Ну, держись, Маркин!
– Поэтому был просто потрясен, когда обнаружилось, что умная, сильная женщина, стоящая передо мной – это и есть та самая Маша Петрова. Кстати, почему Маша и почему Петрова?
– Петрова – это моя девичья фамилия. А Маша, точнее Машка, – я пожала плечами, – так исторически сложилось. Маркин меня так с детства называет.
– Понятно, – Андрей замолчал и сделал глоток. – Мне потом и хотелось, и не хотелось увидеться с Вами еще раз.
– Почему?
– Почему хотелось? Или почему не хотелось?
– Почему хотелось – я поняла. Я умная и сильная. А почему не хотелось?
– По той же самой причине.
Вот как. Интересно.
– Я как-то видел в одной передаче интервью с Венсаном Касселем. Так вот, он сказал, что обычно мужчины избегают умных женщин, потому что не знают, как ими управлять.
Я тоже видела это интервью. Потом Венсан Кассель добавил, что не представляет, как можно управлять кем-то, кого любишь. Но этого я Андрею не скажу.
– Н-да. Ситуация, можно сказать, патовая. Вы для меня слишком красивый, я для Вас слишком умная. Что делать будем?
Он хмыкнул.
– Не знаю. Может, еще по коктейлю?
Я и не заметила, как мой бокал опустел.
– Давайте. Он, вроде, не опасный.
– Да, совсем легкий. Там только мартини и сок.
Андрей подал знак бармену, и тот мгновенно смешал нам еще по бокалу. Ну, пусть будет мартини.
– Марина, скажите, что означает фраза «Я для Вас слишком красивый»?
– Она означает, что я для Вас недостаточно красива.
Он развернулся ко мне и уставился на меня, широко раскрыв глаза.
– Кто Вам такое сказал?
– А разве не так?
– Не так. Женщина или нравится, или не нравится мужчине. И красота здесь не при чем. Привлекает внимание совсем не внешность.
– А что же?
– Сияние, которое исходит от женщины. Или не исходит. Тот внутренний свет, который заставляет мотылька лететь на огонь и сгорать в нем. На самом деле все женщины делятся на две категории: которые светятся и которые не светятся. Женщина может быть молодой или в возрасте, худой или полной, блондинкой или брюнеткой, с какими угодно руками, ногами и грудью: если в ней горит огонь – она всегда будет привлекать мужчин. И здесь не при чем интеллект, знания и эрудиция. И может не быть не только хорошо оплачиваемой должности, но даже среднего образования.
– Что же это за огонь?
– Это осознание женщиной того, что она ценный трофей. Что за нее стоит бороться.
– И только?
– Вы думаете, это так легко – быть женщиной, за которую стоит бороться? – Андрей усмехнулся.
– Почему же не все женщины светятся?
Он поставил бокал на стойку и помешал в нем соломинкой.
– Некоторые хотят, но боятся, что их отвергнут. Поэтому, чтобы избежать боли заранее, делают вид, что не очень-то и хотелось. Другие, возможно вследствие какой-то душевной травмы, полученной в детстве или юности, ставят на себе крест, искренне считая себя недостаточно красивыми. Кто-то прикидывается синим чулком, кто-то пытается быть своим в доску парнем. Проявления разные, но истинная причина одна – женщина не считает себя достойной того, чтобы за нее боролись.
– Как же включить этот свет?
Андрей пожал плечами.
– Не знаю. Вы женщина – Вам видней.
Мне становилось все грустнее и грустнее.
– Значит, мы должны сидеть и светиться, а вы будете порхать от лампы к лампе.
Он хмыкнул.
– Ну, почему же порхать? Мы будем искать.
– Ага. Такую же, но с перламутровыми пуговицами.
Он засмеялся и подавился коктейлем. Я похлопала его по спине, дожидаясь, пока он откашляется.
– Знаете, Андрей, Ваши слова противоречат тому, что я видела на выставке.
– А что Вы видели?
– Двух пантер, которые вас бдительно охраняли. Помните, красотки с ногами от шеи и без признаков интеллекта на лице? Как же они согласуются с Вашими словами о том, что внешность не играет роли?
Он помрачнел.
– Это временное явление. Просто я еще не нашел свою женщину.
– Может, Вы не там ищите?
– То есть?
– Ну, может, хватит избегать нас, умных? А?
– У меня уже была одна умная.
– И что?
– И то. Вы видели мои фотографии.
– А не надо было пытаться управлять ею! Надо было просто любить ее.
Я все-таки это сказала.
– Может, Вы и правы.
Он устало потер глаза рукой. К нам подошел какой-то молодой человек:
– Прошу прощения, что прерываю вас. Андрей Сергеевич, Вас просят вернуться за стол. Иван Аркадьевич хочет сказать слово.
