— Хорошо сегодня стрельба идёт! — чуть повернувшись ко мне, похвастался он. — Густо кладу.
— А у меня что-то неважно, — отозвался я. — Может, оружие не пристрелянное дали. Или вообще бракованное.
— Нет, здесь за оружием хорошо следят. Видимо, вы сами такой. Мазила.
Это он типа шутил. Типа прикалывался. Ну ладно, я же в состоянии шутку отличить.
— Очень может быть, — ответил.
Мы помолчали. Народу в клубе было сегодня немного — будний день всё-таки, да к тому же почти утро. В двух коридорах ещё стреляли, три человека кроме нас усасывали напитки за столами. Негромко звучала музыка — этакий приятный буржуазный изилисенинг. Внимания на нас никто не обращал.
— Ну что там у тебя? — спросил наконец мой сосед. — Не дай бог, ерунда какая-нибудь.
— Я за помощью к тебе хочу обратиться, — начал я.
— Финансовой?
— Ну, типа того. Хотя не совсем. Вещь одну у тебя хотел попросить.
— Какую?
— Солярий мне нужен. Та гробина, в которую люди ложатся позагорать.
— Ни хера себе! — присвистнул он. — Так сходи в солярий и позагорай. Ты меня из-за этого искал?
— Мне эта дура для другого дела понадобилась. Для научного эксперимента.
Мой собеседник недовольно отхлебнул пиво из бокала.
— Ну а я-то здесь при чём?
— Ну, у тебя же вроде как салон красоты есть. В котором солярии имеются.
— Салон не у меня, а у моего дяди. Я там просто работаю.
— Для меня это одно и то же. Я думаю, от одного солярия ваш салон не убудет.
Щекастый малый взглянул на меня так презрительно и недовольно, что не знай я этого человека, то сразу бы засмущался и убежал домой маме жаловаться.
— И что же ты хочешь — чтобы я открутил солярий из салона и отдал его тебе?
— Точно!
— Ты под кайфом что ли?
— Я не ширяюсь.
— Ты знаешь, сколько один такой солярий стоит? Триста тысяч!
— Ну и что?
— А кто их нам вернёт? Ты что ли, гопническая душа?!
Я начинал на него обижаться.
— Чего-то ты прямо как последний буржуй рассуждаешь! Ты послушай, в чём тут дело. Я просто не рассказал ничего, вот ты и не понял. В общем, один мой друг занимается поисками пространственного коридора в параллельную реальность. В Советский Союз. Он уже у цели, опыты показывают, что пространство постепенно раздвигается. Но ему нужен вот этот долбанный солярий, чтобы превратить его в машину для перемещений. Представь, какие после этого для нас откроются перспективы! Войдём в контакт с правительством СССР, начнём переправлять сюда оружие, взрывчатку, фальшивые денежные знаки, опытных инструкторов. Короче, за полгода подорвём всю экономику сраной Рашки, совершим переворот и установим коммунистическую диктатуру. Нам по любому без помощи Союза не справиться. Тут нужны полномасштабные войсковые операции, организация дела совсем на другом уровне, не так топорно, как у нас. Представь: прорвёмся в Союз — и здесь наконец-то Союз построим!
Собеседник смотрел на меня теперь уже насмешливо. Как на форменного дурака.
— Давно такой наивной хрени не слышал.
— Да почему наивной-то?
— Потому. Хрень всё это. Мы только на себя можем рассчитывать. Никаких суперменов из СССР для нас не существует. Никто нам не поможет, кроме нас самих.
— Да почему, ёпэрэсэтэ?! — недоумевал я. — Если существует официальный канал переправки людей в Союз, то можно построить и неофициальный. Всё абсолютно реально! Политбюро должно быть заинтересовано в этом.
— Да ни хрена ты ничего не знаешь про Политбюро. В чём оно заинтересовано, а в чём нет. Ответ отрицательный. Ты, может, и не просёк этот момент сразу, но у нас в Комитете не одобряют эти эскапистские настроения. Они только удаляют нас от цели.
— Да не в Комитете тут дело! — негодовал я, и почти уже в голос. — Это ты зажрался, нэпман! Оброс, блин, соляриями и стрелковыми клубами, сыт, доволен, ничего менять не хочешь. Автоматы по кругу передаём, как сироты какие, на бой выйти не с чем, а ты жиреть собрался, сука!
Человек встал и направился к выходу.
— Брынза! — крикнул я ему в спину, нарушая все писанные и неписанные законы.
В раздражении он обернулся. Тут же поспешил вернуться за свой только что покинутый стул, чтобы окружающие не обращали на нас внимание.
