Один из мальчишек бросил на воду тростниковый плот, потом сам прыгнул за борт и забрался на плот. Через несколько секунд птица вынырнула, с трудом удерживая в клюве большую рыбину. Вспрыгнув на плот, она попыталась проглотить рыбу, но, естественно, с кольцом на шее не могла этого сделать. Мальчишка на плоту одним движением выхватил рыбу из клюва и бросил брату, оставшемуся на борту. Я захлопала в ладоши, а птица снова нырнула в воду.
Целый час, пока Ама и все остальные спали, я, точно голодный кот, подкарауливающий добычу, наблюдала, как рыба за рыбой появлялись в птичьем клюве для того лишь, чтобы перекочевать в деревянное ведро на палубе. Потом мальчишка на плоту крикнул другому: «Хватит!» — а тот что-то прокричал еще кому-то, находившемуся высоко наверху, в той части лодки, которой мне не было видно. Лодка пришла в движение, и тут же снова послышалось громкое звяканье и шипение. Стоявший рядом со мной мальчишка прыгнул в воду. Теперь оба, скорчившись, уселись посередине плота, будто две птицы на ветке. Я помахала им рукой, позавидовав их беспечной жизни. Вскоре они были уже далеко от нас — крохотное желтое пятнышко, пляшущее на воде.
Казалось бы, мне вполне могло хватить одного этого приключения. Но я осталась на корме, будто ожидая продолжения чудесного сна. И конечно же, долго ждать не пришлось: едва я обернулась, как увидела сидящую на корточках перед ведром с рыбой угрюмую женщину. Она взяла тонкий Острый нож и стала вспарывать рыбам брюхо, вытаскивая оттуда красные скользкие внутренности и швыряя их через плечо в озеро. Я видела, как она соскабливала рыбью чешую, которая разлеталась в разные стороны, как осколки стекла. Еще там были две курицы, кудахтавшие до тех пор, пока им не отрубили головы. И большая зубастая черепаха, которая только протянула шею, чтобы укусить палку, как — вуук! — и ее голова отлетела в сторону. И темное скопище тонких пресноводных угрей, кишевших в тазу. Потом женщина молча собрала все это и унесла на кухню. И больше не на что было смотреть.
Только тогда — и слишком поздно! — я догадалась посмотреть на свой новый костюм: пятна крови, приставшая рыбья чешуя, перья и грязь. Тут мне в голову пришла идея, мягко говоря, странная! Заслышав с носовой стороны лодки голоса просыпающихся родственников, в панике, я быстро окунула руки в чашку с черепашьей кровью и вымазала ею свои рукава и перед штанов и жакета. Я совершенно искренне полагала, что смогу замаскировать все пятна, перекрасив костюм в темно-красный цвет, и, если потом буду примерно вести себя, никто и не заметит этой перемены.
В таком виде Ама и нашла меня: залитое кровью привидение. У меня в ушах до сих пор звучит вопль, который она испустила, в ужасе бросившись ко мне, чтобы определить, каких частей тела у меня не хватает и где находятся кровоточащие раны. Но, осмотрев мои уши и нос, пересчитав пальцы на руках и ничего не обнаружив, Ама стала называть меня такими словами, которых я никогда не слыхала. Судя по тому, как она выплевывала и швыряла их в меня, слова эти были очень плохие. Приговаривая: «Ах ты такая-сякая!» — она сорвала с меня жакет и стянула штаны. Ее голос дрожал не столько от злости, сколько от страха и угрызений совести. «Сейчас придет твоя мама и с удовольствием вытрет об тебя ноги, — сказала Ама в отчаянии. — Она отправит нас обеих в Куньмин». И тут я не на шутку перепугалась, так как слыхала, что Куньмин находится страшно далеко и туда никто никогда не ездит и что это совершенно дикое место, окруженное каменным лесом, в котором хозяйничают обезьяны. Ама оставила меня на корме, залитую слезами, в одном только хлопчатобумажном белом белье и тигровых туфельках.
Я и вправду ждала, что мама вот-вот появится. Я пыталась себе представить, как она посмотрит на мой испорченный костюм, на цветочки, в которые было вложено столько ее труда. Мне казалось, она придет на корму и, по своему обыкновению, мягко пожурит меня. Но мама не приходила. В какой-то момент я услышала шаги, но увидела только лица сестер, прижатые к окошку в двери. Они смотрели на меня во все глаза и тыкали пальцами, а потом засмеялись и убежали.
Вода из темно-золотистой сделалась красной, потом пурпурной и наконец совсем черной. Небо потемнело, и по всему озеру засветились красные фонарики. Мне было слышно, как кто-то смеялся и разговаривал, какие-то голоса долетали с носа нашей лодки, какие-то — с соседних лодок. Потом я услышала, как распахнулась и захлопнулась деревянная дверь кухни, и воздух наполнился восхитительными ароматами. Из павильона доносились голоса, восклицавшие с притворным недоумением: «Ах, не может быть! Взгляните сюда! А сюда!» Мне очень хотелось туда, к ним.
