— Вижу, вы уже подружились. Пойдете пообедать с нами?
Баби обескураженно смотрит на подругу:
— Паллина, как же это? И с этим вором ты обедаешь?
— По крайней мере, кое-что теперь в мою пользу — платит он!
Стэп глядит на Полло:
— Вот ведь сволочь!.. А мне сказал, что это за ее счет.
Полло смеется:
— Ну, в делом так и есть. Ты же знаешь, я никогда не вру. Вчера я спер у нее деньги и заплачу из них. Поэтому, в каком-то смысле, платит она. Ну так что, вы идете или как?
Стэп нахально заявляет Баби:
— Извини, но сегодня я обедаю с отцом. Может, договоримся на завтра?
Баби пытается держать себя в руках:
— Ни за что!
Паллина садится на мотоцикл позади Полло. Баби огорченно смотрит им вслед. Ей кажется, будто ее предали. Паллина пробует ее успокоить:
— Увидимся позже, я к тебе зайду!
Баби собирается уйти. Стэп ее останавливает:
— Подожди. А то окажется, что я соврал. Скажи ему, пожалуйста, правда ли, что мы с тобой вчера вместе мылись под душем?
Баби высвобождается:
— Пошел ты в жопу!
Стэп ухмыляется Полло:
— Это она так соглашается!
Полло качает головой и увозит Паллину. Стэп провожает взглядом Баби. Она переходит дорогу. Решительно идет. Машина тормозит, чтобы ее не сбить. Водитель отчаянно гудит. Баби, даже не повернувшись, садится в машину.
— Привет, мама.
Баби целует Раффаэллу.
— Как в школе? Все хорошо?
— Просто отлично, — врет Баби.
— Паллины не будет?
— Нет, она сама вернется, — Баби размышляет о том, что Паллина все же пошла обедать с этим типом. Как глупо.
Раффаэлла раздраженно жмет на клаксон.
— Ну где наконец эта Джованна? Даниела, я же сказала тебе ее предупредить!
— Вот она идет.
Джованна, светловолосая девочка несколько болезненного вида, не спеша переходит улицу и садится в машину.
— Извините, синьора.
Раффаэлла молчит. Заводит машину и срывается с места. Яростный рывок довольно красноречиво говорит о ее чувствах. Даниела уставилась в окно. Ее подружка Джулия стоит перед школой и болтает с Паломби. Даниела свирепеет:
— Это просто кошмар! Каждый раз, как мне кто-то понравится, Джулия начинает с ним трепаться и разыгрывать дурочку. Совсем уже! Как она к нему клеится! Она же его просто ненавидела, а теперь стоит, болтает!
Джулия замечает Peugeot, машет Даниеле и делает знак: позвоню, мол. Даниела ненавидяще смотрит на нее и не отвечает. Потом поворачивается к сестре:
— Баби, а Стэп приехал за тобой?
— Нет.
— Ну как же нет, я видела, вы разговаривали.
— Мы случайно встретились.
— Ты могла бы поехать домой с ним. О, а вот и он!
В эту минуту Стэп на полной скорости поравнялся с Peugeot. Раффаэлла в ужасе рулит в сторону. Напрасно. Стэп все равно бы ее не задел. Он рассчитал дистанцию до миллиметра.
Honda 750 пару раз наклоняется, лавируя между машинами. Стэп в темных очках поворачивает голову и улыбается. Он уверен, что Баби смотрит на него. И он не ошибается. Не остановившись на красный, он дает по газам и проскакивает на виа Сиаччи.
— Только посмей поехать с этим типом! Я не знаю, что я с тобой сделаю. Он просто ненормальный. Ты видела, как он ездит? Смотри у меня, я не шучу.
Наверное, мама права. Стэп водит как сумасшедший. Но в тот вечер, с ним, ночью, закрыв глаза, в тишине — ей не было страшно. Ей даже понравилось. Баби лезет в пакет с покупками и отрывает кусочек пиццы. Нельзя же себя все время ограничивать. И, поддавшись порыву «нарушать, так уж все разом», она решает, что момент настал.
— Мама, мне влепили замечание.
Стэп налил себе пива и включил телевизор. Десятый канал. На MTV крутили старый клип Aerosmith «Love in an elevator». Стивена Тайлера в лифте настигла космическая шлюха. Тайлер, который в десять раз красивее Мика Джаггера, оценил девушку по достоинству. Стэп подумал об отце. Отец сидел как раз напротив. Интересно, а он бы оценил? Отец берет пульт и выключает телевизор. Он, как Паоло, совсем не ценит красоту.
— Мы не виделись три недели, а ты включаешь телевизор. Может, все же поговорим?
Стэп отхлебывает пива.
— Хорошо, поговорим. О чем ты хочешь поговорить?
— Скажи, что ты думаешь делать с...
— Не знаю.
— Что значит — не знаю?
— Очень просто... Это значит, что я пока не знаю.