Юноша виновато улыбнулся мне и исчез.
– Кто такой Иван Аркадьевич? – спросила я.
– Это мой бывший наставник и научный руководитель. Я ему многим обязан, да практически всем. Вы видели его портрет на выставке.
– Это тот суровый старик в белом халате?
– Точно.
– Такого нельзя заставлять ждать. Пойдемте по местам. Меня уже тоже наверняка потеряли.
Я сделала попытку слезть со стула, но Андрей меня удержал.
– Подождите еще минутку. Марина, я хочу Вам сказать, что была еще одна причина, по которой я так и не решился с Вами встретиться.
– Какая же?
– По-моему, Вы очень много значите для Алексея.
– Что?!
– Именно так.
– Вы ошибаетесь.
– Я врач. У меня глаз – алмаз, и я никогда не ошибаюсь.
Я так смеялась, что была вынуждена схватиться за барную стойку, чтобы не упасть со стула. А Андрей, нимало не смутившись, продолжил:
– Правда, он жестоко заблуждается на Ваш счет, считая Вас слабым, беззащитным существом. Вы просто еще не понимаете, чего хотите. Но скоро поймете – и тогда Вас ничто не остановит.
Я, наконец, отсмеялась. Боюсь, что от слез у меня потекла тушь. Придется пойти в дамскую комнату.
– Ну, что ж. В таком случае не разрушайте его иллюзии. Я сама это сделаю. Как-нибудь при случае.
– Договорились.
Он подал мне руку, помог встать на ноги и проводил к моему столу.
Потом мы еще пару раз танцевали вместе. Девчонки пожирали нас глазами. У меня уже отнимались ноги. Я была полумертвая от усталости и мартини. Посидев еще немного, я вызвала такси и поехала домой.
…
Назавтра в конторе только и было разговоров, что о вчерашнем веселье. Никто не работал, все ходили из кабинета в кабинет и обсуждали, обсуждали, обсуждали. Я уже устала отвечать на одни и те же вопросы. Да, он врач, фотограф и музыкант. Мы познакомились на его выставке. Нет, мы не встречаемся. Я не знаю, есть ли у него сейчас кто-нибудь.
Мне бы посидеть одной в тишине и подумать. Была какая-то связь между тем, что Андрей сказал мне про Маркина, и его словами про внутренний огонь. Но эта связь ускользала от меня. Мысли были как рассыпавшиеся паззлы, которые никак не хотели складываться в единое целое.
Голову словно сдавили тисками. Каждое движение отдавалось ударом в висок. В список продуктов, запрещенных отныне к употреблению, к коньяку и шампанскому добавился мартини.
Наконец, этот невыносимо долгий день подошел к концу, и я позвонила Лехе.
– Привет!
– Привет!
– Ты еще долго будешь там сидеть?
– А что?
– Да ничего. Кто-то обещал мне починить компьютер. В этом году.
– Машка, дел невпроворот! Мы же завтра уезжаем в Шорию, у меня вещи не собраны, а мне еще нужно доделать договор и сегодня же его отправить.
– Ну, что ж, ладно. Счастливого пути. Отдыхай хорошенько, катайся с горки…
– Спасибо.
– … и представляй, как твой кот умирает с голоду.
– Чего?!
– Как он лежит, бедненький, возле своей пустой миски. Один-одинешенек в большой квартире. И никто ему даже водички не нальет.
– Ну, ты садистка!
– И смотрит он на дверь в напрасной надежде…
– Так, хватит! Я все понял. Как закончу договор, сразу приеду. Где-то после семи.
После семи могло означать что угодно. Единственное, в чем я могла быть уверена, так это в том, что он точно приедет, если пообещал.
Вернувшись домой, я маленько поспала, и моя голова почти прошла. Мы с Мишкой собрали в большой комнате елку и стали ее наряжать.
Мои родители до сих пор каждый год покупали настоящую ель или пихту. Мне очень нравился хвойный запах – он возвращал меня в детство. В то время, когда я еще верила в чудеса и сказки. Но мне было безумно жалко эти несчастные создания, которые выбрасывались на помойку буквально на следующий же день после Нового года. Моей давней мечтой было купить живую ель или пихту, на худой конец даже сосну, растущую в горшке. Но они мне почему-то не попадались. В прошлом году я купила канадскую искусственную елку, пушистую и красивую, взамен уже старенькой отечественной. Она выглядела, как настоящая, только что не пахла.
Я помогла Потапычу разобрать гирлянду и повесила шары на самые высокие ветки, куда он пока не дотягивался. Мишка взялся развешивать остальные игрушки, а я пошла на кухню.
