— Это и предстоит выяснить, — испытывая неприязнь, процедил Куртеев. — Это есть цель нашего с вами мероприятия. А сейчас стоит побыстрее разыскать средства ее достижения. Ваша старческая любознательность заходит не с того конца, профессор.
— Меня устроит, если вы будете звать меня Игорем Оттовичем.
Они вошли в фойе «Регион-билдинг», когда там уже была суета.
— Не вижу ментов, — буркнул Куртеев, обращаясь скорее к самому себе, чем к Бергу.
— Вон один из них, у лестницы стоит.
Тихон не знал в лицо всех сотрудников «Региона», и тем удивительнее ему было слышать такие речи от старика, который здесь если и бывал, то пару раз, не больше.
— Почему вы решили, что он из ГУВД?
— Я не сказал, что он из ГУВД. Я сказал, что это с-сотрудник милиции. Оперативный работник, скорее всего. Посмотри на его обувь.
Тихон посмотрел, но ничего примечательного не увидел. Обувь как обувь.
Суета по большей части происходила из-за перемещений служащих, но ни одного человека в форме или в штатском, но с явными признаками, указывающими на принадлежность к оперативникам, он не заметил. Заметил Берг. Человека, расписывающегося за получение заработной платы в денежной ведомости органов внутренних дел, по мнению профессора социологии, распознать в толпе не так сложно. Их отличают две, присущие только им, приметы. Так уж сложилось, что сотрудники милиции, та часть их, что занимается в Москве сыском, имеет неухоженную обувь. Если взять за труд приглядеться к одетому в строгий костюм оперативному уполномоченному, то никаких особых примет найти не удастся. Однако ни один менеджер, особенно менеджер крупной компании, не позволит себе пренебрежительно относиться к обуви. Обувь менеджера всегда чиста, поскольку он редко выходит на улицу, а когда все-таки выходит, то по прибытии непременно приводит ее в порядок. Сыщик подавляющее количество часов рабочего времени пребывает на улице и в свой офис ходит только на совещания и для доклада. И потому, что это понимают все, кто находится в его офисе, неухоженная обувь не является показателем его несовершенства. Но говорить об этом Куртееву Берг посчитал излишним. Сердце его вот уже два часа взволнованно стучало, и от одной мысли, что Вику он может больше не увидеть, у профессора холодели руки. Чувствуя, что все зависит только от него и полагаться на милицию, а тем более на Куртеева, нелепо, он заставил себя успокоиться, сосредоточиться и постараться здраво мыслить…
Быстро поднявшись по лестнице, они миновали большой просторный холл, двери из которого вели в противоположные стороны. Потом свернули налево. Тихон вел профессора к президенту Лукашову. Старик, видимо, хорошо ориентировался в лабиринтах здания, и в тот момент, когда конфликтолог только собирался сворачивать, Берг уже был к этому готов. В этом не было ничего удивительного. Берг бывал здесь дважды, и ему хватило этих двух посещений, чтобы навсегда запомнить расположение кабинетов. В отличие от него Тихон до сих пор путался в коридорах высокого здания.
Войдя в приемную, Тихон кивнул секретарше, и та, с удивлением осмотрев блестящую голову профессора, показала Тихону на дверь. Заметив этот короткий обмен знаками, Берг догадался, что его появление в офисе не будет сюрпризом. В принципе о том же говорил Куртеев еще у него дома, но верить Куртееву на все сто процентов старик не собирался.
Кабинет Лукашова оказался огромным помещением, у дальней стены которого стоял стол. К столу вела дорожка длиною метров пятнадцать. Берг к тому моменту, когда услышал «Здравствуйте, Игорь Оттович», успел подумать о том, что над столом, во всю высоту стены, явно не хватает портрета Лукашова или, на худой конец, Александра II. По периметру президентского кабинета стояли горшки, из которых торчали ухоженными листьями монстеры и олеандры. Кажется, президент «Регион-билдинг» ненавидел кошек. Ни один из тех, кто держит дома кошку, не отдаст предпочтение ни этим, ни другим видам молочаев. Оба раза Берг, приезжая в «Регион», разговаривал с Лукашовым вне стен этого кабинета, и теперь он, поглядывая по сторонам и разглядывая смертельную для кошачьих флору, делал первые выводы. Он отметил и тягу одного из самых успешных строителей Москвы к живописи: репродукции известных картин, стоящие недешево, украшали стены и навязывали всякому входящему чувство необходимости тишины и непоследовательность в этой тяге. Пейзажи соседствовали с работами модернистов, а портреты завершали этот нелогичный цикл художественных пристрастий. Лукашов не любил картины, он не понимал в живописи. Он картины собирал.
