Простившись, Иванченко и Врублевский вышли на улицу.
— Стало быть, в подобных «мероприятиях» ты будешь участвовать впервые? — спросил Иванченко. — Не боишься?
— Меня по-разному называли, — сказал Врублевский, — но дураком и трусом еще никто не величал.
— Это зависит от того, насколько ты созрел для такой жизни. Насколько это дело твое. Та жизнь, которой мы живем, требует отдачи на все сто процентов, ее надо принимать целиком, без оговорок и задних мыслей. Уж если нырять, то с головой. Это не какая-нибудь «халтура», где можно деньжат подзаработать, этим жить надо. Если входишь в братство, то навсегда. Обратного хода уже не будет. Не придумано еще такой резинки, чтобы прошлое без следа стирала. Бывает, человек сгоряча решится, а потом не знает, как обратно вылезти. Мне подобных метаний не надо. Я отвечаю за своих пацанов, и мне не хочется, чтобы в моей группе было слабое звено.
— Березкин мне уже говорил об этом, — сказал Врублевский. — Да, Макс, у меня были проблемы, и проблемы большие, не буду этого скрывать. Но это решение не результат истеричного принципа: «Пропади оно все пропадом, пущусь-ка я во все тяжкие». Там была другая жизнь, понимаешь? И все мои беды и проблемы остались в той жизни. Но жить как-то надо. Пусть с нуля, с чистого листа, но надо. И надо делать выбор. Я готов поставить все на этот номер — почему бы и нет? Это как в рулетке: или все, или ничего. Я максималист.
— Игрок, значит, — понимающе кивнул Иванченко. — Что ж… Только учти, что, в случае проигрыша ты теряешь не деньги, а свободу. У нас два пути: один — к полному исполнению желаний, а другой — в полное дерьмо. И среднего не дано. Отыграться здесь не дают. Почему-то большинство надеется на «сладкую жизнь» и совсем не думает о тюрьме. А ведь это случается куда чаще. Счастливый билет выпадает один из ста, а то и из тысячи. Только у нас вместо разочарующего: «Без выигрыша», значится: «Без свободы». Понимаешь: один — «на бабках», а сотня — в тюрьме, с мизерными шансами на вторую попытку. Готов ты к такой рулетке?
— У меня усложненный вариант, — невесело усмехнулся Врублевский. — В моей рулетке нет понятия «тюрьма». Ее заменяет пистолетный патрон. Человек имеет огромную свободу выбора: от жизни, до смерти. Тюрьма — это та же смерть, только медленная… Нет, Макс, в клетку я не пойду. Я волю люблю. Без нее я зачахну.
— Хм-м… Ладно, проехали. Что-то нас не туда занесло. О таких вещах перед делом говорить — дурная примета. Я просто хотел узнать: ты полностью уверен в том, что делаешь?
— Я вообще делаю только то, в чем полностью уверен, — сказал Врублевский. — Но если уж делаю… «Лечить так лечить, гулять так гулять, стрелять так стрелять».
— Тогда споемся, — одобрил Иванченко. — Будем надеяться, что сегодня нам «стрелять, так стрелять» не придется. Садись в машину.
Он указал на припаркованную к тротуару темно-синюю «вольво-850».
— Кучеряво живешь, — покачал головой Врублевский, устраиваясь на переднем сиденье, рядом с местом водителя.
— А это уже от тебя зависит: через какой срок ты за рулем такой красавицы окажешься, — похлопал по рулю Иванченко. — Сейчас мы поедем на хату, где обычно собираемся с ребятами, и я вас познакомлю. Отличные парни. Все спортсмены, в делах проверены не раз? и-не-два. С такой командой можно работать…
Небольшая двухкомнатная квартира в сером доме — «хрущевке» несколько обескуражила Врублевского. Разумеется, он не ожидал увидеть здесь притон в лучших традициях «Черной кошки», как не ожидал встретить и типичную для Чикаго тридцатых годов картину с заседающими вокруг заваленного оружием стола молодчиками зловещего вида. Его поразила неожиданная обыденность обстановки. Мест0, 0ткуда должны выходить на дело бандиты, по его представлениям должно было выглядеть все же несколько иначе. А это была самая заурядная квартира среднего достатка, чистая, светлая. Не наблюдалось ни запаха табачного дыма, ни пустых бутылок из-под пива, наличие которых просто требовала возмущенная фантазия. На диване сидел широкоплечий русоволосый парень с ровным, непривычным для этого времени года загаром на приятном, не лишенном интеллигентности лице и увлеченно читал «Агасфера» Эжена Сю. Врублевский невольно покосился на книжную полку: Моруа, Клавелл, Митчелл, Гюго, Бальзак, Мольер — и ни одного современного детектива! Правда, особицей выделялись Уголовный кодекс и комментарии к нему, а так же несколько тонких брошюр, видимо, разъясняющих некоторые тонкости юридических переплетений.
— Знакомьтесь, — представил Врублевского Иванченко. — Это — Игорь Прохоров, а это — наш «пятый мушкетер» Володя Врублевский… Где Евдокимов?
— На кухне, обед готовит, — сообщил Прохоров, пожимая руку Врублевскому.