Бродя по корме, я прислушивалась к шуму застолья. Хотя уже наступила ночь, было очень светло. Я видела свое отражение в воде: ноги, руки, скользящие по перилам, лицо. И вдруг поняла, почему было так светло. В темной воде у меня над головой плыла полная луна, настолько большая и теплая, что ее можно было принять за солнце. Я обернулась, чтобы разыскать Госпожу Луну и сказать ей свое заветное желание. Но в этот самый момент все остальные тоже, должно быть, ее увидели. Потому что раздались взрывы хлопушек, и я свалилась в воду, даже не услыхав всплеска.
Меня настолько удивила приятная прохлада воды, что в первую секунду я даже не испугалась. Мое тело было невесомым, словно во сне. И мне казалось, что Ама немедленно придет и вытащит меня. Но вскоре я начала захлебываться и поняла, что она не придет. Я заболтала руками и ногами под водой. Вода резала мне глаза, попадала в нос и горло, отчего я бултыхалась еще сильнее. «Ама!» Я попыталась крикнуть, ужасно рассердившись на нее за то, что она меня бросила и заставляет ждать и страдать понапрасну. А потом что-то темное надвинулось на меня, и я догадалась, что это одно из Пяти Зол — плывущая змея.
Она обвилась вокруг меня, сжала мое тело, как губку, и выкинула на воздух — я угодила в веревочный невод, кишмя кишащий рыбами. Вода хлынула у меня из горла, я раскашлялась и завыла.
Повернув голову, я увидела четыре тени и позади них луну. В лодку забиралась какая-то фигура, с которой ручьями лилась вода.
— А не маловата ли будет? Может, выбросить ее обратно? Или за нее можно что-нибудь получить? — переведя дух, произнес мокрый человек. Остальные рассмеялись. Я притихла. Я поняла, что это за люди. Когда мы с Амой встречали таких людей на улице, она всегда закрывала ладонями мои глаза и уши.
— Прекратите, — отругала их женщина в лодке, — вы ее напугали. Она думает, что мы разбойники и собираемся продать ее в рабство. — И добавила мягко: — Откуда ты, маленькая сестричка?
Мокрый человек наклонился и посмотрел на меня.
— О, да это девочка, а вовсе не рыба!
— Вовсе не рыба! Совсем не рыба! — захихикали остальные. Я задрожала, слишком напуганная, чтобы плакать. В воздухе стоял запах опасности, едкий запах пороха и рыбы.
— Не обращай на них внимания, — сказала женщина. — Ты, наверное, с другой рыбачьей лодки? С какой? Не бойся. Покажи.
Я оглядела гребные и педальные лодки, парусные и рыбачьи, похожие на ту, куда я попала, — с длинным носом и маленьким домиком посередине. С бьющимся сердцем я всматривалась изо всех сил.
— Оттуда! — сказала я и показала на увешанный фонариками плавучий павильон со смеющимися людьми. — Оттуда! Оттуда! — И я заплакала, отчаявшись увидеть свою семью, где меня пожалеют и приласкают. Наша лодка быстро заскользила по направлению к вкусным запахам.
— Эй! — крикнула женщина наверх. — Не вы ли потеряли маленькую девочку, девочку, которая свалилась в воду?
С павильона раздались крики, и я напрягла зрение, чтобы увидеть лица Амы, папы и мамы. Люди столпились на борту, перегнувшись через перила, показывая на нашу лодку и заглядывая в нее. Все незнакомые: смеющиеся красные лица, громкие голоса. Где Ама? Почему нет моей мамы? Маленькая девочка протолкнулась между ногами взрослых.
— Это не я! — закричала она. — Я здесь. Я не падала в воду. — Люди на борту разразились хохотом и отвернулись от нас.
Наша лодка заскользила прочь, и женщина сказала мне: «Маленькая сестричка, ты ошиблась». Я ничего не ответила и снова задрожала. Никто меня не хватился. Я посмотрела на озеро, на сотни танцующих огоньков. Повсюду взрывались хлопушки и слышался веселый смех. Чем дальше мы уплывали, тем больше становился мир. И тут я почувствовала, что потерялась навсегда.
Женщина продолжала меня рассматривать. Моя коса расплелась, белье испачкалось и промокло, ноги были босые, потому что туфельки утонули.
— Что будем делать? — спокойно спросил один из мужчин. — Никто ее не разыскивает.
— Наверное, она нищенка, — сказал другой. — Взгляните на ее одежду. Она из тех детей, которые плавают по озеру на хлипких плотиках и побираются.
Я ужаснулась. Возможно, они были правы. Потеряв своих родных, я превратилась в нищенку.
— Ах! Где ваши глаза? — возразила женщина. — Посмотрите, какая белая у нее кожа. И какие нежные пятки.
