Поэтому он проходит мимо очередной бычьей стайки, бессильно негодуя, берёт в ларьке четыре бутылки пива и направляется в общагу.
На пороге его приветствует комендант.
— Здра-а-сти…
— Здравствуйте, Нина Степановна.
— Давненько вас не было видно. Недельку, наверное?
— Наверное, Нина Степановна. Недельку.
Комендант зловеще улыбается. Не нужно быть большим психологом, чтобы понять — улыбочка эта не сулит ничего хорошего.
— Месяц прошел, — сообщает комендант, — я предупреждала вас об аптеке.
Об аптеке? Ах, да. Точно. Она предупреждала, что жилплощадь нужно как можно быстрее освободить, т. к. через месяц в будут делать аптеку.
В принципе, всё по-людски. Предупредили заранее. Тем более, что и жили они здесь на правах птичьих, в норе на первом этаже для проживания особенно непригодной. Живите пока, а там посмотрим…
Протекающая раковина, проваливающийся у порога пол, свисающие со стен обои. Слава Богу, имелась еще одна комната, её они отдраили, вперли туда письменный стол и две кровати. Комнату первую, входную, оборудовали кухонным столом и стульями, обои заклеили плакатами, на стену повесили часы с кукушкой и объявили ее гостевой. Само место пристанища было названо ставкой…
Майк открывает дверь, и в лицо его бьёт сквозняк поражения. Это уже не их дом, не их ставка. Пол гостевой завален песком. От души завален, по всему периметру. Пустота. Ни кухонного стола, ни стульев, ни раздолбанной раковины. Лишь обрывок газеты на стене (пол лица Влада Листьева) напоминал о славных днях ставки.
Майк прошел в спальную комнату. Теперь ее можно смело назвать складом. Заботливая комендант свалила сюда одежду, обувь, затащила кухонную мебель. Поставила на стол часы с кукушкой.
Майк присаживается на край кровати.
Всё?
Он сидит так минут сорок. Глядя в стену, думая обо всём и не о чём.
А потом отворяется дверь, и заходит Фил.
Он шествует по песку, как ни в чем не бывало. Опускается на кровать рядом с другом, берёт у него сигарету, срывает зажигалкой пробку с пивной бутылки.
— Ну? Что?
— Ничего. Она сказала, что ей не нужен мостик.
— Мостик?
— Мостик… Я ничего не понимаю, Майк… И не хочу уже понимать… Я послал её…
Майк треплет друга по плечу.
— Правильно.
Уж он прекрасно знает, что означает слово «мостик». Мерзкая, циничная баба.
Спустя две недели после их знакомства, когда она входила в ставку как себе домой, состоялся тот роковой визит.
— А где Фил? — спросила она.
Майк ответил, что Фил на пересдаче.
Сняв куртку, Юля выставила бутылку вина и после первого стакана призналась, что на самом-то деле (налей мне ещё, Майкуша, пожалуйста) понравился ей он, а не Фил. Просто держался в первые дни знакомства чрезвычайно высокомерно, и она решила закружиться с Филом, чтобы стать вхожим к нему, Майку.
Хмель слегка шибанул ему в голову. Всё произошло настолько быстро, что он не смог сделать то, что обязан был сделать — выставить эту засранку вон. Растленный, вдохновлённый чувством легкой добычи, позволил ей подойти к себе слишком близко. А она опустилась на колени и, лихо орудуя пальцами, расстегнула пуговицы на его джинсах.
…В который раз он проклинает себя за это. Порывается рассказать. И всё же сдерживает своё намерение. Ибо знает: Фил еще не повзрослел. За убийством сказки любовной будет убита главная сказка.
СКАЗКА? — внезапно Майк ловит себя на слове и ужасается. Как он мог назвать их дружбу сказкой?
Он гонит прочь от себя эту мысль, но не может успокоиться.
Он смотрит в глаза Филу и не видит в них ничего, кроме опустошения.
Проходит всего лишь мгновение, и он обнаруживает свои ладони на гитарном грифе. Еще одно, и гитара поднята над головой. Майк вскакивает с кровати и, оглушая пространство разбойничьим свистом, ударяет её об пол. Боевая подруга расстроено охает. Гриф, кротко треснув, прощается с корпусом, и тот добивается немедленно — Фил обрушивает на него настенные часы с кукушкой. Корпус превращается в воронку, ощериваясь трещинами…
Всё. Свершилось. Подруги больше нет.
…Пройдет ничтожное количество лет, и время также разобьет их молодость.
А из трещин вылезут Михаил Антонович и Филипп Витальевич и бодро зашагают по жизни. Каждый в свою сторону.
Мойка — орудие карманников в виде лезвия, забитого, как правило, в деревянные колодки.
