Владимир Рафеенко - Московский дивертисмент [журнальный вариант]

Хватит трындеть! Это снизу прервала их беседу уставшая от ожидания совместного чаепития ма. Сейчас идем, ма, крикнул Патрокл, взял за руку Джанет, и они стали спускаться по лестнице. Потом поговорим, хорошо? Ма не любит ждать. Потом, ладно?! Наконец-то! Филомела разлила чай по чашкам и откуда-то из шкапчика, застекленного мутно-зеленым стеклом, достала тарелочку подсохшего печенья. Угощайся, гостья дорогая, сказал она. Спасибо. Да нет, ты угощайся, а то ведь я и обижусь! Джанет пожала плечами, взяла одно печенье, натянуто улыбаясь, укусила его и начала жевать.

И в то же самое мгновение ее пронзила такая тоска, что из глаз сами собой полились горючие слезы. Плачь, сучка, плачь, сказала Филомела, тряся немытыми патлами и понимающе качая головой, пусть тебе сразу отольются все его слезы, пусть ты сейчас поимеешь то, что он будет иметь потом! Ма, не надо этого делать, попросил Патрокл, намазал кусок городской булки сливочным маслом и стал есть. Она все равно ничего не поймет, только зря обижаться будет. Да нет уж! Пусть порыдает, сука немецкая, пусть выльет из себя воду жалости! Ма, ну она же по-настоящему уже рыдает, может, хватит?! Ничего, пусть порыдает, меньше ссать будет! Ну, ма, я тебя прошу, она ни в чем не виновата, это просто такая история! Отпусти ее, ма, не мучай, ты же ее этим не изменишь! У нее свое предназначение во всем этом бедламе, а у нас свое, пусть будет так, как есть! Ну, смотри, мальчик, только ради тебя! Была бы моя воля, она бы у меня провела неделю в аду! Только ради тебя, милый!

Тоска медленно ушла из Джанет. Она вытерла слезы и решительно встала из-за стола. Хватит, Патрокл, я сыта всем этим, сказал она, чувствуя, как внутри у нее колышется и мерцает какая-то странная влекущая к себе сине-зеленая тьма.

Да, ма, мы пойдем, пожалуй, согласился Патрокл и, поцеловав Филомелу в сухую коричневую щеку, встал из-за стола. Значит, спокойно спросила Филомела, ты все равно до конца останешься с этой сукой? Да, ма, ты знаешь, что останусь, зачем спрашивать? Это все из-за Трои? Да, я думаю и об этом, но главное тут другое! Ты же знаешь, что тут главное, ма! Главное — любовь! Я люблю ее, ма.

Бедный-бедный мой сынок, сказала Филомела, сделала глоток из чашки, лучше бы ты погиб тогда от руки Аполлона, чем теперь испытаешь весь позор и горечь мужского одиночества! Это пустые слова, ма, сказал Патрокл, пустые и преждевременные! Кто знает, что будет? Я знаю, что будет, сказала Филомела. Не понимаю, но знаю. Ладно, идите. И ты, как тебя зовут? Джанет. Да, Джанет, ты люби моего сына, люби, покуда вы вместе! Ведь у него больше никогда никого не будет! И ты, вдруг завыла она сквозь слезы, ты знай, что тоже обречена!

На что она обречена?! На троичность, крикнула Филомела, простирая перед собой руки, на грязную троичность серого короля! О грязь, на которую ты обречена, о, ужас, через который ты пройдешь! Филомела затряслась всем телом и сползла со стула на пол. Ее грязные нечесаные волосы копной легли на покрытый пылью пол. Ты проклята! Ты проклята, но твое проклятие станет твоей звездой, и твоим вызовом, и твоим оправданием, если ты сможешь преодолеть себя в час битвы!

Ты меня извини, сказала Патроклу ошеломленная и обескураженная всем происходящим Джанет, но, кажется, она, твоя мать, все же вполне и окончательно свихнулась! Ма, вы свихнулись, сказала она с гневным вызовом, развернулась и пошла по направлению к двери. Ее душили слезы, она была страшно смущена и раздосадована. Ее смятение усугублялось тем, что в сердце Джанет отзывалось что-то резкой ноющей болью на те слова, которые она сейчас услышала.

Подожди, догнал ее на улице Патрокл, пойдем вместе. С серого неба стали срываться капли дождя. Как холодно, сказала она и взяла его за руку. Ты извини, что я так ее назвала, но это ни в какие ворота не лезет. Да, я знаю, беспечно ответил он. И она не сумасшедшая, и ты ни в чем не виновата. Жаль, что между вами такая большая культурная пропасть…

Это было в прошлое воскресенье, и с тех пор Джанет успела уже сто раз пожалеть о том, что наговорила ему тогда. Своему умному, красивому и смешному Патроклу. Да, думала Джанет, он так и сказал — “культурная пропасть”! Это так смешно! При всей его развитости он бывает настолько нелепым и смешным, что просто ужас! Она покачала головой и улыбнулась. Ну, так что, поедем ко мне? Если ты боишься, что снова явится Филомела, то я тебе могу дать слово, что больше ты с ней общаться не будешь. Она, вообще-то, совсем не общительная дама. Тебе, можно сказать, повезло, что ты не только ее увидала, но еще и разговаривала с ней!