Служанка вносит первое блюдо. Ставит пасту в центр стола. Стэп смотрит на погасший экран телевизора. Интересно, Стив Тайлер еще делает в конце сальто-мортале? Ему пятьдесят пять лет, а он в такой форме. Исключительное здоровье. Сила природы. Он смотрит на отца. Тому сложно даже положить спагетти в тарелку. Стэп пытается представить себе отца более молодым, представить, как он делает сальто-мортале. Не получается. Скорее уж Паоло трахнет секретаршу.
Отец передает ему пасту. Она сдобрена тертым хлебом и анчоусами. Эта паста ему нравится больше всего. Ее всегда готовила мама. Она никак не называется. Главное, чтобы были спагетти с тертым хлебом и все. Даже анчоусы необязательны. Стэп накладывает себе спагетти. Сколько раз он ел за этим столом, в этом доме с Паоло и матерью. Обычно в маленькой тарелочке всегда была особенная приправа. Паоло и отец ее не ели, она была предназначена только для него. Мать накладывала ему приправу в пасту понемножку, ложечкой. В конце обеда она, улыбнувшись, выкладывала ему в тарелку все оставшееся. Это была его любимая паста. Интересно, почему отец вспомнил о ней?
— Ты заметил, я заказал пасту, которую ты любишь. Как тебе?
— Очень вкусно. Спасибо, папа. Хорошо приготовлено. Вот только приправы должно быть побольше. Можно еще пива?
Отец зовет служанку.
— Не хочу показаться навязчивым, но почему ты не пошел в университет?
— Не знаю... Я еще думаю. И потом, надо определиться с факультетом.
— Можешь пойти на право или экономику, как твой брат. После окончания я помог бы тебе с работой.
Стэп вообразил себе: вот он, в костюме, как у брата, в офисе, с кучей папок с делами. С секретаршей. Последняя мысль на секунду увлекла его. Потом он задумался. Ведь всегда можно пригласить ее куда-нибудь и по-прежнему ни хрена не делать.
— Не знаю. Меня как-то туда не тянет.
— Почему? В школе ты учился хорошо. Трудно тебе не будет. По аттестату зрелости у тебя средний балл семнадцать — не так уж плохо.
— Папа, дело не в этом. Я еще не решил, я же сказал. Может быть, осенью. А сейчас я и думать об этом не хочу.
— А чего тебе хочется сейчас? Шляться и устраивать драки? Ты постоянно где-то шатаешься и возвращаешься поздно. Мне Паоло сказал.
— Что он тебе мог сказать — он же ни хрена не знает!
— Зато я знаю. Может, лучше было бы, если б ты послужил годик в армии — там бы тебя пообтесали.
— Вот только армии мне и не хватало.
— Знаешь, выходит, что я тебя отмазал только для того, чтобы ты шлялся по улицам и дрался с кем ни попадя. Лучше бы ты пошел служить.
— Ну что ты такое говоришь... Я — дерусь... Папа, ты зациклился.
— Нет, я боюсь. Помнишь, что сказал адвокат? Вашему сыну надо быть осторожнее. Кто-нибудь донесет, что-нибудь случится — и решение суда автоматически вступит в силу.
— Помню, конечно. Ты мне двадцать раз это повторил. Кстати, а ты что, виделся с адвокатом?
— Да, на той неделе. Оплатил последнюю часть счета.
Он говорит это очень мрачно, как бы подчеркивая, что ему это дорого обошлось. В этом они с Паоло очень похожи. Только и делают,что считают деньги. Стэп решает не обращать внимания.
— Он все еще носит тот ужасный галстук?
— Нет, умудрился найти еще более ужасный.
Отец улыбается. Пожалуй, лучше быть милым. Со Стэпом жесткие меры не проходят.
— Да ладно, так не бывает. Мы заплатили ему столько денег... — Стэп поправляется, — то есть ты заплатил... Он мог бы наконец купить приличный галстук.
— Я столько заплатил, что он мог бы сменить весь гардероб.
Служанка забирает тарелки и приносит второе. Бифштекс с кровью. К счастью, с ним никакие воспоминания не связаны. Стэп смотрит на отца. Он склонился над тарелкой, режет мясо. Спокойный. Не то что в тот день. Давным-давно, в тот страшный день.
Та же комната. По комнате взад и вперед бегает отец.
— Что значит — «Почему? А что такого?»! Ты зверь, ты животное, ты вообще не соображаешь! Мой сын — псих, преступник, изверг! Ты изуродовал этого парня! Ты понимаешь, что натворил? Ты же мог его убить! Или ты даже этого не понимаешь?
Стэп сидит, опустив глаза, не отвечая. Вмешивается адвокат:
— Синьор Манчини, что сделано, того не вернешь. Бесполезно кричать на мальчика. Я полагаю, что какие-то причины, пусть и скрытые, у него все же были.
— Хорошо, хорошо. Но скажите мне: что же нам теперь делать?
