, и мыло не остается на пальце…
– Да? А почему?
– Ну как же, из-за обручального кольца.
– А-а… понятно… С тобой обхохочешься.
– А у тебя сейчас кто-то есть?
– Нет. То есть да, несколько. Но никого всерьез.
– Как у меня.
– Нет, ты же влюблен в Алису.
– Ну да, ну да, но здесь все не так просто. Думаю, моя проблема в том, что влюбляться я влюбляюсь, а навсегда никак не получается.
В эту самую минуту я занимаю позицию на расстоянии миллиметра от ее «красиво очерченного» ротика. Кажется, в верхней губе есть немного коллагена. Я уже у цели, но тут она отворачивает лицо и подставляет мне щеку. Облом.