Да, мне очень повезло, засмеялась Джанет, просто необыкновенно! Твоя Филомела — это нечто особенное! Я всю неделю находилась под впечатлением. А ты запомнила, что она тебе говорила? Патрокл внимательно посмотрел на Джанет, будто пытаясь прочесть ответ в ее глазах. Да нет, снова засмеялась она, как бы я запомнила весь этот бред! Это же было не общение, а древнегреческая трагедия какая-то! Не знаю, как она выглядит за Перевалом, если сделать усилие и поверить в его существование, но здесь ей смело можно давать роль сумасшедшей и несчастной Кассандры! Ну что ж, философски заметил Патрокл, что-то от Кассандры в ней действительно есть. Филомела так же, как Кассандра, не может быть услышана. Те, кто нуждается в ней, ее не слышат. Никто не готов к этому.

Только не нужно дурацкой мистики, внезапно вспыхнула Джанет. Не надо превращать этот деревянный сарай, дом твоих родителей, в храм Аполлона в Дельфах! Тоже мне оракула нашел! Ты ее помой сначала, свою мать! Ты слишком зла сейчас, мягко заметил Патрокл. А ты помнишь, что она кричала перед самым моим уходом?! Что? Что я проклята и еще что-то про троичность и серого короля! Хочешь знать, что это такое? Что? Типичный набор затрапезной и наглой цыганки! Сначала запугать, а затем с помощью простых и понятных слушателю символов и знаков подчинить! Ей просто не нравится, что я старше тебя! Вот и все! Вот и все пророчества и загадки! Джанет засмеялась резко и грубо, будто выталкивая из себя толчками этот смех.

Но Джанет…

Хватит, я сказала! Если ты еще раз заговоришь со мной о своей сумасшедшей матери, мы с тобой поругаемся! Ну, с какой стати мы будем ругаться, сказал Патрокл. Мы не будем ругаться. И что она может знать о троичности?! Джанет никак не могла остановиться. Она сама не подозревала, насколько глубоко и сильно ее поразили слова Филомелы.

Что она может знать о троичности?! У нас не будет больше повода говорить о моей матери, но я тебе должен сказать, что в одном из вариантов ее биографии, рассказанном мне моим отцом, есть такой, согласно которому Филомела вместе с Периопидой и Полимедой встречали только-только родившегося Христа.

Поэтому она имеет право толковать о троичности.

Эти три женщины, три мои матери, пришли с дарами к родившемуся Христу. Одна из них принесла золото, другая ладан, а Филомела была просто смирной и тихой, и, кроме своего смирения, не принесла ничего. Она стала на колени и просила у новорожденного Христа только об одном — чтобы Москва, город, в котором когда-нибудь будет жить ее сын, выдержала натиск крысиного короля! И это была первая официально зарегистрированная на небесах молитва о России. Потом, когда греки станут оплотом православия, а Россия перехватит у них эту эстафету, никто наверху уже не будет удивляться подобным молитвам. Но в то время это, конечно, было нечто. Согласись, это поступок — молиться за страну, которой еще нет!

Какой бред, сказала Джанет, покачивая головой и пытаясь не вспылить, господи, боже мой, какой необыкновенный бред! Тебе лечиться нужно, мой милый! Мой бедный, бедный мальчик! Твою психику подкосила жизнь с матерью-истеричкой, которая, извини меня, совершенно определенно имеет серьезнейшие психические отклонения! Я не знаю, кто твой отец, да, признаться, и знать особо не стремлюсь, но мне почему-то думается, что он тоже парень не подарок! Удивляюсь, как в этой семье и с этой наследственностью ты сохранил в себе хоть какое-то здравомыслие!

А мне, ты знаешь, мне нравится этот апокриф, нимало не смущаясь, продолжил Патрокл с улыбкой. В самом деле, эта история не вступает в жесткое противоречие с текстом Евангелий. Там было три волхва — и тут, там были приношения — и тут. Правда, они должны были быть царями и прийти с востока, но все три мои матери были из хороших семей. Филомела, например, была дочерью царя Афин. Ведь, если разобраться, не так уж нам и важно, звали ли волхвов Каспар, Мельхиор и Валтасар, или их звали Джаганатха Пури, Варанаси, Харидвара, или еще как-то?! Златоуст, между прочим, пишет о том, что их было не трое, а двенадцать. Так что я оставляю за собой право верить этой маленькой семейной легенде! Я же не претендую на абсолютную достоверность! Но должен тебе сказать, что ты зря относишься к моим рассказам, равно как и к моей семье, так поверхностно и, скажем так, предвзято. Это изобличает в тебе некоторую эмоциональную и интеллектуальную ущербность.