— Здесь я, — отозвался входящий в комнату крепыш с характерным «боксерским» носом. — Борюсь с рагу. Но, кажется, оно сильнее… Во всяком случае, оно меня доконало. Эдик, — представился он. — Руки не подаю, они у меня по локоть в крови… Страшно?
— Жуть, — улыбнулся Врублевский. — По крайней мере, хоть что-то напоминает «малину» двадцатых.
— Ну, а где наш Портос? — огляделся Иванченко. — Где Пашка?
— Где он может быть? В спортзале, — отозвался Прохоров, подтаскивая к себе стоящий на столе телефон. — Как я понимаю — вызывать?
— Правильно понимаешь. Пусть срочно мчится сюда. Есть дело. Нужно успеть сегодня заскочить в пару мест, навестить «барыг», — Иванченко с сомнением посмотрел на часы. — Блин, а я сегодня с Наташкой договорился встретиться в десять. Явно не успею. Она меня у кабака ждать будет, а я даже не могу позвонить и отменить встречу — в последнее время ее «рогалик» что-то подозревать начал, сам к телефону подбежать норовит…
«Так вот как все это выглядит, — подумал Врублевский. — Обыденно, банально… Я-то представлял себе какое-то азартное предвкушение, волнение, сладость риска, а они как в магазин за покупками собираются. Интересно, что это: привычка, или позерство? Нет, похоже, что они искренни в своем спокойствии. Зря я намеревался идти в атаку и ложиться грудью на дзот… Ладно, будем принимать условия игры».
— Эдик! — крикнул Иванченко звеневшему на кухне кастрюлями Евдокимову. — Прихвати с собой «барсетку» видом пострашнее. Будем одного «строителя капитализма» потрошить. В долги залез, а отдавать не хочет, придется припугнуть.
— Может, помповое ружье взять? — предложил Евдокимов, вновь появляясь в комнате.
— «Томпсон» возьми, или «оленебой», — усмехнулся Иванченко. — Хватит с него и кольта, не на разборки едем… Ну что, готовы?
Под окном, во дворе, мяукнул клаксон автомобиля.
— Пашка приехал, — выглянул в окно Евдокимов. — Присядем на дорожку?
Они расселись на стулья и несколько секунд молчали, затем Иванченко хлопнул себя ладонью по колену:
— Ну все, хлопцы, пора. Вперед, к великим свершениям и закромам рокфеллеров местного разлива…
Внизу, у подъезда их ждал развалившийся за рулем «БМВ» розовощекий, мускулистый богатырь лет двадцати пяти, в красно-синем спортивном костюме.
— Ну, и к чему такая спешка? — недовольно прогудел он густым басом, — «Барыги» вполне могли подождать, пока я закончу подходы. Я зол, как стадо быков на корриде — весь комплекс пошел коту под хвост!
— Сейчас у тебя будет возможность «побыковать», — пообещал Иванченко. — Нужно навестить двух зарвавшихся деляг. Вот им свои претензии и выскажешь. Знакомься — это Володя. Бывший спецназовец, будет работать с нами. А это — Павел Кочкин, наша «грубая рабочая сила».
— Железо любишь? — деловито осведомился Кочкин. — Как насчет «штангу подергать»?
— Можно, — усмехнулся Врублевский. — Можно и подергать.
— Завтра пойдем в зал, — решил Кочкин, — мне напарник нужен. Я тебе систему подберу, будешь «банки» наращивать. Гарантирую, что за три года сделаю из тебя самого мощного качка в этом городишке. Разумеется, после меня…
— Не поддавайся, — посоветовал Иванченко, усаживаясь за руль своей машины. — Он тебя уморит. На втором месяце скончаешься, придавленный какой-нибудь гантелью. Иди лучше к Эдику в секцию. Там хоть и ломают носы, зато толку куда больше, чем от тупого качания… Ладно, базары после. Прыгайте по машинам, время не ждет. Володя, Эдик, садитесь ко мне. Игорь, ты — к Пашке.
Дождавшись, пока команда рассядется по машинам, махнул рукой:
— На Советскую.
Отыскав указанный в данном Березкиным адресе дом, Иванченко остановил машину возле парадной и повернулся к Евдокимову:
— Квартира семнадцать. Проверь. Березкин говорил, что он живет один.
Эдик кивнул и скрылся в подъезде. Иванченко подмигнул Врублевскому:
— Мандраж не бьет?
— Бьет, — признался Врублевский. — Несильно, но бьет.
— Так и должно быть, — успокаивающе похлопал его по плечу Макс. — Когда меня первый раз «в обкатку» повезли, я чуть со страху в штаны не наложил. Чуть шею не свернул, ментов за каждым углом высматривая. К таким «визитам» быстро привыкаешь, два-три «наезда» — и будешь заходить к «барыгам» как совдеповский инженер в свою контору. А вот «стрелки» у нас бывают такие, что я сам до сих пор привыкнуть не могу. Вроде, не робкого десятка, а нет-нет, но «чайная ложечка» в штанах набегает… Ну, что там? — спросил он вернувшегося в машину Евдокимова.