— Я для тебя двоих парней завалил, — выцеживал я сквозь зубы ярость. — Даже не спрашивал, зачем это нужно. Надо — значит, надо. Революционная необходимость. А они нормальные парни были. В ночной клуб приходили — со мной за руку здоровались. Анекдоты рассказывали. Но раз ты попросил, у меня никаких сомнений не было. И жалости никакой. А сейчас ты мне в такой ерунде отказываешь!
— У меня нет денег на твои забавы, — ответил он успокаивающим тоном, словно я вот-вот готов был вгрызться ему в горло. Да я и был готов. — Дядю я кидать не могу и не хочу. У вашей Звёздочки есть оборотные средства, покупайте, играйтесь, я вам запретить не могу. Но не более того. Повторяю сказанное: ответ отрицательный.
Он снова поднялся, на этот раз живее, решительнее и торопливо, почти бегом засеменил к выходу. Недовольно приподнял руку, чтобы взглянуть на часы — они блеснули из-под рукава рубашки. Хорошие часы, дорогие, небось.
— Ты об этом пожалеешь! — крикнул я ему в спину.
Брынза напрягся, будто мои слова догнали его и больно ударили по голове, но не остановился и оборачиваться не стал. Он спешил покинуть заведение.
Следующие минут пятнадцать я нервно допивал текилу и отчаянно материл этого нэпманского ублюдка. Гнида, пидар, сука продажная!
Поворот этот оказался для меня воистину неожиданным. Я и представить не мог, что получу отказ от товарища по Комитету. Да ещё в деле, которое столь важно для всех нас.
У меня оставалось ещё две обоймы и, расправившись с выпивкой, я быстро расстрелял их. Пули ложились гораздо точнее.
Ну где, где я смогу взять эти триста тысяч? На гоп-стоп идти? Ну а что, придётся, раз дело такое. Ладно, может быть, и не триста нужно, у этого гандона солярии пороскошнее да погламурнее, не рядовые, пусть двести, пусть даже сто пятьдесят, но и их где-то надо надыбать. Сам-то я денег никогда не откладывал, сколько было на руках — тратил до последней копейки. Жил по-советски: для чего сбережения в коммунизме, где денежные знаки отменены?
Взбудораженная черепушка лишь одно решение подсказывала, один вариант предоставляла: Белоснежка. Честно говоря, меня ломало у неё просить. Какой-то чужой она мне была, и за все эти месяцы так и не зародилась в сердце искренняя к ней симпатия. Даже просто потрепаться по душам не получалось — сразу скатывался в эмоциональный ступор. Вот что значит энергетические заряды разные, не стыкуются.
Всё же она мой товарищ по партии. Боевая подруга. Эмоции и комплексы надо держать при себе. Здесь рассуждать надо просто: требуется достичь цель — значит, не взирая на трудности, обязан выполнить задачу. Почему вон капиталюги в нашей реальности коммунистов победили? Потому что никогда и не в чём не сомневались. Тупо гнули свою линию и выполняли задания боссов. У них тоже кое-чему можно поучиться.
Решительность, снова заявившаяся ко мне во всей красе и полноте, торопилась тут же упорхнуть, и я не стал позволять ей вольничать. Стремительно вытащил из кармана телефон, отыскал среди имён Вику и нажал на кнопку дозвона.
Связь не устанавливалась, Викуша пребывала вне зоны доступа. Раздосадованный, я принялся названивать ей снова и снова, но с тем же результатом. Красавица либо отключила свой сотовый, либо свалила на шоппинг за границу, как они со своей матушкой любили делать раз в месяц-два. Впрочем, и за границей телефон должен был пахать. Это просто западло, вот как оно называется.
Ближе к ночи она всё же отозвалась.
— Виталик? — у-у ты, лапочка. Невинна, как трусики Мальвины. Ну как такую обругаешь, даже несмотря на то, что все в Звёздочке круглые сутки должны быть на связи?
— Вика, бабло мне надо. — Я понимал, что как-то неправильно начал разговор, не в той тональности и не с теми обертонами, но делать было нечего. — Можно взаймы, а можно и просто так.
— Ой, я не знаю, осталось ли у меня. Я потратилась в последние дни. Тебе сколько надо?
— Триста тысяч для верняка.
— Триста… — ни малейшего удивления. То ли натренирована, то ли действительно не деньги. — Ну, я посмотрю, сколько там на карточке осталось, только, знаешь, мне кажется, триста не наберётся. Тысяч сорок если. Но если хочешь, я у мамы попрошу, она не откажет. Только ей надо объяснить, на что они мне нужны.
— Ладно, не торопись, — я понимал, что это тот же самый облом. — Ты где вообще находишься?
— В Питере. В гости ездила. Знаешь, в Эрмитаж ходила. Там столько интересного!.. Хотя капиталюги относятся к нему наплевательски.
— Ну ладно, до скорого!
— Ой, слушай, а тебе Антон не звонил? Мне только что. Он это… Ну, как бы собирает всех. Как обычно.