Начал Лукашов приблизительно с того же, с чего пару часов назад начал Куртеев.
Изобразив на лице тревожное и недоуменное выражение, он выпалил:
— Мы ничего не понимаем, Игорь Оттович. Это просто напасть какая-то. Раньше она так никогда не поступала, оттого и тревога. У меня десятки бестолковых менеджеров пропадают сутками, и я даже бровью не веду. Ничего не поделаешь, держать всех под контролем невозможно. Но Вика… Вика — она человек слова и дела. Она…
— Я знаю Вику, — спокойно подтвердил Берг. — Вы с милицией уже разговаривали?
— Приезжал один, задал пару вопросов, попросил разрешения поговорить с людьми на выбор и ушел. Ну, чего вы хотите от них…
— Мы с профессором его видели, — вмешался Куртеев, раздраженный тем, что его словно не замечают в этом кабинете. — Стоит и что-то пишет.
— Наверное, рапорт о проделанной работе, — совсем уж без нужды поддержал Лукашов, и Берг невольно бросил в его сторону внимательный взгляд.
В приемной раздавались звонки, Майя с кем-то разговаривала, кому-то говорила: «В семь перезвоните», «В шесть», «Понимаю, через часок наберите, я попробую вас соединить».
— Игорь Оттович, я рад, что поиском Вики займутся близкие ей люди. Я верю в Тихона, я слежу за ним уже год, и сам факт того, что вместе с ним будете вы…
Лукашов не стал договаривать. Он был из тех офисных топ-менеджеров, которые разворачивали длинные сложные фразы и не заканчивали их. Складывалось впечатление, что он недоговаривает потому, что верит в разум подчиненных, думающих с ним в одном направлении, но даже непросветленный мозг замечал, что если вопросительным кивком заставить его договорить до конца, то он не в состоянии будет это сделать. Это для него труд непосильный. Уже через пять минут общения с Лукашовым Берг имел четкое представление о его интеллектуальных особенностях.
— Я предлагаю следующее, — продолжал Лукашов. — В последнее время я редко общался с Викой, и вообще, в последнее время я… («забил на труд», — подумал Куртеев, которому было известно, что Лукашов последние полгода летал в Африку, Азию и Европу, но не для решения вопросов бизнеса, а на курорты) занят скорее не внутренними, а внешними проблемами компании. Я вызвал Антона Потылицына, это вице-президент «Региона», мой подчиненный… («последние два слова были явно лишними», — тотчас отметил Берг), он напрямую общался и с Викой, и с теми, с кем она, как заместитель финдиректора, работала.
Берг качнул головой и напоследок окинул взглядом все стены кабинета.
— П-последний вопрос, — развернулся он на пороге, уже почти шагнув за дверь вслед за Тихоном. — Э-э… Совершенно ли вы уверены в том, что Вика вам сегодня не звонила?
Лукашов старательно подумал, вместо того чтобы искренне обидеться, и помотал головой. По приемной разнесся запах терпкого одеколона — что-то табачное с добавлением орлиного дерева.
— Что — нет? — уточнил Берг, который по неизвестным пока Куртееву причинам вдруг стал превращаться из положительного человека в профессора Берга. — Нет — не звонила или нет — не уверены?
— Она мне не звонила, профессор, это точно. Весь день я общался с партнерами вне офиса, но оставался на связи. Мне многие звонили, но не Вика.
Берг помолчал мгновение, а потом спросил:
— Георгий Георгиевич, а как часто Вика звонила вам в остальные дни? Скажем, сколько раз в день она звонила вам в остальные дни?
— Уф-ф!.. — искренне удивился Лукашов и выпучил глаза, и Тихон поддержал его реакцию. Старик от стресса, казалось Куртееву, дуркует. — Нужно Майю спросить. Майя, сколько раз на дню мне звонила обычно Вика?
— Два-три раза, — отчеканила девушка.
— Всего доброго, — сказал профессор Лукашову и с улыбкой пожал ему руку.
Тотчас забыв о президенте «Региона», Берг пожевал губами и, не замечая секретаршу, повернулся в сторону Потылицына. Последний ждал, когда закончится беседа.
— Я в вашем распоряжении, — тотчас сообщил он, поняв, что дождался. — Пройдемте ко мне?
Пройти к нему означало для Тихона и Берга отойти от двери Лукашова, тремя шагами пересечь приемную и войти в кабинет вице-президента.
Берг и тут стал сверкать головой, как вспышкой, — он смотрел по сторонам, задерживая взгляд на мгновение, чтобы оглядеться и привыкнуть. Лучи заходящего солнца отражались от его темени, затылка и лба, бросая в лицо Тихона ослепительные блики.
